Глава 2. Первая встреча

Сплошная, беспросветная мгла начала истончаться. В ней возникали какие-то, едва различимые, тёмно-серые тени. Безобразные пятна слегка колебались и становились всё рельефней и ярче.

Возникло небольшое мерцание. Оно понемногу рассеивало окружающий мрак. Затопившая всё вокруг, чернота быстро теряла нерушимую прочность и стремительно таяла, как рафинад в кипятке.

Вместо неё появился слабый рассеянный свет. Он постепенно усиливался и неспешной волной заполнял всё пространство вокруг. Вместе с ним появились какие-то непонятные звуки. Они постоянно дробились и множились, словно близкое горное эхо.

Сначала послышалось лишь бормотание и необычное звонкое звяканье. Голоса всё приближались и становились намного отчётливей. Наконец, парень понял, что слышит чьи-то команды.

Приказы звучали на удивление странно: – скальпель… зажим… тампон… – после каждого слова слышался стук стали о сталь.

– «Похоже на операционную из старого советского фильма». – вяло констатировал Глеб и с огромным трудом поднял тяжёлые веки. Прямо над ним, висела целая гроздь прямоугольных бестеневых ламп. Нечто похожее, он раньше видел лишь в кабине зубного врача. Только там они были значительно меньших размеров.

Отражённый от кафельных стен, ослепительный свет вдруг резко ударил с разных сторон. Он хлынул бурным потоком и ворвался в расширенные тьмою зрачки.

От удивительно ярких лучей в затылке у Глеба возникла пульсирующая, очень резкая боль. Виски вдруг заломило. Из-под зажмуренных век тотчас потекли обильные слезы.

Парень почувствовал, как что-то тёмное легло на глаза. Чуть ниже спустился какой-то мягкий упругий предмет. Он облепил нижнюю половину лица и плотно закрыл рот и нос. Сильно пахнуло дешёвой резиной и пластиком.

Глеб хотел было сбросить непонятные штуки, но не сумел даже слегка мотнуть головой. Послышалось лёгкое шипение газа. В горло проник холодный воздушный поток. Он нёс в себе резкий, явно химический запах. Начавшее проясняться сознание стало стремительно меркнуть. Мгновенье спустя, всё погрузилось в непроницаемый мрак.

Глеб снова очнулся, и обнаружил, что он находится в длинном и узком, мрачном проходе. Темневшие по близости стены, были построены из едва обработанных крупных камней.

Метрах в трёх от него, из кладки торчал ржавый железный кронштейн с укреплённым в нём факелом. Светильник представлял из себя обычную деревянную ветку, срезанную кем-то в лесу. На её верхнем конце было намотано нечто, похожее на плотный комок плохо промасленной пакли. Пламя уже затухало и давало теперь, совсем мало света.

Парень повертел головой, но ничего интересного, больше вокруг не увидел. Глеб потоптался немного в раздумье: – Куда лучше идти? Вперёд или назад? – он неохотно двинулся с места и сделал пару шагов к слабо дымящему факелу.

С левой стороны от себя, Глеб разглядел довольно широкий, но низкий проём. В нём находилась прочная дверь, настежь распахнутая в пустой коридор. Парень осторожно приблизился и посмотрел на массивную тяжёлую створку. Она оказалась подстать грубой каменной кладке.

Толстые дубовые плахи соединялись друг с другом широкими железными полосами и прошивались большими гвоздями со странной квадратной головой. Похоже, что их отковал не очень умелый деревенский кузнец.

За высоким порогом открылась обширная комната, едва освёщенная тусклым мерцанием факелов. Её потолок состоял всё из тех же камней, что уложили в виде пологого свода. По двум сторонам еле угадывались массивные стены из каменных блоков. Вдоль них размещались длинные деревянные полки, сундуки и ларцы разных форм и размеров.

Центр помещения занимал деревянный настил, грубо сколоченный из толстых досок. Вся поверхность стола была плотно заставлена всевозможной посудой. Там находились разные склянки, горшки и кувшины из меди и олова, и дешёвой керамики. Меж ними лежали огромные книги в переплётах из кожи. Местами темнели свитки пергамента.

В конце длинной столешницы, лицом к распахнутой двери, сидел довольно высокий горбоносый мужчина преклонного возраста. На нём виднелась простая чёрная ряса с большим капюшоном, небрежно отброшенным на широкие плечи.

С левой стороны от него одиноко торчал тяжёлый подсвечник с толстой, сильно оплывшей свечой. Справа, стоял открытый ларец с прозрачными склянками. Десяток флаконов доверху заполнили яркие разноцветные жидкости.

Монах словно почувствовал, что в помещении есть, кто-то ещё. Он оторвался от инкунабулы, в которой что-то читал и поднял седую, давно не бритую голову. Пришелец взглянул на хозяина комнаты. Несколько долгих секунд они, молча смотрели друг другу в глаза.

Старик кивнул Глебу очень приветливо, словно бы встретил знакомого ему человека. Он сдвинул в сторону открытую старинную книгу и взял неровно обрезанный пергаментный лист. Затем, поднял со стола заточенное птичье перо и откинул плоскую крышку небольшого сосуда величиной с детский кулак.

Глеб с удивленьем увидел, что ёмкость наполнена жидкостью аспидно-чёрного цвета. Хозяин подвала с улыбкой взглянул на незваного гостя, сунул перо в густые чернила и начал усердно писать.

Поражаясь своему поведению, Глеб обошёл длинный стол, и встал рядом с креслом монаха. Тот не обратил никакого внимания на поведение странного гостя, а выводил крупные угловатые буквы.

Пришелец всмотрелся в короткие строчки и с трудом догадался, что видит текст на староанглийском. Слова весьма отличались от того написания, к которому парень привык в общеобразовательной школе.

Удивляясь себе, он кое-как разобрал, о чём же, хотел сообщить хозяин подвала? По мнению Глеба, там было начертано: – «Если тебе хочется жить, не задавай мне вопросов. Громко и внятно читай вслух слова, что мною написаны ниже длинной черты».

Пока Глеб разобрал короткие верхние строчки. Пока понял смысл, вложенный в них пожилым человеком, монах всё скрипел гусиным пером. Он обмакнул его снова в чернильницу и заключил в жирную рамку нижнюю часть своего сообщения.

Глеб перевёл взгляд на обведённый участок небольшого послания. Буквы там были всё те же, что находились вначале. Только теперь, он не мог уловить хоть какой-нибудь смысл.

– «Скорее всего, это латынь. Звучит очень похоже на заклинание древних шаманов. Скорее всего, меня тут признали за призрака. Впрочем, не удивительно, при настолько плохом освещении. Хорошо, что мужик оказался с крепкими нервами и не начал кричать от испуга». – сказал себе Глеб.

Словно прочтя его мысли, хозяин весьма разозлился и грохнул своим кулаком о столешницу. Затем, обмакнул перо в большую чернильницу и, брызгая кляксами в разные стороны, ещё раз подчеркнул нижние строчки.

Глеб тут же решил, не стоит перечить крутому монаху. Похоже, что Ветхий Завет он предпочитает Евангелию. Значит, совершенно не следует постулатам смирения.

Подобных людей в средних веках было удивительно много, и они исповедовали древнюю заповедь: – Око за око, зуб за зуб… и так далее. – лучше всего, мне с ним согласиться и произнести непонятные фразы. – сказал себе Глеб.

Сознание парня вдруг раздвоилось. Одна его часть, всё ещё находилась в тёмном подвале и громко читала таинственный текст. Вторая, оказалась в захолустной больнице двадцатого века.

Глеб лежал голый на железной кровати. Он находился под капельницей и едва был прикрыт небольшой простыней. Над ним возвышались два силуэта светло-серого цвета. Один чуть поменьше, видимо женский. Другой, немного побольше, возможно, мужской.

– «Врачи,» – подумалось Глебу: – «что-то тихо бормочут». – и тут, до него стал доходить страшный смысл, сказанных доктором слов.

– Ничем мы уже не сможем помочь. – тихо говорил эскулап. Он сунул руки в карманы халата и обречёно добавил: – Если б мы сразу отправили парня в центральную клинику то, может быть, там его и сумели спасти.

У нас, к сожалению, нет ни специальной аппаратуры, ни нужных лекарств. С другой стороны, его доставили к нам в таком плохом состоянии, что вряд ли беднягу, живым довезли до Трёхреченска. – хирург повернулся и медленно двинулся к выходу из скромной палаты.

– Жаль всё-таки парня! – печально вздохнула весьма миловидная сестра милосердия. Она наклонилась над молодым человеком и привычным движением поправила на нём простыню.

Услышав всё это, Глеб вспомнил первые строчки из письма старика: – «Если тебе хочется жить, не задавай мне вопросов. Громко и внятно читай вслух слова, что мною написаны ниже длинной черты».

Больной сильно дёрнулся и, не открывая глаза, стал говорить очень хриплым отрывистым голосом. Глеб повторял абракадабру, которую другая половина сознания чётко читала в подземелье монаха.

Уже стоя в дверях, врач с трудом разобрал малопонятные слова пациента. Он на мгновение замер на месте, резко вернулся назад и внимательно вслушался в странную речь. Секунду спустя, он достал из кармана халата ручку с блокнотом, нашёл чистый листок и начал что-то торопливо писать.

Больной дочитал заклинаниё всё до конца, ненадолго умолк и повторил его снова, от первой буквы до самой последней. Хирург прослушал весь текст ещё один раз, и что-то исправил в блокноте. Он удивлённо покачал головой и быстро вышел из комнаты.

Глеб снова поднял тяжёлые веки. Встревоженный взгляд обежал всё вокруг. Парень с огорчением понял, он оказался в той же больничной палате, которую видел второй половиной сознания. Над ним, как в прошлый раз, стоял тот же врач и молодая сестра.

Теперь Глеб их рассмотрел значительно лучше, но не так хорошо, чтобы запомнить черты двух взволнованных лиц. Хирург сразу заметил, что тяжёлый больной наконец-то очнулся от медикаментозного сна и громко сказал:

– Вчера, вы находились в бреду и, внезапно для всех, стали говорить на латыни. Я невольно прислушался к вашим словам, понял, что это перечень лечебных веществ и постарался их записать. Нужно сказать, что вы все названия произнесли удивительно правильно, чем очень сильно заинтересовали меня.

Выйдя отсюда, я включил больничный компьютер, полез в интернет и пошарил по медицинским спецсайтам. Я заглянул в их архивы и нашёл одну ссылку на небольшую статью. Её напечатали во времёна Первой мировой войны. В ней говориться о том самом средстве, о котором вы нам сообщили.

Какой-то немецкий хирург писал в журнале о том, как он оказался на Западном фронте. Там он узнал чрезвычайно интересные вещи. Оказывается, что в самых крайних и экстренных случаях, старые фельдшеры использовали весьма специфичный состав.

В основном, его применяли при крупных проникающих ранах, и очень больших кровопотерях. Чуть ниже, автор добавил, что результаты такого лечения вполне обнадёживающие, и приводил весьма неплохую статистику. По его утверждению, после тяжёлых увечий, выживала почти половина солдат.

На мой взгляд хирурга, терять вам уже, было нечего, я, сам не знаю, зачем, решил всё же рискнуть. Словно, что-то вдруг щёлкнуло в моей голове и приказало мне так поступить. Если сказать покороче, я нашёл в нашей аптеке все нужные ингредиенты, составил старинное зелье, и ввёл его в вашу вену.

И вот, вы снова здесь, вместе с нами! – врач радостно захохотал. Он оживлённо потёр большие ладони одну о другую и громко закончил: – А я, было подумал, что мы вас потеряли, как говорят эскулапы в плохом американском кино.

Чувствуя невероятную слабость, Глеб улыбнулся в ответ, напряг пересохшее горло и едва слышно сказал: – Большое спасибо, вам доктор!

Хирург вдруг посерьёзнел и произнёс совершенно другим, деловым и ответственным тоном: – Ну, а теперь расскажите нам о себе. Вы, наверное врач?

Больной отрицательно покачал головой. Не мог же он сказать человеку, что ему почему-то, привиделся удивительный сон. Там, в большом подземелье сидел какой-то монах. Он написал на пергаменте несколько фраз на латыни и велел их громко и чётко прочесть.

– Тогда, объясните мой друг, откуда вы знали об этом, всеми забытом, составе? – продолжил выпытывать доктор.

– Мой прадед служил лекарем во время Гражданской войны. – начал Глеб сочинять на ходу. Благо, что следить за своим хриплым голосом и выражением лица, ему не имелось особой нужды. Недомогание больного маскировало вранье лучше любых актёрских приёмов.

– Он погиб в сентябре девятнадцатого. – продолжил монотонно рассказывать парень: – Не очень давно, мне попались его дневники, которые неведомым образом, остались в нашей семье.

Там был короткий текст на латыни, записанный английскими буквами. Рядом имелась краткая сноска. Мол, применять только в экстренных случаях, при опасных ранениях и обильных кровотечениях.

Глеб остановился на пару секунд и закончил с ощутимым трудом: – Видимо, я впал в горячечный бред. Что-то замкнуло в сознании, я и припомнил тот кусок дневника. – парень устало умолк.

Услышав подтверждение своей информации, что почерпнул в интернете, врач удовлетворённо кивнул. Хирург заметил, что пациент совсем обессилел и закончил допрос своим резюме:

– Чего не случается при сильном волнении. Иногда, вспоминаются давно позабытые вещи, а из них неожиданно делаются парадоксальные выводы. Как работает мозг человека, науке до конца непонятно. Иной раз, он выдаёт такое нам, что специально придумать нельзя.

Эскулап широко улыбнулся и тихо добавил: – Теперь вы отдыхайте, а я пойду, сочинять статью в медицинский журнал. Нужно напомнить науке о всеми забытом лечебном составе. – он развернулся и бодрой походкой вышел из тесной палаты. Медсестра кивнула больному и неслышно скользнула за ним.

Измученный разговором о снадобье, парень закрыл дрожащие от напряжения веки и начал проваливаться в глубокий освежающий сон. Сквозь необоримую дрёму он всё же услышал голоса в коридоре.

Какое-то время, грубый уверенный бас спорил с расстроенным тенором молодого врача. В конце концов, эскулап не сдержал напора пришельца. Он всё-таки сдался, и уступил человеку с такими словами: – Если вы сильно настаиваете, то проходите к больному. Но не более, чем на десять минут спокойной беседы! И наденьте, пожалуйста, белый халат!

Дверь широко распахнулась. В помещенье шагнул сотрудник милиции довольно высокого роста. В правой руке он держал потёртую папку из коричневой кожи. За ним семенила сестра. Она держала в руках медицинский халат и пыталась накинуть его на широкие плечи мужчины.

С недовольной гримасой капитан всё же застыл у порога. Девушка его догнала, и сделала то, что велел ей хирург. Наконец, она завершила свой ритуал, что всегда обязателен для российских больниц. После чего, повернулась на каблуках и, вздёрнув остренький носик, стремительным вихрем, унеслась за порог.

Офицер твёрдым шагом устремился к казённой железной кровати. На секунду он замер на месте и внимательно посмотрел на больного. Затем, поднял глаза от бледного лица пациента, повертел головой в форменной кепке, которую зовут «федералкой» и пошарил взглядом вокруг.

Милицейский сотрудник увидел то, что искал. Он взял старый стул, что притулился у дальней стены, принёс к лежащему парню и поставил его, рядом с убогой казённой постелью.

Совершенно проснувшийся Глеб безучастно следил за чёткими действиями странного гостя. Он сразу понял, служитель закона часто бывал в подобных местах, и вёл себя здесь очень раскованно.

Совсем по-хозяйски, мужчина устроился на жёстком сидении. На колени он положил органайзер, сохранившийся с давних советских времён. Офицер раскрыл толстую папку, и лишь после этого, быстро представился: – Капитан Иван Васильёвич Стешин.

Мент достал листок чистой бумаги, дешёвую ручку чёрного цвета и задал целую кучу обычных вопросов: – Ваша фамилия, имя и отчество? Где вы работаете, где проживаете?

Ничуть не таясь, Глеб сообщил свои личные данные.

– Зачем прибыли к нам?

До этого мига, больной пребывал, как бы отдельно от всех своих прожитых лет. Его профессия, биография и прочие мелочи остались, где-то там позади. Они, словно не относились к нему.

Вернее сказать, они, конечно, имелись, но, как что-то такое, не очень реальное. А то и совершенно чужое. Нечто, вроде прочитанной книги, или когда-то давно, виденных фильмов. Ну, а в данное время он находился непосредственно здесь, в палате старой заштатной больницы. Только в этом, и заключалась вся его настоящая сущность.

Мгновенно вспомнив всё это, парень невольно подумал: – «Как я, где-то читал, так ощущают себя, те больные, что побывали на границе жизни и смерти. Та – прошлая жизнь была ДО его отправления в горни выси, а сейчас, началась совершенно другая, которая называется – ПОСЛЕ возвращенья на землю.

Теперь мне придётся, постоянно бросать насторожённые взгляды назад. Не то, можно забыть, кем же я был, где и когда. Выходит, мне нужно, ужиться с весьма неожиданным опытом».

Несмотря на новые чувства, возникшие в нём, Глеб помнил всё очень отчётливо. Особенно то, что случилось с ним раньше, трое суток назад.