V

Бывшая обкомовская дача при ближайшем рассмотрении оказалась огромной, на крестьянский манер рубленной из неохватных стволов лиственницы избой. Было в семидесятые годы прошлого теперь века поветрие в партийных кругах – такое вот хотя бы временное, в дни отдыха, единение с народом посредством деревянного, без изысков и навязчивых современных удобств жилища, и простой, матушкой-природой дарованной, пищей – жареной дичью, рыбкой осетровых пород, да икоркой из погреба, с ледника.

Помимо просторного зала с камином и широким, как теннисный корт, столом, в доме была кухня, обставленная на крестьянский манер, с дровяной печью, и нынешней, газовой, а из длинного коридора, устланного зеленой ковровой дорожкой, несколько дверей вели в отдельные спальные.

Тем не менее, туалетная комната в доме была, и натерпевшийся в дороге Дед прежде всего направился нетвердой походкой туда, при этом с лица его не сходило выражение горькой обиды. Вот, дескать, дела-то как повернулись! Был главой государства, да весь вышел. Привезли незнамо куда, в избушку на курьих ножках, всю дорогу из машины не выпускали. Ни тебе на природу посмотреть, ни с народом, понимаешь, пообщаться. Даже телохранитель… как его? Кор… Не, Коновалов, во! Теперь, понимаешь, какой-то Коновалов запросто за грудки схватить и толкануть может – сиди, мол, старый пень, не высовывайся, пока не позволят!

– Мать! А, мать? – позвал он жену, бредя потерянно по бесконечному коридору. – Где тут сортир, а?!

Та прибежала с какой-то женщиной – заведующей, видать, здешней, показала.

Дед подошел, принялся рассматривать рисунок на указанной двери. Там был изображен писающий в горшок мальчик, – Эт што, детский, што ли? – указывая на картинку, обиженно повернулся к провожатым бывший президент, но те уже ушли, их голоса доносились в одной из спален – распаковывали вещи.

Дед осторожно открыл дверь, заглянул. Туалет был обыкновенный, с фарфоровым унитазом под пластиковой крышкой, с рукомойником, снабженным полотенцем и мылом.

Справив нужду, президент зашаркал по коридору, заглядывая поочередно в распахнутые настежь двери чисто прибранных, обставленных старомодными спальными гарнитурами, комнат. Из одной вышли две полные, похожие на кукол-матрешек, женщины. Увидев перед собой Первого Президента, они остолбенели от неожиданности, потом, дружно ойкнув, шмыгнули мимо.

В следующей комнате он обнаружил давешнего телохранителя. Тот придирчиво осматривал окно, проверяя крепость запертых и даже намертво закрашенных белой эмалью шпингалетов.

– Илья! – позвал, внезапно вспомнив имя охранника, Дед. – Ты што меня давеча толканул-то?!

Телохранитель оторвался от своего занятия, повернулся к президенту и в смущении опустил глаза.

– Так птичка… – пояснил он, конфузясь. – Летела, знаете ли, под небесами, и, прошу прощения, обделалась. Если б не я – прямо на вас.

Президент пожевал скорбно губами, а потом сказал возмущенно:

– Вот безобразие! Гадят, понимаешь, прямо на голову! Никакого порядка в стране!

– И не говорите, – кивнул телохранитель. – Никакого уважения к сединам. – И опять полез на подоконник проверять форточку.

Президент пошел дальше, размышляя о нынешних нравах и отсутствии уважения к старшим. Он уже забыл, зачем приехал в этот богом забытый городок, раздражаясь, что все выходит как-то не так. Его народ с хлебом-солью встречал, а тут птичка эта, охранник… Толканули его… Да и шофер сумасшедший какой-то, газанул, чуть людей не передавил… А ведь он, президент, должен с народом общаться. Сказать ему что-то важное… Вот только что? Ладно, в другой раз скажет, не в этот…

– Ма-а-ть! Ты где? Ма-ать! – Опять позвал он жену.

Тa выглянула из спальни, всплеснула руками.

– Господи!

И кинулась к нему, нагнулась, схватила… прямо за это самое, так ему показалось.

– Ты што мать? Офанарела? – отшатнулся он, а потом глянул вниз. Ну да, точно. Забыл в туалете застегнуть брюки, и из ширинки вызывающе колом торчала смятая пола белой рубашки.

Жена заправила, застегнула.

– Во как, – растерянно пробормотал Дед, разведя руками. – То-то я иду, а на меня все так… испуганно смотрят!

– Ты ж президент, вот и смотрят, – успокоила жена. – Они, небось, на картинке-то тебя только и видели. А тут ты живой идешь, да еще с таким аппаратом! – прыснула она, указав на ширинку.

– Смеешься, да? – обиделся Дед. – А ты мне лучше вот што скажи. Когда сюда ехали, ты говорила, што я перед народом выступить должен. Што должен, я помню, а што сказать ему надо – эт я, понимаешь, забыл.

– Где ты народ-то увидел? Нет здесь никакого народа. Одна хозобслуга, – успокоила его жена.

– Как нет?! – изумился президент. – А эти… с хлебом и, понимаешь, солью…

– Ну, в другой раз пообщаешься, выступишь перед ними – увещевала его, ласково беря под руку, супруга.

– Да не помню я ни хрена, про что говорить! – всхлипнул Дед.

– А я тебе напомню, – зашептала в ухо жена. – У меня все на листочке написано. Крупными буквами. Ты только прочти не сбиваясь – и все дела. А сейчас пойди, приляг. Я тебе постель постелила. Мя-а-гонькую, – ворковала она, увлекая супруга в спальную. И потом прикрикнула в коридор. – Ну-ка, тихо все! Президент отдыхает.

Дед лежал, утопая в пуховой перине, смотрел в плотно зашторенное окно, размышляя над тем, как он оказался здесь, в этой незнакомой комнате и зачем. Потом его осенило: он приехал лечиться! И, уже засыпая, опять удивился: лечиться – от чего? Ведь у него вроде ничего не болит… А вот сказать что-то народу он должен именно здесь. Теперь бы еще вспомнить, что именно…

VI

После полудня, когда президент уснул, Коновалов провел короткое совещание с сотрудниками своего маленького подразделения. Он разбил их на двойки, сменяющие друг друга каждые восемь часов. Одна пара должна была нести службу во дворе, блокируя и жестко пресекая любые попытки посторонних приблизиться к дому. Другой двойке предписывалось находиться внутри помещения, в непосредственной близости к президенту. Эти могли чуток расслабиться, поесть и передремать по очереди, но так, чтобы постоянно контролировать Деда.

Весь обслуживающий персонал дачи удалили, оставив лишь пожилую повариху, которая хозяйничала на кухне. Она и накормила полковника, вначале стесняясь близости высокопоставленных особ, а потом, войдя в привычную роль, потчевала настойчиво и радушно.

– Кушайте, товарищ, уж простите, не знаю, как вас по батюшке. Чем богаты, тем и рады. У нас ведь все натуральное, на земле выращенное. Без химикатов да пестицидов. И говядинка, и курятинка свежие. Не то, что у вас в Москве – говорят, все импортное. И коровы бешеные, и ножки Буша с антибиотиками… Отрава! Вы уж скажите, чего президент-то наш обожает – сготовлю. Я все умею. Может, разносолов каких? Салатик вот крабовый, только вместо крабов хвостики рачьи, вкуснотища! Речка у нас чистая, от того и раков в ней прорва, губернатор, бывалыча, приезжает и говорит: свари-ка ты мне, Ниловна, раков! Я тут все начальство кормлю. Вы только прикажите, что сготовить-то…

– Не надо ничего выдумывать, – посоветовал полковник, попробовав-таки салата с рачьими хвостиками. – Главное, чтобы продукты были доброкачественные. Сварите супчик какой-нибудь, лапшичку куриную. Пельмени, беляши… Президенту все можно есть, только с жирами не перебарщивайте.

– Вот спасибочки за подсказку, – причитала, смахивая со лба крупные капли пота повариха. – Я так и знала, что наш президент кушать любит по – нашенски, по-простому. А супруга его?

– То же, только на фрукты да овощи налегает, – усмехнулся Коновалов, – Вы ей огурцов, помидоров нарезанных положите. Если есть – яблоки, клубнику. Да, рыбу можете поджарить, только бескостную, чтоб президент не подавился.

– Значит, пельмешки на ужин? – уточнила повариха, когда полковник встал из-за стола, утирая губы салфеткой.

– Валяйте, – разрешил он.

– А это… напитки? Водочки… Или – ни-ни?

– Ни-ни – погрозил пальцем Коновалов. – Чай, соки, вода минеральная – это пожалуйста.

– Понимаю, – закивала повариха. – Я ж понимаю… У меня муж тоже, пока трезвый – золотой человек, а как напьется… – сообразив, что сболтнула лишнего, она прикусила язык и кинулась убирать со стола.

– И еще, – строго глядя в глаза поварихе, сказал на прощание Коновалов. – Чтоб никаких посторонних на кухне. А домой пойдете – не распространяйтесь, где работаете сейчас, кого кормите. Это дело государственной важности.

Повариха закивала испуганно:

– Понимаю, касатик. Нас, кто язык распускать, сплетничать любит, на такой работе не держат, А я тридцать годков руководство кормлю – и районное, и областное. Даже министры бывали!

– Во-во! – со значением подтвердил полковник и вышел. Подойдя к стоящему у ворот джипу, он забрался внутрь и приказал водителю:

– Отвези-ка меня, братец, к целительнице вашей, Душновой. Знаешь, где она проживает?

– Кто ж не знает, – с готовностью завел двигатель водитель. – Областное начальство к ней тоже частенько наведывается. И жен возит.

– Что, помогает?

– Да, по разному. Зато теперь, после президента, к ней и подавно повалят!

Коновалов помолчал, всматриваясь в окрестности, по которым катил, охая на ухабах, джип, предложил шоферу:

– Ты, парень, дорожку-то подмечай. Где какие повороты или укрытия… Мало ли что. Выбери несколько маршрутов, по которым президента возить будем. Чтоб всякий раз новым путем, с элементами, так сказать, неожиданности.

– Из соображений безопасности? – догадался водитель. А потом сказал, дрогнув от напряжения голосом. – Вы, товарищ полковник, в случае чего, можете на меня положиться. Я в армии служил, в разведке. Могу и отстреливаться, если оружие дадите. Тогда, у ворот, когда вы команду мне дали – я мигом сообразил. И газанул. – Это что… покушение было?

Коновалов искоса глянул на него. Парень сметливый, говорит искренне. Поинтересовался приветливо, протянув руку:

– Мы так толком и не познакомились. Тебя как зовут-то?

– Василий.

– А меня Илья Ильич. Я, Василий, за безопасность Первого Президента в ответе. Но и ты теперь – тоже. Как личный водитель главы государства, хотя и бывшего. В прошлый раз в нештатной ситуации ты хорошо среагировал. Считай это тренировкой… на всякий пожарный случай. И впредь внимательно слушай мои команды. Скажу «стоп» – тормози мгновенно. Скажу «вперед» – дави на всю железку. Правила уличного движения тебя в такой ситуации не касаются. Если внезапно посторонняя машина перекроет дорогу – тарань ее, бей в первую или заднюю треть корпуса и уходи, не оглядывайся. То же – если человек вооруженный на пути встанет. Если гаишник или еще кто… в форме, прикажет остановиться – жми на газ. С местными ментами договоренность есть, они твой джип знают, палками перед ним махать не будут. Всех остальных мы с тобой рассматриваем как потенциальных террористов. Уразумел?

– Здорово! – восхитился шофер.

– Ну, а если уж стрельбу по машине откроют, пригибайся и уходи из-под обстрела на высокой скорости. Сумеешь?

– Да я… я, Илья Ильич, водитель классный! Даже в авторалли участвовал!

– Париж-Дакар? – полюбопытствовал с улыбкой полковник.

– Дa не-е… – смутился Василий. – Тут, по области… На конкурсе профессионального мастерства. Второе место занял.

– Молодец! – сдержанно похвалил Коновалов. Водитель, ловко маневрируя громоздкой машиной, обогнал бричку с беззаботно дремлющим на охапке сена возчиком, обошел раскоряченный на половину дороги «Беларусь» с телегой, спросил осторожно.

– Я вот, товарищ полковник, еще у вас поинтересоваться хочу… По телевизору теперь телохранителей часто показывают – ну, у бизнесменов там разных, политиков… Они, парни-то эти, такие амбалы! А ваши ребята – уж извините за выражение… плюгавенькие какие-то. И росточка среднего. Такие из себя невидные…

– Здоровяками, каратистами да боксерами бывшими только хулиганов уличных остановить можно, – усмехнулся Коновалов. – А настоящему телохранителю серьезная подготовка нужна. Кулаками клиента от пули или взрывчатки не прикроешь. А потому в нашем деле – мозги на первом месте. Ну и огневая подготовка, конечно, и спортивная форма хорошая. Телохранитель должен опасность просчитывать, предвидеть и уметь ее избегать. Так что моим парням не до жиру…

Поддерживая беседу с шофером, полковник между тем цепким взглядом изучал маршрут, пролегающий по узким улочкам, не иначе как на гужевой транспорт рассчитанным, прикидывая с неудовольствием, что мест, где можно организовать засаду не только снайпера-одиночки, а целой террористической группы, здесь несчитано.

Вот, например, крутой поворот, за которым прямо к проезжей части примыкает высокий полуразвалившийся сарай с заколоченным фанерой окошком. Впереди – за хлипким забором заросли яблоневого сада, за ним – особняк с мансардой, с которой вся улица – как на ладони. Садись хоть с винтовкой, хоть с гранатометом и выцеливай, не спеша. А потом – огородами, огородами… Слева – церковь заброшенная, со сбитыми куполами. Колокольня – тоже идеальное место для снайпера. Справа, чуть подальше, пустырь, заросший высоченным, в рост человека, бурьяном. Из него можно спокойно oтcтреляться по машине и уйти перелеском в пойму реки. А там – сплошной бурелом, чаща.

Дом Дарьи Душновой располагался на взгорке и приметно отличался от соседних кривобоких да приземистых саманных мазанок. Был он двухэтажным, отстроенным из хорошего красного кирпича, с необычайными среди окружающей нищеты коваными решетками на окнах.

Коновалов знал этот район городка, прозванный в дни его юности «Конопли». Селился здесь в ту пору люд самый бросовый, запьянцовский, а конопля и впрямь произрастала вокруг отменная, лезла из всех щелей, забивая сытыми стеблями хилые огороды, до которых жители Коноплей были небольшими охотниками. Местные пацаны отличались драчливостью, девки – излишне вольным нравом, и добропорядочные обыватели Козлова старались не появляться в этом районе без крайней надобности.

И вот, поди ж ты, именно сюда он, Коновалов, должен доставить хоть и отставного, но все-таки президента необъятной страны!

– Тормозни-ка здесь, – приказал он водителю за сотню метров до жилища Дарьи Душновой.

Василий послушно остановил машину. Полковник вышел, оглядываясь по сторонам.

Примерно в пятистах метрах отсюда виднелось двухэтажное здание школы. С другой стороны, на таком же расстоянии, бетонной скалой нависала, подавляя окрестности, махина элеватора, И верхние этажи школы, и крыша элеватора давали потенциальному снайперу прекрасный обзор. А это означало, что всякий раз, посещая целительницу, президент будет подвергаться смертельной опасности.