«Мы сознательно не ставили перед собой задач просвещения и являемся, по сути, эдаким сборником сугубо личных впечатлений по разным поводам. И все, что хотелось бы, – это быть неким цветным стеклышком во всей разноцветной мозаике самиздата».

От себя заметим, что в данном журнале, несмотря на легкую нервозность и «детскую болезнь матюгизны», есть и любовь, и солнце, и воздух. А значит, есть чем дышать…

«А Житинский – это не фамилия вовсе, это такое волшебное слово, почти как «бошетунмай»».

ВАРШАВА

ВIДРИЖКА

7 номеров: № 1 – конец 1987 г., № 6/7 – весна 1991 г., 44 стр., тир. – 500 экз., комп. + фото + граф./ксер., на укр. языке

Ред.: Вл. Наконечный

История, рок и судьба распорядились так, что многочисленные осколки нации оказались разбросанными вдали от родины-нэньки – в Канаде, Австралии, США и, конечно же, в Польше.

После того как в последнее время граница между Украиной и Польшей стала достаточно условной, на зов предков ринулись обе стороны: толпы коммерсантов, «деятелей культуры», мелких авантюристов – «як усе не з'iм, то хоч трохи понадкусую». Ринулись в Польшу и многочисленные рок-группы: «Иванов Даун», «ВВ», «Коллежский Асессор», «Банита-Байда», «Сахар – белая смерть» – нет им числа. В огороде бузина, а в Киеве… Как вы правильно заметили, все они родом оттуда.

«Вiрижка» – журнал, издаваемый в Варшаве союзом польских украинцев (входящим в «их» совет нацменьшинств) и в основном посвященный укркультуре как таковой. Наряду с философией, утонченной эротикой и нюансами национального фольклора исследуется и укрязычный индепендент – благо материал под руками и ездить далеко не надо. Помимо наших туристов в журнале скрупулезно изучается укррок всего мира – в частности, «Идиот Годе» и «Юкрэйнианз» (Англия), «Осэлэдэць» (Канада) и другие.

Ряд названных групп в свое время выступил на андеграундном фестивале «Украинские ночи» в Гданьске, который проводился как альтернатива пресловутому «Сопот». Последний характеризуется в журнале как «фестиваль издевательств над укркультурой».

…Что же касается остальных материалов, то они, как правило, напоминают талантливую попытку украинизации сознания во вселенной.

ВЕЛИКИЕ ЛУКИ

ЛЛОР-Н-КОР

31 номер: № 1 – май 1986 г., № 31 – апр. 1994 г., 4 стр., тир. 10–30 экз., маш. + фото/ксер.

Ред.: Г. «Дядя Джи» Моисеенко, Н. Моисеенко, Е. Моисеенко, А. Сидоров (до № 6)

Идея создания первой и единственной на последующие два года рок-газеты России возникла еще осенью 1985 года. Возможно, что толчком к этому послужило знакомство будущего редактора «Ллор-н-кора» Дяди Джи с Колей Васиным, ибо, побывав в его квартире-музее «Битлз», невозможно не заразиться какой-нибудь сверхидеей на благо соврока. Совместно с А. Сидоровым (обитавшим тогда на берегах озера Ильмень, а позднее в Москве: «Метал Хаммер», «Московский комсомолец», «Рок-Сити» и т. д.) был составлен ряд прожектов – от переорганизации газеты в рок-бюллетень до выпуска чисто металлической газеты «П-Молот». Пока Сидоров в течение полугода находился в душевном согласии со своими планами, Дядя Джи, вконец отчаявшись и на все плюнув, накатал несколько заметок; затем, снабдив их фотографиями, придумал названия и все это наклеил на лист ватмана с предварительно расчерченной шапкой.

Купив килограмм конфет, он отдал свое творение на ксерокс в организацию N, долго пуская слезу перед недоумевающей и трясущейся сотрудницей, обещая, что все будет шито-крыто.

Получив 2 мая 1986 года десяток экземпляров «Ллор-н-кора», Дядя Джи поставил Сидорова перед фактом выхода газеты.

Несмотря на множество недостатков, «Ллор-н-кор» уже тогда выделялся среди общей массы рок-изданий уникальной системой дистрибьюции. Распространялась газета по почте в конвертах с нечеткой печатью и с неподписанным обратным адресом: в родном городе на раннем этапе «Ллор-н-кор» хождения практически не имел.

Рок-жизнь в стране кипела в полную силу, и первые пять номеров выходили с завидной регулярностью – раз в месяц. В газете сложилась редколлегия из трех человек. По истечении первых пяти безоблачных месяцев «Ллор-н-кор»… прекратил существование. Не вдаваясь в подробности этой темной истории, отметим зловещую роль одного из членов тогдашней редколлегии в том, что Дядя Джи отправился отдыхать на неопределенный срок… в колонию усиленного режима. В течение двух лет главный редактор «Ллор-н-кора» так и не знал (если не считать официальной версии) за что.

«Я давно на все это плюнул, и если меня посадят еще раз, я нисколько не удивлюсь».

После выхода Дяди Джи из колонии газета стала издаваться вновь. Пострепрессионный период ознаменовался для «Ллор-н-кора» явным улучшением информационного качества (интервью с Задерием, Ал. «Макетом» Дегтярем и т. д.). Львиная доля материалов отныне посвящалась рок-жизни на периферии (поселок Лазаревское, Туркестан, Великие Луки, Орехово-Зуево, Саратов, Хабаровск, Ярославль, Псков). Не отрицая факт наличия рока в Питере (существуют питерские спецвыпуски), газета чуть ли не единственная из динозавров самиздата наглухо блокировала своим вниманием… московский рок. О нем в «Ллор-н-коре» нет ни слова.

Вместе с тем на своих страницах «Ллор-н-кор» пытается искренне и честно бороться со всевозможными негативными моментами в русском роке. В частности, газета активно выступает против:

• употребления рок-прессой инвективной лексики;

• действий ОМОНа на рок-концертах (например, на «Алисе» в Питере, на Дне города в Пскове и т. д.);

• защиты сексуальных меньшинств. Дядя Джи даже отказался подписать знаменитое письмо в защиту гомосексуалистов и лесбиянок, составленное Веселкиным (несмотря на то, что в числе подписавшихся были такие издания, как «РИО», «Контр Культ Ур’а», «Гучномовець» и примкнувшая к ним газета «Энск»).

…В июне 1992 года братиславская газета «Смена» опубликовала ретроспективный материал «Дядя Джи сидел два года» с весьма оптимистичным резюме в финале. Чешские коллеги не знали, что ровно через две недели после выхода статьи Дядя Джи будет избит во время концерта на Дне города псковским омоном за «вмешательство в действия».

Так что за последние несколько лет вокруг нас, по сути, мало что изменилось.

«В этой стране не бывает зимы, как, впрочем, и весны, и лета. Это страна вечной осени. И будет ли воля Божия на Весну – нами не знамо. И не дано никому предсказать будущего, и только упование на любовь даст нам силы не рехнуться окончательное («Ллор-н-кор» № 24).

ПЕРГАМЕНТ

5 номеров: № 1 – весна 93 г., № 5 – зима 94 г., 10 стр., тир. – 20 экз., рук. + комп. набор + граф. + фото/ксер.

Ред.: Игорь «Хэви» Ракчев

Малозначительный десятистраничный орган местной группы «Цербер», выходящий с 1993 года и в основном посвященный региональному хард-н-хеви. Характеризуется наличием комиксов и бойких графических иллюстраций – на фоне лошадиных доз крестьянского юмора, поданных читателю в жесткой металлической упаковке.

ВЕНТСПИЛС

ЕРЕСЬ

9 номеров: № 1 – дек. 88 г., 10 стр., тир. – 6 экз., комп.,№ 9 – осень 91 г., 80 стр., тир. – 12 экз., маш. + граф. + фото + коллаж/ксер.

Первая ред.: А. «АС» Штатский, Ю. «В. Бастен» Нагайцев, Стэк, А. Лебедев

Вторая ред.: А. «АС» Штатский, С. «Сте» Струневский

В свое время среди идеологов музсамиздата была модна так называемая теория выживаемости. Суть ее сводилась к тому, что сильные журналы задыхаются уже к своему второму-третьему номеру («Вопросы Олигофрении», «Шумелаъ Мышь», «Контр Культ Ур’а»), а если этого не происходит, то журнал развивается лишь по инерции, паразитируя на старых приемах.

И наоборот – у изданий с малоинтересными первыми номерами при наличии известной доли «непотопляемости» в будущем весьма возможны определенные достижения.

По правде говоря, многое в этой теории вилами по воде писано (см. «Урлайт», «Сморчок»). Тем не менее ее вторая часть подходит к обозреваемой «Ереси» просто идеально. Если бы в самиздате, подобно футболу и хоккею, существовал «Кубок Прогресса», то в сезоне 91/92 его обладателем однозначно стал бы журнал из Вентспилса.

…Нынешний Вентспилс – это настоящая внутриреспубликанская кормушка, т. к. за счет порта в нем добывается до 70 % латвийской валюты. В итоге – комфорт, сытость и абсолютно не рижский микроклимат. Вроде бы не до рока, тем паче – не до самиздата…

Возвращаясь к предмету разговора, нелишне для сравнения вспомнить, что на протяжении первых шести номеров «Ересь» представляла собой всего лишь малоактуальный вариант очередных рок-н-ролльных «Аргументов и Фактов». С той лишь разницей, что в данном случае это было рок-обозрение с креном в рижские дела; пресловутым «духовным посланием» там и не пахло.

Все, что произошло потом, напоминало финал сказки про гадкого утенка. То ли сыграли свою роль изменения в составе редакции, то ли до нее дошла суть неудачи альянса с «Комсомольской правдой»^[11]… А может, работающим над собой людям просто свойственно с течением времени взрослеть и расти вглубь. Короче говоря, все последующие номера не имели ничего общего со своими предшественниками. Давно не приходилось наблюдать столь разительный качественный скачок одного журнала за столь короткий промежуток времени.

Хотя начиная с седьмого номера около половины каждого выпуска посвящалось альтернативной музыке, узкие рамки рок-журнала остались для проекта где-то в далеком прошлом. Условно говоря, поздняя «Ересь» удачно синтезировала в себе особенности камерноэстетического самиздата с формами крайнего радикализма в их прибалтийском варианте. Что касается самой андеграундной культуры, то она в журнале исследовалась вдоль и поперек – от проблем русскоязычного музиндепендента до некрореализма, спонтанной эссеистики и радикально космополитических материалов.

Так как на финишной стадии журнал делался Андреем Штатским чуть ли не в одиночку, уместным видится наличие в нем дайджест-блока, содержание которого отличалось немалым вкусом: «Индекс», «Часы», «Фонограф», «Гумфонд», «Шумелаъ Мышь» и т. д.

По сравнению с изначальным бесцветным компьютером, до неузнаваемости изменился дизайн – утонченные коллажи с «двойным дном» и провокативные рисунки привели в равновесие форму и содержание.

Что касается менеджмента и дистрибьюции, то в целом «Ересь» оказалась одним из самых раритетных изданий, распространявшимся исключительно на экспорт в литературно-музыкальные круги за пределами Латвии.

К слову, фрагменты одного из последних номеров журнала были представлены на страницах нью-йоркского альманаха «Черновик», выпускаемого поэтом-авангардистом Александром Очеретянским.

ВЛАДИВОСТОК

ДВР

12 номеров: № 1 – весна 87 г., № 12 – лето 91 г., в среднем 100 стр., № 1–5 – тираж до 7 экз.; № 6–8 – тираж до 20 экз.; № 9–12 – тираж до 150 экз.; № 1–5 – маш., граф.; № 6–10 – ксер.; № 11, 12 – комп., ксер.

Ред.: Максим Немцов («Мх», «А. Архипов», «А. Андреев» и др.), Ольга «Чудненко» Немцова, А. Воронин, Мих. Павин

Практически первый дальневосточный рок-журнал, возникший осенью 86 года с целью осмысления рок-ситуации на Дальнем Востоке и основных тенденций рок-музыки в стране»^[12].

Первоначально проект назывался «Фуникулер» и носил функции типичного фанзина Владивостокского рок-клуба, существовавшего в городе чуть ли не с 1984 года.

Загадочная «инициативная группа», принимавшая участие в создании «Фуникулера», состояла из четырех человек, сыгравших впоследствии основную роль в истории «ДВР».

К тому времени один из будущих редакторов журнала Максим Немцов, закончив учебу на факультете английской филологии Дальневосточного университета, работал по распределению в местном морском пароходстве, совмещая тем самым приятное с приятным и полезное с полезным.

Второй редактор – Ольга Немцова – еще находилась на стадии сдачи зачетов и экзаменов по программе IV курса филологического факультета вышеупомянутого учебного заведения.

Игорь «Дэйв» Давыдов был председателем джазовой секции, обладателем прекрасной фонотеки и, по совместительству, научным сотрудником Дальневосточного политехнического института.

Последним членом редакции и автором названия «Фуникулер» стал Александр «Дема» Демин – «интересный блюзовый исполнитель»^[13], окончивший отделение японской филологии и карьеру моряка почти одновременно – «за скандальную связь в Сингапуре с Тиной Тёрнер».

…Владивостокский рок-клуб, несмотря на бурное боевое прошлое (включавшее в себя и «годы подполья», и неоднократное участие в первомайских демонстрациях), реально представлял собой «всего лишь кучу народу, которые рады друг друга видеть и раз в неделю ходят пить кофе в один и тот же подвальчик»^[14]. По большому счету местных «Синдромов» и «Антициклонов» в городе, увы, не наблюдалось.

«Когда мы начинали делать журнал, – вспоминал через несколько лет М. Немцов^[15], – наше отношение было такое: „Да, конечно, во Владивостоке ничего нет, все дерьмо. Все мы в нем сидели. А вот не попытаться ли нам сделать из подобного дерьма конфету?“»

В результате первые два номера (с июля 1987 года «ДВР») были органично ориентированы исключительно на местную рок-сцену с акцентом на описание и осмысление первых крупных домашних рок-акций. (Интересно, что впоследствии одна из статей подобного плана о владивостокском рок-н-ролле несколько неожиданно всплыла в Москве – в виде пиратской перепечатки в журнале «Зомби».)

Часть материалов в ранних «ДВР» была связана с питерской тематикой. Непосредственно на ней специализировался Михаил «П. Пилатов» Филатов – один из первых азиатов, совершивших в 83–84 годах паломничество на квартиру Гребенщикова… Легенда гласит, что странник был радушно принят в конечной точке маршрута с распитием на кухне экзотического напитка «грузинский чай». Под впечатлением этого тура спустя несколько лет Филатов покинул городскую суету и выехал за пределы Владивостока «назад к корням» в деревню с целью выращивания разнообразных цитрусовых культур.

Оставшаяся же в черте города редакция к концу 87 года выпустила «ДВР» № 3, который «по уровню отражения рок-н-ролльной жизни страны был для своего времени достаточно крут»^[16].

Дело в том, что осенью 1987 года в столицу Приморья впервые нагрянул настоящий рок.

Первым дебютировал «Телевизор» – в забитом публикой большом зале, на приличном аппарате, с хорошим звуком и со своей гиперреволюционной программой. По воспоминаниям редакции, «это было потрясение»…

Затем, после концерта, последовало групповое интервью с Борзыкиным, которое пошло в номер без литературной обработки со всевозможными «а-а» и «э-э».

«Шоком номер два» стал приезд «Алисы». Причем не только концерт, но и простое человеческое общение с Кинчевым. Небезынтересно, что спустя всего три года «ДВР» после вторичного налета группы посвятил ей следующие строки:

«Если раньше концерт „Алисы“ был словно глотком чистого воздуха в провонявшем портянками подвале, если раньше он передавал опыт, который был просто бесценен, то нынешнее шоу стоило ровно столько, сколько мы платили за вход. Три рубля и ни копейки больше, исключая стоимость Костиных бутафорских сапог».

В связи с гастролями «Алисы-87 в «ДВР» № 3 имела место крайне нетривиальная публикация – похищенная с Дальневосточного Радио («ДВР»!) расшифровка не вышедшего в эфир интервью с Кинчевым, представлявшего собой многостраничное хамское издевательство Константина над глупой владивостокской радиожурналистикой^[17].

Осеннюю рок-вакханалию 87 года во Владике завершали «Звуки Му»: дежурное интервью с Мамоновым было взято лидером группы «Туманный Стон». Л. Штиттельманом и содержало подчеркнуто серьезные и спокойные рассуждения московского мэтра «про дискотеки».

И наконец, венчали этот «хитовый» номер критический отчет спецкора «ДВР», легендарного Дрюли, о фестивале в Подольске и размышления о творчестве Умки & Юрия Наумова.

«ДВР» № 4 стал чем-то типа «подведения первых итогов». К тому времени стабилизировался состав редколлегии (Ольга и Максим Немцовы, фотохудожники Алексей Воронин и Михаил Павин) и определились основные принципы редакторской политики:

«а) печатать материалы, отражающие любые точки зрения, могущие способствовать развитию и укреплению ДВРока к его вящей славе;

б) не печатать ничего, что может привести к расколу нашего домашнего рок-движения» ^[18].

Номер по традиции посвящался внутрирок-клубовским делам с акцентом на «зарубежные гастроли» местных групп по Дальнему Востоку. Остальные события были «разбросаны» в соответствии со строгой системой рубрикаций: «Вести из-за» – понятно, «У Дерсы и у Залы» – обзор концертов в стиле «РИО», только поинтеллектуальней; «Рекордз энд Тэйпс» – владивостокские магнитоальбомы; «а/я 690» – письма читателей; «Владивостокские хроники» – что-то типа «Сплетеня» в «Рокси»; «позиция ОП» – публикация спорных суждений и так далее.

…«ДВР» № 5 ознаменовался дебютом нового автора:

«В ночь накануне XIX Партийной конференции Система наводила макияж. Точно девица перед смотринами, она подкладывала ваты под корсаж, подводила тушью бельмо на глазу и спешно удаляла больные зубы»^[19].

Так начиналась статья Димы «Дум Думыча» Коваленина – видной личности, нарытой редакцией на восточном факультете все того же университета. Окончив его, Коваленин отбыл на стажировку в близлежащую Японию, откуда начал бомбить журнал «Письмами из Хиппонии» – первой попыткой перехода в культурологическую стилистику мышления.

В это же время Ольга и Максим Немцовы разрабатывали в издании две дополняющие друг друга стратегические линии. Макс тяготел к переводным материалам и небольшим рецензиям, Ольга – к интервью и крупным академическим статьям. На тему всевозможных внутренних конфронтаций «ДВР» № 5 опубликовал следующую байку:

«Редакционная политика и степень несхожести взглядов скоро, видимо, приведут к тому, что во Владивостоке будут издаваться два совершенно независимых журнала: „ДВР Ж“ и „ДВР М“».

Вообще говоря, с точки зрения редакции, отличительной чертой всех номеров данного периода было то, что они «представляли собой именно продукт самиздатовского творчества – то есть обладали упрощенной пишмашиночной графикой, монтировались в папки-скоросшиватели и так далее»^[20]