Читать книгу «Политическое животное» онлайн полностью📖 — Александр Христофоров — MyBook.
image
cover

Я мрачно посмотрел на боевого вида парней, на бородатого типа постарше, который явно был их главарем, и мы пошли к набережной. Сегодня мы должны были как следует напиться – на этот раз я решил, что легких коктейлей не будет, мы ударим по текиле. Поэтому прогулка была стремительной, и вскоре я толкнул двери заведения, которые свободно открывались внутрь и наружу. Бар был круглосуточный – здесь можно было выпить и поесть хоть в пять утра, хоть в одиннадцать вечера, поэтому двери не закрывали почти десять лет – с первого дня работы, на них даже не было замка! Мы, не думая, заказали куриные крылышки в медовом соусе и бутылку текилы. Я ловил себя на приятной мысли о том, что впервые за долгое время можно было позволить здесь себе все, что хочется: несколькими часами раньше мы сидели с художницей и денежным мешком в его офисе и листали каталог. Художница бурно восхищалась снимками, он доверительно смотрел на нее, а я пил кофе, поданный длинноногой секретаршей, и бессовестно пялился на нее. Каталог и впрямь вышел хороший, я был доволен фотографиями, а она вместе с дизайнером придумала верстку. Оставалось сдать макет в печать. Я назвал сумму, обосновал ее, наш меценат положил на стол стопку банкнот и негромко сказал:

– Запускайте.

Поэтому сейчас можно было пить, гулять и веселиться. Ей, конечно, рано утром на работу, а вот я мог спать хоть до обеда. И мы заказывали еще и еще, и пили, и жевали лимон, и целовались. Уже стемнело, но было жарко, когда начал накрапывать мелкий дождь. Через стекла во всю стену мы видели людей – пригнув голову, они убегали от дождя, ну а мы были пьяны, нам было весело, мы шумели, кусали друг друга, и я хватал ее ноги под столом. Когда я раздумывал, стоит ли заказывать еще бутылку, снаружи послышались крики, и нас оглушил звон разбитого стекла. На другой стороне улицы стояло человек пять в черной одежде военного покроя, в руках у них были камни. Из-за стойки бара мигом вылетел хозяин заведения – он был в отличной форме, крепкий и коренастый, с пластикой борца. Он на бегу распахнул двери и с лёта врезался в толпу подонков. Они сразу бросились врассыпную, один поскользнулся на мокром асфальте и упал, но тотчас же поднялся на ноги и понесся прочь. Не став никого догонять, хозяин пошел через дорогу обратно в кафе. Когда он почти дошел до двери, над мокрым асфальтом что-то быстро пронеслось – обломок кирпича попал ему прямо в голову, мужчина, вытянув руку, упал. Тут же несколько человек из заведения выскочили на улицу, я, успев проникнуться симпатией к его смелости, тоже рванул к нему. Дождь быстро смывал кровь из рассеченной раны на голове, было видно, как широко разошлась кожа. Мы подняли его на руки, я посмотрел и через несколько кварталов увидел бородатого. Он застыл на мгновение, резко обернулся и побежал. Мы занесли пострадавшего внутрь, отодвинули один из столов и положили его на диван. Полная официантка прибежала с полотенцами и бутылкой водки. Водка плохо лилась через дозатор, женщина в переднике обрабатывала рану.

– Идиоты, воюют с памятниками, но люди, люди при чем? – зло бормотала она.

– А двери, двери без замка… – перепуганно пробормотала маленькая, худенькая официантка и убежала в подсобку.

Я был трезв, хотя мы успели уже допить большую бутылку. Приехали врачи, люди в форме, и оставаться здесь совсем не хотелось. Мои контакты записали, предупредив, что могут вызвать свидетелем. Дождь становился сильнее, и мы решили заканчивать вечер.

– Я сегодня останусь у тебя? – Она кротко посмотрела на меня.

– Можно было и не спрашивать. – Я взъерошил ее рыжие кудри.

Покрышки скользили по булыжнику, в свете фар я видел сплошную пелену из воды. Босиком мы пробежали через темный двор, влетели по террасе в коридор, и я открыл дверь. Я нашел для нее сухую теплую футболку, тоже переоделся, и мы сразу забрались под плед. Она положила голову на мое плечо, мы лежали в тишине, но сон не шел. Дождь барабанил по картону фотобумаги и хлопал снимками по оконным рамам…

…Я стоял по колено в воде и смотрел на солнце. За спиной громко хлопнула дверь видавшей виды машины. «Не закрылась», – успел подумать я, как дверью хлопнули еще раз. Раздался характерный звук движения на задней передаче и тарахтенье отдаляющегося мотора. Через минуту стало совсем тихо. Я слушал море. Вода не была холодной, она бодрила, и похмелье отступало. Часы показывали раннее утро, но я достал телефон и набрал художницу. Я долго слушал гудки, она взяла трубку и сонным голосом пробормотала:

– Что ты…

– Привет, малая, я тебе звоню из моря!

– Ты здесь… Я сейчас открою…

– Ну я в самом деле из моря звоню. – Я засмеялся.

– Тогда езжай ко мне. Только возьми что-то на завтрак, ты же знаешь – я ничего не ем. – Хотя мы виделись всего один раз, ее безумно впечатлил мой аппетит.

Я вернулся к своим ботинкам, взял их одной рукой и потопал вверх по холодной бетонке. Снежные разводы на обуви здесь, рядом с морем, смотрелись очень странно. Подъем закончился, и я шел уже среди деревьев. Без листвы они казались какими-то кривыми и поникшими, но кое-где набухли почки, пахло весной. Я поднялся к дороге – понемногу на улице появлялись люди, они спешили на работу, студенты стайками шли на занятия.

Я не стал брать машину и пошел пешком. Смотрел по сторонам и впитывал спокойный настрой города. Конечно, все эти люди куда-то торопились, и, наверное, они думали, что все вокруг них – суета сует, но по сравнению со столицей все здесь казалось спокойным и уютным, словно отрезанным от большого мира. С такими мыслями я дошел до старого города. Хотя еще было рано, уже открылись кафе и некоторые заведения отважились поставить столы на улице. Осмелевшие от весны посетители ежились в утренней свежести, но делали вид, что им совсем не холодно читать газету и пить кофе со сливками. Невдалеке показался собор, я повернул было к нему, как вдруг увидел фотопечать. Я пошарил в кармане – ролик черно-белой пленки был на месте. Зажав его в кулаке, свободным пальцем я потянул ручку двери.

– Здравствуйте, – сказал я и положил пленку на стол.

– «Цэ» сорок один? – с пренебрежением спросила девушка за стойкой. Я подумал, что она не слишком уважает тех, кто фотографирует в черно-белом на пленку для автоматической проявки, и во многом она была права. Видимо, свои кадры она проявляла собственноручно – по крайней мере, ее крашеная, резаная наискось челка и пирсинг над губой выдавали принадлежность к творческой молодежи или, по крайней мере, ее желание такой казаться. Кроме нее в помещении вяло копошились парень с невообразимой прической и пирсингом и девушка с такой же прической и таким же пирсингом.

– Да, и печатайте все, отсматривать не буду. – Услышав это, она скептически приподняла бровь, не отрывая взгляда от своих записей. Думаю, она была уверена, что мои снимки вообще недостойны отображения на бумаге. В самом деле – если щелкаешь на чебэ – это уже некая заявка, претензия на творчество. Какой тогда «автомат»?

– Через полчаса будет готово, заберете, – секунду она помялась, – фотографии…

После этих слов я, видимо, должен был вообще пожалеть, что взял в руки фототехнику.

– Спасибо, – сказал я и вышел из островка творчества.

Пока печатают фото, я решил позаботиться о нашем завтраке. Когда-то здесь было два больших продуктовых магазина – теперь же вместо них открылись ресторан, справедливости ради, хороший, большой салон золотых украшений и казино. Вообще, весь путь от вокзала пригородных поездов до центра города был густо усеян игровыми автоматами и магазинами золота. Будто задумано было, что по дороге домой все трудяги должны были потратить свою выручку на побрякушки, либо проиграть в глупые игры. И все же большой продуктовый здесь был, но это тоже было плохо: здоровенный продуктово-бакалейно-и-много-еще-чего-магазин выстроили на месте красивейшего старого дома, который для этого снесли. Я думал о глупости тех, кто уничтожил два магазина в пользу ресторана и казино, а маркет поставил на месте старинного здания – вообще, все это здорово отображало происходящее в людских головах. С такими мыслями я вошел в супермаркет и отправился в колбасно-мясном направлении.

Спустя полчаса у меня в руках был большой пакет, из которого торжественно выглядывала бутылка сидра, любимого напитка моей художницы. Я вновь шел к девушке с пирсингом, и на этот раз настроение у нее было заметно лучше.

– Вот, смотрите, как хорошо вышло! – Она разложила стопку фоток на столе и стала перекладывать их. Я словно вернулся в зиму – вот заснеженное троллейбусное депо. Вот заводские трубы, рвущие низкое зимнее небо на части. Вот белка в парке, через который я каждый день ходил на метро. Еще белка. А вот заснеженный проспект. Блики солнца мерцали на замерзшей мостовой, и машины плотным потоком будто ползли по своим делам. Я понял, какое решение зрело по дороге сюда – я не вернусь в столицу. Там меня никто не ждет. Она взяла в руки снимок заснеженного проспекта:

– Этот вообще хорошо получился – здесь блики видны ярко, без потери нужных деталей, и в темных частях все видно хорошо, – ей и в самом деле нравился снимок, – а с цветом пришлось немного подстроить, на «автомате» все немного ушло в зеленый.

– Спасибо за индивидуальный подход. – Я улыбнулся, и она улыбнулась в ответ. Расплатившись, я вышел и, наконец, направился к собору. Мое решение меняло теперь восприятие улиц, я видел их иначе – похоже, я уже твердо решил, что хочу остаться здесь.

Я подошел к собору. Он не был древним: его построили недавно на месте разрушенного храма, и, хотя это здание было построено из современных офисных материалов, парадоксально, но здесь собор выглядел очень уместно. От площади начиналась улица художницы, которая, как и весь центр, была вымощена булыжником, и я пошел дальше по неровно лежащим камням. Подойдя к ее дому, я безошибочно определил окно, откуда открывается такой знакомый теперь вид на собор. Оно выделялось среди других – его расширили, стекло, видимо, закрывало всю стену, от пола до потолка. Перед входом в подворотню были вкопаны металлические столбики – кто считает, что когда-то к ним привязывали лошадей, а кто-то убежден, что это были тормоза-отбойники для повозок, въезжающих во дворы. Теперь же эти свидетели прошлых столетий и шумной жизни доходного дома стояли покосившись, заброшенные. Через подворотню я вошел в мощенный камнем двор и невольно задрал голову – в нужную дверь вела винтовая лестница. Я поднялся на третий этаж и увидел несколько звонков, подписанных фамилиями жильцов – судя по всему, квартира сдавалась по комнатам. Я отвернулся от двери и достал телефон, набрал ее, пошли гудки. На перилах лениво разлегся кот – скоро сюда должно было прийти солнце, и он, выжидая, занял удобное место. На том конце сбросили вызов, и я услышал, что за дверью что-то происходит. Щелкнул старый замок, художница смотрела на меня и улыбалась. Она не выглядела сонной, и в просторной рубахе, которая почти скрывала коротенькие ярко-зеленые шорты, выглядела просто и очень свежо. Она бросилась мне на шею, и тонкие косички хлестнули меня по лицу.

– Ты приехал! – Она начала прыгать на месте, я подхватил ее свободной рукой за талию и внес в коридор. Открылась дверь напротив, из-за нее показался мрачный полноватый дядечка. Он угрюмо глянул на меня и демонстративно хлопнул дверью.

– Это конкурент? – спросил я.

– Да нет, нет, что ты. – Она смутилась и начала слезать с меня. – Идем, идем! – Она потянула меня за руку. – Я покажу тебе свою комнату!

Мы прошли мимо кухни, еще одной комнаты, и она открыла дверь – в стене напротив красовалось окно во всю стену, вплотную к стеклу стояла низкая кровать, буквально «матрас на ножках». Первое, что она видела, открыв глаза утром – собор за окном. Летом – в окружении зелени, зимой – в снегу, осенью и весной – еще как-то, но каждый день. Сколько раз я смотрел на его изображения! Сейчас утреннее солнце освещало острые купола, на площади вокруг собора гуляли люди, а дальше за ним открывался вид на город.

– Нравится? – Она закинула голову назад, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Очень нравится. – В самом деле, вид открывался потрясающий, и я перевел взгляд на нее.

– Садись! – Она пододвинула пуфик и смущенно уставилась на меня.

– Будем пить с утра? – Я достал бутылку сидра и вопросительно посмотрел на нее.

– Да! – Она подпрыгнула на месте и унеслась на кухню за стаканами.

Мимо двери угрюмо протопал дядечка с полотенцем в руках, заглянул и недобро зыркнул на меня. Я услышал на кухне сдавленные голоса, и она вошла в комнату со стаканами в руках, но уже без улыбки.

– Чего хочет этот тюлень? – спросил я.

– Тише, это хозяин, хозяин квартиры… – Она сдвинула брови и умоляюще посмотрела на меня.

– Хорошо, а чего Тюлень хочет? – На этих словах она сжалась и замотала руками.

– Ну он, он…

– Да понял я, что он цепляется к тебе.

– Ну… да. Просто я не могу грубо с ним, он мне дешево отдает комнату…

Я решил пока оставить разговоры на эту тему. Она сидела на кровати, я на полу, мы пили сидр, болтали о картинах, о фото, еще о чем-то. Она спросила:

– Когда ты обратно?

– Не поеду я обратно. – Я сказал это с задором.

– Так ты вернулся?

– Да. Решу только с жильем, и я вернулся. – На этих словах ее глаза стали еще больше.

– Так, так вот здесь! Вот комната соседняя! Он сдает ее! – Она даже подпрыгивала на кровати и от возбуждения говорила обрывками фраз.

– Пообщаемся, – спокойно сказал я и подумал, что мне здесь очень нравится.

– Только надо с ним… с ним поговорить. – Радости в ее голосе явно поубавилось.

– Пообщаемся, – нарочито спокойно повторил я.

Мы допили сидр, и с утра это оказалось серьезной порцией спиртного – я был навеселе, а она заметно опьянела, поэтому мы решили погулять и где-то пообедать. Я оставил рюкзак, теплую куртку на полу у окна и отправился на улицу ждать ее. Я смотрел на довольную кошачью морду – огромный кот рассчитал все верно, ему не пришлось двигаться, он сидел там же на перилах и грелся на солнце. Открылась дверь, и я поднял голову. Она переоделась – широченные свободные штаны, зеленая рубашка и вязаная жилетка. В столице сейчас пришлось бы одеться гораздо теплее. Она неверными шагами спустилась по винтовой лестнице и чуть не упала в самом конце, но я уже держал ее под руки. Очень хотелось есть.

– Я хочу мороженого! – Слова она старалась произносить очень четко. Мы вышли из подворотни – правее подворотни был небольшой магазин. Мы зашли в него, и она сразу зацепила полку с леденцами – блестящие упаковки посыпались на пол, а мы бесстыдно заржали. Охранник скорчил недовольную гримасу, но настроен был добродушно, и я просто потянул ее дальше. Мы застыли над витриной с мороженым. Она положила руки на стекло и медленно сказала:

– Хочу… шоколадное. В… вафельном стаканчике!

Я с грохотом двинул стеклом и достал из холодильника два рожка, взял мороженое в одну руку, а художницу – в другую. Втроем мы подошли к кассе – я, рожки и художница. Я шлепнул мороженым по прилавку, и продавщица как-то брезгливо рассчитала нас. Мимо леденцов в этот раз мы прошли без приключений, но на выходе она зацепилась за порог, и я опять поймал ее. Мы вышли на улицу, и я разорвал обертки. Она откусила большой кусок и, широко открыв рот, остановилась, дирижируя руками – ей казалось, что так мороженое растает скорее. Так мы и шли – я держал ее за руку, а она болталась рядом с широко открытым ртом. Утро уже сменилось днем, и солнце заметно припекало, хотелось есть, и лучше – горячего супа. Сразу напротив, через дорогу, я увидел дешевую пивнуху, за ней был магазин каких-то постельных принадлежностей, потом магазин взрослых игрушек и заведение с итальянским названием. Выглядело оно многообещающе, и я взял курс на средиземноморскую кухню.

Мы завалились внутрь и расплылись на диване, сделав заказ. Нам быстро принесли сырный суп, какую-то закуску с итальянским названием и что-то еще, что мы нашли в меню.

– Кажется, я протрезвела, но меня еще качает, – смущенно сказала она. – Я сейчас вернусь. – Она перелезла через меня, косички легли мне на руки, и я удивился, какую тяжесть выдерживает ее голова. Я хлебнул еще супа и достал телефон. Набрал номер рыжей и приложил трубку к уху. Пошли гудки, но почти сразу она скинула вызов. «Перезвонит», – решил я и вернулся к супу. Я высыпал в тарелку все оставшиеся сухари и увидел, что косички спешат ко мне из другого конца зала. Она подошла, загадочно улыбаясь, и полезла через меня. Я покачал ее на коленях, она что-то невнятно прогудела и уткнулась в тарелку. Неожиданно выпрямила спину и, глядя перед собой, негромко спросила:

– Ты уже сейчас остаешься, или еще надо уехать?

– Уже сейчас остаюсь, – сказал я и положил ладонь ей на спину.

– Тогда говори с ним и занимай свободную комнату, – сказала она в пространство перед собой.

Чуть ниже затылка есть такая точка – если на нее положить ладошку, то сразу становится тепло, даже если вокруг мороз и ветер. Я пробрался рукой под косички и крепко прижал ладонь чуть ниже ее затылка.

– Погуляем, поговорю с ним и останусь у тебя.

Мы доели, я рассчитался, и почти трезвые мы отправились гулять по старому городу. Дневное солнце грело не на шутку, я снял свитер и остался в футболке с короткими рукавами, на ней было написано неприличное ругательство, которое могли понять только знатоки испанского языка. Так мы и шли по небольшим улочкам, где автомобильное движение было запрещено, на тротуарах, вымощенных гладкой плиткой, вовсю рассекали парни и девушки на роликах. Неторопливо прогуливались пары всех возрастов, парни с собаками, девушки с цветными картонными пакетами переходили из магазина в магазин. Несмотря на будний день, конец недели, разгар рабочего дня, никто здесь никуда не торопился, и казалось, будто главное занятие этих людей – насладиться теплым весенним солнцем и подышать чистым воздухом. Мы дошли до небольшой площади – в самом центре стояли строительные леса, художница объяснила, что здесь планируют открыть памятник, точную копию снесенного когда-то. Пока была готова лишь площадка, вымощенная гладкими каменными блоками – это по достоинству успели оценить школьного возраста мальчишки со скейтами. Я вдруг подумал, что прошло около часа с тех пор, как я набирал рыжую, достал телефон и сделал повторный вызов. Гудки шли недолго, и она опять скинула звонок. Последний раз мы, как всегда, болтали о всяких глупостях в интернете, и она очень ждала моего приезда, поэтому я не мог понять, почему она так себя ведет. Версию о том, что она очень занята и не может взять трубку, я почему-то откинул сразу. Увлекшись мыслями, я заметил, что художница уже в который раз успела повернуть, а я продолжал идти прямо. «Странно, – подумал я, – держится за меня, как ребенок, а дорогу выбирает сама».

Мы нагулялись по набережной, по спускам и подъемам, по широким и узким улицам. Поели шоколадного торта в маленьком кафе и выпили чаю и кофе в большом ресторане. Когда загудели ноги и солнце стало намекать на вечер, мы отправились к ее дому.

– Надо говорить с ним. – Я видел, как она напряглась, когда произнесла это.

– Пойдем! – весело сказал я.

Винтовая лестница привела нас к двери, и художница достала большой ключ.

– Давай порепетируем. – Я отобрал ключ и открыл дверь. Прямо передо мной стоял полный дядечка.

– Добрый вечер, – сказал я. – А я слышал, вы сдаете здесь комнату.

– Комната не сдается! – пропыхтел он как-то по-тюленьи, перевел глаза на мою подругу и прогнусавил: – Я тебе говорил, и мы договорились!

Я почувствовал, как она съежилась у меня за спиной.

– Командир, а что за проблема – комната ведь пустая стоит? – Я старался не заводиться, чтобы все не испортить.

– Разговор окончен! – Он хлопнул своей дверью.

Она, опустив голову, вошла.

– Я хочу, чтоб ты остался…

– Вот и останусь. – Я обнял ее за плечи и потянул в комнату. Она, насупившись, присела на кровать к окну и повернулась к собору. Почти стемнело, освещение выхватывало самые интересные детали – от этого храм становился еще сказочней. Я понял, почему он так вдохновляет ее.