– Ну – всякое бывает! Работа головного мозга – загадочная штука. И потеря памяти, так называемая амнезия, никогда не исключается. Но я думаю, что завтра Вы сможете с ним нормально пообщаться. Если это, конечно, возможно с представителями вашей организации… Хм… Да-с… А так – организм сильный, тело физически спортивного человека. Так что – всё будет хорошо. Но, только завтра! А сейчас, милостивый государь, всего хорошего! Честь имею!

Слегка привстав и поклонившись, доктор Лившиц уткнулся в медицинские бумаги, лежавшие перед ним на столе, дав этим понять, что разговор завершен. Особо не настаивая на его продолжении, Виктор развернулся и вышел из кабинета. На сегодня он получил всю необходимую информацию, а завтра днём ещё раз зайдёт сюда и обстоятельно побеседует с выздоравливающим…

…– Наконец-то ушли, – подумал Женька, закрыв глаза. – Чёрт возьми, – что такое происходит? Ситуация, граничащая с абсурдом. Я лежу в какой-то больнице, меня называют Александром, пришёл какой-то странный человек в старинной воинской форме. А вчера – оказался непонятно где, один в лесу, а потом в каком-то старом доме получил ни за что по голове поленом или чем там… Надо постараться осмыслить и понять все произошедшие события, а то так и с ума сойти можно.

Женька поднял руку – ощупал повязку на голове. Странно было то, что шрам быстро зарубцовывался. Ещё вчера текла кровь, а сейчас даже нежная новая кожа появилась, как при хорошо зажившей ране. Головокружения и боли в голове – не чувствовалось. Он помнил хорошо, что утром проснулся в палате один, что в неё вошли двое: военный в халате и санитарка. Потом военный остался один и пытался разговаривать с ним. Евгений тогда принял правильное решение – не подавать вида о том, что может говорить и общаться. Необходимо было сперва понять – что вокруг него происходит и что от него хотят, а уж только после этого предпринимать какие-либо шаги и вести беседы. Похоже, что его принимают за какого-то Александра. Интересно – чем это вызвано?

В памяти всплыло, как он вошел в дом возле реки, позвал хозяина, а потом – в памяти провал. … Очнулся через некоторое время – без верхней одежды и связанный. Сзади на голове – волосы в крови. Видать – чем-то ударили по голове, когда он вошел в сени. Сперва в голове немного шумело, и чувствовалась боль. Но вскоре боль прошла. Он приоткрыл глаза и увидел, что лежит в углу избы на деревянном полу. В окошко снаружи просачивался слабый свет весеннего утра. Видать, он пролежал всю ночь на полу. Хорошо, что хоть пол деревянный и в доме было натоплено. Попробовал пошевелить затекшими руками. Ничего не получилось Связан он, как оказалось, был прочно. Обе ноги были так же перевязаны по верху надетых на них валенков. Странно, что их с него не сняли, хотя ранее сняли овчинный тулуп. Неподалёку в печи горел огонь. Кипел чугунок с водой и мятый закопченный чайник. Стоял запах крепкого чая. За столом спиной к нему сидел какой-то человек в фуфайке. Кто-то лежал на полатях – на печи. Оттуда высовывались две пары ног. Ещё кто-то лежал на топчане в противоположном углу. И слегка храпел…

Мужик за столом обернулся и взглянул на лежащего в углу. Женька сразу же закрыл глаза и притворился лежащим без сознания. Поэтому сидевший опять повернулся обратно к нему спиной и занялся своим каким-то там непонятным делом.

– Похожи на каких-то бандитов из старых кинофильмов – подумал он. Мысли путались. Он ничего не понимал. Прошло около часа. Один из лежавших на печи встал, кряхтя спустился печи, вытащил чайник из огня, который поставил на стол, и вышел наружу, по нужде. На обратном пути он прошел в дом, подошел к лежащему на полу Женьке и слегка пнул его ногой.

– Живой? Не сдох? Хотя – от такого не сдыхают. – после чего сел за стол и стал скручивать самокрутку. Остальные двое тоже встали со своих мест, подсели к столу и стали разливать из чайника чай по кружкам. Первый, давно сидевший за столом, повернулся, и в руках его Женька увидел пистолет типа револьвера. Оказывается, он его разбирал и чистил сидя за столом к Женьке спиной.

– Откуда этот шкет взялся? – произнёс он. – Вроде бы троих уже зажмурили. Или их всё же четверо было? Может этот фраер знает, куда их старшой сховал документы? Клещ! Давай-ка потряси этого доходягу. А то мы тут в лесу будем ещё долго кантоваться без ксив. А нам они – нужны! Скоро в тайге тал снега начнётся. Выходить из неё нужно будет. И ксивы как раз понадобятся. А если он не скажет – так же пустим его рыб кормить к остальным!

Тот, кого называли Клещом, степенно обернул свои ноги портянками и надел валенки. После этого подошел к лежавшему на полу Евгению и с размаху саданул ему ногой по телу. Хотя валенок и смягчил удар, но всё же он был очень болезненным. У Женьки захватило дыхание.

– Ну – что, будешь говорить? Или тебя ещё до кучи и пёрышком пощекотать нужно?

Отдышавшись, Евгений ответил:

– Я не понимаю, о чем идёт речь? Вы меня с кем-то спутали. Я солдат. Я пошел в туалет, а оказался тут. Остальные – куда-то пропали. Ни про какие такие «ксивы» ничего не знаю. Отпустите меня!

В ответ раздался громкое ржание четверых сидящих за столом.

– Краснопёрый! Солдатик! Ба! А вот мы – добрые дяди – грибники. Пришли вот в лес грибочков собрать, а встретили солдатика – вертухая! Хе! Теперь хотим вот домой вернуться, да заблудились. Ха-ха! Может ты, милок, подсобишь нам? Скажешь, где хранил бумаги ваш старшой начальник? Мы пойдём с миром дальше, а ты пойдёшь в свой туалет – какать дальше! Ха-ха! Клещ, дай-ка ему ещё леща для лучшего понимания политического момента!

Новый удар пришелся в голову. В мозгу всё помутилось, сквозь темноту мыслей он ощутил ещё несколько ударов и снова потерял сознание.

Очнулся он лишь тогда, когда почувствовал, что его куда-то тащат, и он лежит на снегу или льду. Он попытался открыть глаза, и увидел перед собой полынью с водой, а рядом – ноги стоящих рядом тех, кто его держит за плечи. Секундой спустя в голове вспыхнул яркий свет звёзд, пронеслась пронзительная, не похожая ни на что иное боль, и он снова потерял сознание. Теперь уже на долго. До тех пор, пока не очнулся лежащим здесь, – в этой больничной палате, на больничной койке, рядом с тумбочкой и стулом, на котором недавно рядом с ним сидел, ушедший молодой военный. Тумбочка! Что он там оставил для него на тумбочке!? Женька приподнялся, протянул руку и взял оттуда пакет с какими-то документами. Пакет он положил себе под одеяло, с противоположной от стула стороны. И как раз – вовремя. В это время в палату вошла санитарка.

Увидев, что Женька очнулся и смотрит на неё – она сразу позвала доктора, который, по всей видимости, полчаса назад разговаривал за дверями с вышедшим из палаты молодым военным.

– Ну-с, молодой человек, давайте посмотрим – как у вас дела!..

После этого доктор минут пятнадцать – двадцать ощупывал Женьку и его голову, хмыкал, записывал что-то в свою книжечку, осматривал его со всех сторон, прослушивал своей трубочкой. Стукал по колену молоточком и заставлял смотреть за своим пальцем, который двигал в разные стороны. Потом стал задавать разные вопросы о самочувствии, про то, помнит ли он, – что с ним произошло. Евгений старался отвечать на всё утвердительно, правильно точно и понятно. Но при этом не уточнять – что именно ему известно и что он помнит.

– Замечательно! Великолепно! Вы делаете успехи мой юный друг! Если так пойдёт дело дальше – Вас можно будет выписать через неделю! Это раньше обычных сроков. Хм… Невероятно! Вас можно выставлять в Кунсткамере как образец скоростного выздоровления! Сейчас Вам надо отдыхать, набираться сил, хорошо питаться. Кстати, да, сейчас Вам принесут обед, Вы можете поесть здесь, а вечером, если Вам уже не будет трудно, – можете ужинать уже в нашей больничной столовой в общем порядке на первом этаже. Да-с! У Вас дело идёт на поправку семимильными шагами. Пока лежите, отдыхайте. Ни о чем не думайте. А завтра к Вам зайдут товарищи из местных органов НКВД, которые захотят с Вами пообщаться и обсудить некоторые нюансы, касаемые дальнейшей Вашей судьбы. Вы сможете задать им все интересующие Вас вопросы. Так что – будьте готовы с ними поговорить. Надеюсь, и Вы сможете ответить им на их вопросы. Тем более, что это в Ваших же интересах. Всего хорошего! Вера Кузьминична – несите обед молодому человеку! Ему сейчас нужно хорошо питаться. – с этими словами Лившиц вышел из палаты.

Обед прошел нормально. Достаточно вкусно и сытно. После того как убрали посуду и ушла санитарка, прикрыв за собой двери и пожелав Женьке спокойного отдыха, он решил ознакомиться с содержимым из пакета с документами, который был оставлен ему на тумбочке тем молодым военным, который, как это следовало из разговора с доктором, – был… сотрудником НКВД!!!

Евгений высыпал из пакета на одеяло небольшую кучу разных бумаг, старых, потрёпанных конвертов с письмами, несколько фотографий, пару тетрадок, одну из них – толстую тетрадку, наполовину исписанную чернильной ручкой с множеством помарок и клякс. Однако, всё же, – исписанную неплохим почерком, как, практически, и у самого Женьки. Так что читать эти записи было вполне легко и понятно. Женька посмотрел на обложку этой тетради. На ней была пафосная надпись: Дневник ученого – естествоиспытателя Александра Семёновича Алексеева. Бегло глянув на все остальные бумаги, Женька решил начать с дневника. На его чтение и изучение всех остальных бумаг у него ушло около трех часов времени. Никто ему не мешал. Пару раз к нему заглядывала медсестра, и, увидев, что он читает, полусидя на койке, и что у него всё нормально, – с улыбкой кивала ему и опять закрывала дверь.

Прочитав всё, – он откинулся назад на подушку и стал осмысливать всё узнанное из бумаг и дневника. Узнанное повергло его в шок.

…Алексеев Александр Семёнович родился в пригороде города Архангельска 22 октября 1918 года в самый разгар вторжения войск Антанты в Россию, в семье портового рабочего и учительницы – преподавателя литературы и русского языка. Отец Александра через год был арестован англо-американскими интервентами и погиб в концентрационном лагере смерти на острове Мудьюг, находящемся в устье реки Северная Двина в 10-и километрах от нынешнего Архангельска. Сашина мать, – Екатерина Николаевна, осталась с годовалым ребёнком на руках. Вырастить сына в тяжёлое время гражданской войны и во время интервенции ей помогли дальние родственники мужа. Сама она работала в школе в посёлке Исакогорка рядом с Архангельском. Александр, после окончания средней школы, пошел работать порт рабочим и продолжал учебу в фабзавуче – что-то наподобие профессионального училища. Два года назад мать его умерла, а спустя ещё один год, Александр Семёнов подал документы на заочное обучение в МГПИ – в Московский Государственный Педагогический институт на специальность: преподаватель истории и географии. Ещё через год, в тридцать пятом, он перевёлся на очное обучение, и, по рекомендации от руководства Архангельского морского порта, получил место в общежитии при институте. После этого он переехал в Москву, где продолжил учебу. Зимой этого года его институту было поручено провести краткосрочное геодезическое исследование течения некоторых рек в свердловской области на предмет возможности изменения направления течения и углубления их русел. Для этого институту разрешалось организовать небольшую экспедицию из двух научных работников института и одного помощника – практиканта. Экспедиция должна была выехать в посёлок Соликамск пермского района свердловской области весной в начале марта и закончить работу в конце мая. Собственно – всё это было отражено в личном дневнике Александра. Он как раз и оказался тем помощником – практикантом, который был включен в состав экспедиции. Основные экспедиционные документы были у руководителя. У него так же хранились и личные паспорта участников, в том числе и паспорт Алексеева Александра.

В том пакете, который был оставлен на тумбочке, были ещё две тетради с геодезическими выкладками, расчетами и координатами, которые вёл для себя Александр, надеясь их применить в своей отчетной работе. Были так же две фотографии его матери, снятой в школе и ещё один отдельный её снимок на память, а также старая потёртая фотография самого Саши Семенова в подростковом возрасте. На ней он был удивительно похож на самого Женьку в таком же возрасте. Записи в дневнике ещё в общих чертах касались времени подготовки к экспедиции в начале этого года и обрывались на моменте, когда её участники готовились к походу в другое зимовье, на берегу которого они так же хотели провести какие-то замеры. По-видимому, это было как раз то охотничье зимовье, в котором бандиты захватили Женьку и где были ими жестоко убиты все три участника экспедиции. Самое главное, что вынес Евгений из всего прочитанного, это то, что всё сказанное происходит именно с ним и в период тридцатых годов двадцатого века! Сопоставив все случившиеся факты, странную форму военного, приходившего к нему в палату, случай в охотничьей сторожке и разговор с доктором, он понял: он, Литвинов Евгений Викторович, каким-то необъяснимым образом оказался заброшенным в прошлое время почти на сорок лет назад, в далёкий тысяча девятьсот тридцать шестой год!

…Евгений Викторович Литвинов, или как его просто называли всю жизнь друзья и близкие родные – Женька, родился в Эстонии в городе Таллине в пятьдесят первом году в семье обычного советского инженера и учительницы иностранных языков. От своих родителей ему досталось хорошее здоровье, тёмные волосы и карие глаза. Хотя, брюнетом его назвать было нельзя. Скорее – шатеном. Родители его приехали в этот город по так называемому сталинскому призыву – восстанавливать экономику этой небольшой прибалтийской республики после войны. Отец Женьки был инженером на Балтийском судоремонтном заводе, а мать его – устроилась в только что построенную новую среднюю русскоязычную школу, в которой учились преимущественно дети русскоговорящих граждан города, так же в большинстве своём, приехавших в Эстонию по тем или иным причинам. Школа построена была в районе, населённом преимущественно русскоязычным населением, работающим на основных промышленных предприятиях Таллина. Район носил название Калининского, но в народе его называли Коплиским, от старого названия полуострова, на котором он был расположен – «Копли». Женькина семья жила в небольшой комнате с печным отоплением в коммунальной квартире в двухэтажном бараке, построенном немецкими военнопленными, и таких бараков в районе было очень много. Кроме них в квартире жило ещё две семьи. Перед школой Женя с родителями переехали в новую пятиэтажку в трёхкомнатную квартиру в блочном доме, построенном по так называемой хрущевской программе. До шести лет Женя ходил в недавно открытый детский сад, а потом пошел в первый класс той школы, в которой его мать преподавала два иностранных языка: немецкий и английский. Мама Евгения с детства росла в семье так называемого народного деревенского интеллигента, который с детства привил своим детям любовь к литературе, знаниям, а вот будущей Женькиной маме – к иностранным языкам. Соответственно – она и своему сыну с самых ранних пор передала понимание необходимости знания этих языков, да и вообще – тяги к знаниям. Иногда в домашней обстановке она даже общалась с сыном только по-немецки или только по-английски. Так что в школе у Евгения по иностранным языкам были только одни пятёрки, а их знание он сам воспринимал как что-то само – собой разумеющееся. Учил он и местный – эстонский язык, и вполне хорошо мог общаться с эстонцами. По остальным предметам – он так же не отставал и числился в твёрдых хорошистах. Хотя по поведению – всегда была только удовлетворительная оценка. По физике и математике – с ним занимался отец, как инженер – механик, а по гуманитарным предметам, в том числе и по иностранным языкам, – его мать. Некоторые знакомые его матери говорили ей, что у неё хороший берлинский акцент, так что и Евгений мог себе позволить утверждать, что и у него всё так же. А вот в отношении английского, – тут ему больше нравился американский английский, чем чистый британский. Наверное, Женьку, как и всех подростков, привлекала простота слэнга и возможность круто ругаться по-английски в отсутствии своих родителей. Тем более, что такие ругательства присутствовали и в некоторых книгах на английском, которые ему довелось прочитать. Дело в том, что у них дома было много литературы на этих двух языках, как классической от Цвейга, Гёте, Шиллера, Шекспира, Вальтера Скотта и других, так и всякой иной около художественной беллетристики. Эти книги были так же им прочитаны в свободное время, хотя всё же больше он любил и предпочитал читать на родном русском языке и для этого был записан сразу аж в две библиотеки. Особенно он любил приключенческую и научно-фантастическую литературу. Выпускаемая в то время многотомная Библиотека Приключений – была им перечитана вдоль и поперёк. Не обошел он вниманием пятитомник библиотеки Фантастики и Приключений издательства «Молодая Гвардия» 1965-го года. Любимыми героями были отважные м честные индейцы из романов Карла Мая, храбрые охотники и доблестные рыцари из романов Райдера Хаггарда, юные следопыты из произведений Сетона Томпсона, и смелые путешественники из книг Жюля Верна. Эти книги читали все мальчишки в его дворе. Книги передавались для чтения из рук в руки под честное слово, и зачитывались буквально до дыр. Сколько сотен килограммов макулатуры ему пришлось сдать, чтобы получить заветные талоны на приобретение той или иной интересной книги! Скоро в библиотеках не осталось почти непрочитанных им книг этой тематики. У детей пятидесятых – шестидесятых годов появилось новое захватывающее увлечение.