Начавшая отвисать челюсть Ельцина ещё не достигла «пункта назначения» – а лицо генерала уже покрылось мелкими бисеринками пота: понял Кобец, что нельзя так с Борисом Николаевичем. Нечего демонстрировать учёность в неподобающих местах: могут не оценить – или «оценить в обратную сторону». Борис Николаевич не обязан, «понимаш», читать «всякого, там, Грэма Грина»!

– Это – название шпионской книжки, Борис Николаевич.

На этом раз Кобец поступил умнее: «на всякий пожарный случай» избежал употребления слова «роман». Наверняка, вспомнил Хаусхофера – пусть и не по фамилии: «Когда я слышу слово „культура“, моя рука сама тянется к спусковому крючку револьвера». В этом отношении Борис Николаевич недалёко ушёл от идеолога фашизма. То есть, был таким же «принципиально недалёким». Для такого «книжка» – всегда удобоваримей «романа».

– Хорошая книжка? – подозрительно сдвинул брови Ельцин.

– Весёлая, про шпионов! – просиял максимально счастливой улыбкой Кобец. Сработало: морщины на лице президента разгладились.

– То есть, «наш человек в Гаване» – это наш человек в ГКЧП?

– Вы… как всегда, Борис Николаевич!

Провожаемый донельзя счастливой улыбкой генерала, Ельцин… нет, не наморщил лоб от избытка мыслей: всего лишь в очередной раз съехал взглядом в сторону сейфа. Вернее: не съехал – а его снесло. Судя по минорным физиономиям, президентские столовники наверняка уже изготовились к «чаепитию» – но тут случилось чудо. Тот, кто длительное время страдал дефицитом «политического мужества», о чём так прямо и заявил на двадцать седьмом съезде партии, на этот раз устоял против искушения, героически воздержался и превозмог себя. Правда, это наверняка обошлось ему в пару лишних морщин – а то и отметин на сердце.

– Ну, этим ребятам можно верить… Особенно – Грачёву: добрый малый…

Судя по ясно выраженному предпочтению, второму источнику – «нашему человеку в Гаване» – Борис Николаевич доверял несколько меньше, даже несмотря «на разность потенциалов»: один – всего лишь генерал-лейтенант, другой – член ГКЧП. А ведь последний буквально вчера отчитывался перед российским президентом в проделанной работе.

Отчитывался по телефону и не совсем по форме, но де-факто это был отчёт: что сделано, что не сделано, и что должно быть сделано. У этого человека была огромная власть, огромные ресурсы… и такие же аппетиты. Он сам предложил сотрудничество – хотя движение навстречу было обоюдным. Помогло и участие Горбачёва: пытаясь усыпить бдительность врага – а ещё больше под давлением обстоятельств – Михаил Сергеевич распорядился знакомить Ельцина, только что избранного российским президентом, со всем перечнем документов, с которым прежде знакомили только его.

И будущий «наш человек» не пошёл на принцип – зато пошёл гораздо дальше того, на что готов был согласиться президент СССР: начал знакомить его российского коллегу «сверх плана», как по срокам, так и по объёмам. Разумеется, это не могло не подвигнуть Бориса Николаевича навстречу такому «хорошему человеку». А как иначе: вовремя предать – не предать, а предвидеть! Тем более что Борис Николаевич этого человека знал давно, и верно оценивал потенциал товарища. Человек был не только полезным, но и нужным. «Мы от него ещё много добра могли бы поиметь» – как сказал бы один киношный персонаж, пусть и по другому адресу.

Как и всякий нормальный вождь, Ельцин ценил людей лишь до поры, до времени: пока не начинал понимать, что использовал их «на все сто», а дальнейшее сотрудничество превращается в обузу. Поэтому с людьми он расставался легко и просто, не тратясь даже на то, чтобы игнорировать обиды и претензии. Расставание происходило в рабочем порядке, без сожалений, выяснения отношений – а потому, чаще всего, заочно. Отставник получал «уведомление о расчёте» «по почте» – на том «любов» и кончалась.

Такая же судьба ожидала и члена ГКЧП. И это – в лучшем случае. При крайней необходимости Борис Николаевич мог пожертвовать не только этим человеком, но и любым иным, досрочно. Но сейчас «наш человек в Гаване» был нужен Ельцину. Именно потому, что – «наш человек в Гаване». В стане политического врага он был много больше, чем просто глазами и ушами «демократии»: он был единственным организующим началом в ГКЧП – этом сборище трусливых и слабовольных болтунов. Он не только информировал Ельцина о каждом шаге ГКЧП: он ещё и проводил в жизнь инструкции «демократического штаба». Де-юре возглавляемый никчёмным Янаевым, де-факто Комитет находился в руках «нашего человека».

Но, как известно, у всякой медали – две стороны. Это сотрудничество не стало исключением: оно было, хоть и выгодным, но далеко не безвозмездным. Ельцин вынужден был обещать «нашему человеку» полный иммунитет от судебного преследования в соответствии с тем сценарием, который тот разработал для своей реабилитации. Человек оставлял пост – а человека оставляли в покое. Это, конечно же, снижало эффект от запланированных Ельциным разоблачений, судов и реформаций.

И всё же, плюсы заметно перевешивали минусы. Сейчас, накануне решающей схватки за власть, «рядовой» член ГКЧП был для Ельцина куда полезнее всех маршалов, вместе взятых. Выгода для российского президента и «интересов демократии» была столь очевидной, что не подвергалась сомнению даже отпетыми демократами из окружения российского президента.

Так, вчера «наш человек» бальзамом пролился на израненную душу Бориса Николаевича сообщением о том, как мастерски он сумел преодолеть сопротивление коллег по ГКЧП. Те вздумали противиться вводу в Москву бронетехники, прежде всего, танков! А ведь танки были одним из ключевых звеньев в совместном плане двух президентов! Без этого элемента пришлось бы пожертвовать не только моральным фактором, но и «мучениками большевизма», баррикадами, «ежами» и прочей бутафорией. ГКЧП танки в Москве не были нужны – зато как они были нужны демократии! Кровь из носу, нужны! А лучше – кровь из жизненно важных органов! И «наш человек в Гаване» в очередной раз «спас демократию»: продавил танки!

Мысленно продолжая тему «обратной стороны медали», Борис Николаевич в очередной раз соглашался с собой в том, что не доверял этому человеку… даже будучи вынужден доверять ему. Увы, не требовалось быть чекистом для того, чтобы понять: товарищ работает на два фронта.

А с учётом ГКЧП, где он также проявлял служебную и внеслужебную активность – даже на три! Разумеется, в двусторонних отношениях этот момент был классической «фигурой умолчания», но лишь такого плана: «я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Тот факт, что Горбачёв был в курсе не только дел ГКЧП, но и планов демократии, Борис Николаевич целиком относил на счёт «нашего человека». Этот гэкачепист не собирался уповать только на одного хозяина: большой жизненный опыт не позволял ему такого легкомыслия. Поэтому он был готов к любому их трёх исходов – и любой встретил бы в качестве одного из «героев незримого фронта».

«Скромный член ГКЧП», как хотя бы не дурак, обязан был ставить одновременно на нескольких «лошадей». Здесь главным был вопрос, на кого сделана самая большая ставка. «Наш человек» должен был её сделать: для иных предположений он был слишком умён и потёрт номенклатурной жизнью. Отрабатывая и «и вашим, и нашим», он должен был определиться с приоритетами: считать и просчитывать этот человек умел. Он наверняка давно уже разобрался с расстановкой сил на политической доске Кремля.

И наверняка он был в курсе совместного плана двух президентов. Об этом свидетельствовал и характер информации, явно выборочной, умело сгруппированной и целенаправленной, и отдельные фразы, как бы случайно оброненные информатором в разговорах с Ельциным.

Продираясь сквозь путаные мысли, Борис Николаевич пришёл к отчасти утешительному выводу: «двойной агент» больше склонялся в его сторону. Он не только отдавал предпочтение указаниям Ельцина «по дезорганизации тыла противника», но и проявлял в этом деле чудеса изобретательности. Уже одно это свидетельствовало о том, что планам Горбачёва, даже согласованным с Ельциным, он предпочитал более «тверёзые» планы «нетверёзого» российского президента. Значит, Горбачёвым и даже ГКЧП он только страховался – но работал на Ельцина! Любой, только ещё намечающийся тактический успех Ельцина, он старался превратить в победу стратегического характера – правда, всегда оставляя себе лазейку «на другую сторону».

Подведя баланс «плюсов» и «минусов», Борис Николаевич решил повременить со списанием информатора со счетов. Ведь, даже если их планам с Горбачёвым – не говоря уже о его сольных планах – не суждено было сбыться, на период «междуцарствия» «наш человек» в Гаване оказался бы весьма полезен. Он стал бы «засланным казачком» в «штабе» Горбачёва. Разумеется, Михаил Сергеевич это «просёк» сразу, отчего ещё три недели тому назад предложил убрать «ненадёжного человека». Но у Бориса Николаевича уже были свои виды на товарища – и он предложил отложить принятие решения. Михаил Сергеевич, хоть и скрипнул зубами – но вынужден был согласиться…

– Кстати – насчёт генералов…

Борис Николаевич вышел из раздумий так же скоропостижно, как и вошёл в них. Разумеется, Кобец тут же принял стойку «Смирно!» – и даже сидячее положение не стало препятствием. Под руками генерала зашуршали листы бумаги.

– Разрешите доложить, Борис Николаевич?

– Докладывай!

– Значительная часть высшего генералитета…

– Говори по-русски! – недовольно поморщился Ельцин. – «Значительная часть»! Что это значит?

– Виноват, – покраснел Кобец: забыл, что не следует забываться. Ведь даже для своих у Бориса Николаевича под рукой всегда были не только «пряники». – Не поддержат ГКЧП Главком авиации генерал-полковник Шапошников, Главком РВСН генерал армии Максимов, и с большой долей вероятности – Главком ВМФ адмирал флота Чернавин.

– Это – хорошо, – потеплел голосом Ельцин, и тут же «обратился в вождя». – Полагаю, что всё это – не голые домыслы?

– Никак нет, Борис Николаевич!

Кобец не по уставу обложился руками.

– Все люди прозондировали и отработаны! Так, что – никаких фантазий!

– Продолжай, – частично подобрел Ельцин. – Только «спустись с высот». Меня больше интересуют люди, которые примут непосредственное участие в событиях.

– Слушаюсь, – больше, чем требовалось уставом, прогнулся Кобец. – Итак, Грачёв – наш однозначно…

Кобец вопросительно посмотрел на Ельцина – но тот лишь молча кивнул головой: «продолжай».

– Его заместитель генерал-майор Лебедь… Мы с ним провели определённую работу, Борис Николаевич…

– Точнее!

– Мужик он – с претензиями, хотя и по службе, и «по жизни» – типичный солдафон. Но – не дурак: сразу понял, что к чему. Поэтому, если он и введёт десантников в Москву – то лишь для того, чтобы «дезорганизовать тылы» ГКЧП и ввести их в заблуждение. Стрелять в демократию он не будет. Конечно, попытается корчить из себя миротворца – но стрелять не будет. Это точно.

– Принято, – «утвердил» президент. – Дальше!

– Из ключевых фигур остались две, Борис Николаевич: командующий Московским округом генерал-полковник Калинин, и командующий Ленинградским округом генерал-полковник Самсонов.

– ??? – «запросил» Ельцин.

Кобец тут же выдернул из папки лист бумаги, и с готовностью протянул его президенту.

– Своими словами! – поморщился Борис Николаевич

– Слушаюсь.

Бумага вернулась в папку: этот текст докладчик обязан был знать наизусть.

– Итак: Калинин Николай Васильевич. Тридцать седьмого года рождения. В Советской Армии – с пятьдесят пятого года. Окончил Ленинградское высшее общекомандное училище, Академию Фрунзе. Академию Генштаба. Прошёл от командира взвода до командующего войсками округа. Был первым замом в Прикарпатском ВО, в ГСВГ, командовал Сибирским округом. С января восемьдесят девятого – командующим Московским ВО. Генерал-полковник.

– Политические убеждения? – озабоченно нахмурился Ельцин.

Лицо генерала растянуло неуставной усмешкой.

– Только не говори, что армия – вне политики! – «отработал наперехват» Ельцин.

– Не скажу, Борис Николаевич! Но и за политические убеждения Калинина тоже ничего не скажу. Потому что таковых нет в природе! Да и как бы он с политическими убеждениями оказался в Москве?! Так что, всех «политических убеждений» у него – «два „у“: угадать и угодить»!

Ельцин – впервые за время контакта – легко, от души рассмеялся.

– Хорошо определил, Костя! Молодец! А – Самсонов?

Воодушевлённый похвалой вождя, Кобец ещё раз осклабился.

– Из того же теста и от того же корыта, Борис Николаевич!.. Самсонов Виктор Николаевич, сорок первого года рождения. Училище окончил в Благовещенске. Тоже – две академии. Начинал в морской пехоте, где дослужился до командира роты. Потом – в мотострелковых и танковых частях. Имеет большой опыт штабной работы: от полка – до округа.

– Значит, не дурак, – одобрительно усмехнулся Ельцин.

– Совершенно верно, Борис Николаевич: себе на уме. До Ленинграда, до девяностого года, опыта командования округами не имел. Зато имеет опыт специфического характера: был военным комендантом Еревана и пытался урегулировать конфликт из-за Нагорного Карабаха.

– Ещё и дипломат!

– Именно поэтому, Борис Николаевич, он и не будет суетиться не по уму. Хотя, как нам стало известно, ГКЧП планирует назначить его военным комендантом Ленинграда, чтобы он ввёл чрезвычайное положение в городе и окрестностях.

– Твои прогнозы?

Кобец уверенно покачал головой.

– На словах, может, он и подчинится ГКЧП. Даже, может, издаст распоряжение о введении ЧП. Но де-факто будет держать нейтралитет. Войска в город он вводить не станет, разгонять митинги – тоже. Максимум: усилит охрану военных объектов – но это ведь не преступление.

– Это – хорошо, – одобрительно блеснул линялыми глазами Ельцин. – Но как быть с «Альфой»? Насколько я знаю, её одной хватит для того, чтобы разогнать всё наше ополчение. Или я ошибаюсь?

Под требовательным взглядом «Верховного Главнокомандующего» Кобец осел плечами – так, словно разом сдулся.

– Нет, Борис Николаевич: не ошибаетесь. «Альфа» – это действительно серьёзно… Поэтому мы и подошли к решению её проблемы тоже серьёзно и ответственно.

– Понимаю, – одобрительно хмыкнул Ельцин. – Сам себя не похвалишь – от других не дождёшься.

Кобец оперативно покраснел.

– Честное слово, Борис Николаевич: вопрос проработан и отработан!

– Каким образом?

– Наш Председатель КГБ… ну, российский…

– Иваненко?

– Да… Так, вот: Иваненко уже имел беседу с командиром «Альфы» генералом Карпухиным. В ходе этой беседы он дружески посоветовал Карпухину не вмешивать «Альфу» в политику. Точнее: не дать себя втянуть.

– И что – Карпухин? – оживился Борис Николаевич.

– Обещал подумать.

Ельцин облегчённо выдохнул – и по-медвежьи тяжело отвалился на спинку кресла.

– Ну, это – другое дело! Хвалю, Костя: хорошая работа! И какой вывод ты делаешь с учётом всей полноты информации?

– ГКЧП не имеет полного контроля даже над своими силами, Борис Николаевич.

– «Без б»?

– «Отвечаю»! – «в унисон» осклабился генерал.

– Значит, «добьём фашистского зверя в его логове»?

– Добьём, Борис Николаевич!

– Ну, дай Бог…

Взгляд Ельцина уже переключился на Силаева.

– Иван, как у нас обстоит с информацией по Павлову?

Российский премьер, заскучавший, было, без хозяйского внимания, встрепенулся.

– Всё – под контролем, Борис Николаевич. Мы знаем всё, что делается в Кабмине и по его линии в ГКЧП. Там – наш человек.

– «Наш человек в Гаване»? – ухмыльнулся Ельцин, косясь почему-то не на Силаева, а на Кобеца.

– Ну, разве, что: «наш человек в Гаване» -бис, – ухмыльнулся премьер: немножко можно. – Я имею в виду Щербакова, заместителя Павлова. Он уже сейчас блокирует все «неправильные» инициативы Павлова. А в случае форс-мажорных обстоятельств он и вовсе, как говорят баскетболисты, «наглухо закроет» премьера. Его подстрахует Воронцов – ещё один наш министр в кабинете Павлова. Я проинструктировал обоих насчёт форс-мажорных обстоятельств.

– «Форс-мажорных обстоятельств»! – недовольно поморщился Ельцин. – Как же вы любите эту иностранщину! Неужели трудно сказать по-русски: «в случае непредвиденных обстоятельств»?! Чем засорять язык, уж, лучше просто сказать: «в случае какой закавыки»!

Силаев «дружно» опустил голову: знал, что в такие минуты Борису Николаевичу лучше «не попадаться на глаза».

– И, потом: кроме Щербакова, у Павлова есть и другие заместители. И вряд ли все они – «наш человек в Гаване» -бис… Например, этот… как его… Догужиев.

«Забыв устав», Силаев пренебрежительно махнул рукой.

– Этот будет «помалкивать в тряпочку» до самого конца, Борис Николаевич! Голову даю на отсечение: не то, что его политической позиции – мы и самого его не увидим и не услышим!

– Да?

Отходя душой, Борис Николаевич для порядка всё ещё угрожающе маневрировал бровями.

– Голову даю на отсечение! – стукнул себя в грудь Силаев.

– Ладно: наврёшь – отсеку! – «не совсем пошутил» Ельцин. – Но, в целом, Кабинет министров ведь поддержит ГКЧП?

– Ну, и чёрт с ним! – ухмыльнулся Силаев. – Слова – они и есть слова! Уверяю Вас, Борис Николаевич: дела за ними не последует. Они все – «политические импотенты», подстать своему премьеру! Все будут терпеливо ждать «указания сверху»: от Горбачёва.

– Ну, хорошо…

Ельцин тяжело поднялся на ноги. Вскочили и оба «столовника».

– Реког… реконос… как это, Костя?

– Рекогносцировка, Борис Николаевич.

– Да: рекогносцировкой на местности я удовлетворён. Мы готовы – если только вы не обманываете меня.

– Что Вы, Борис Николаевич! – «в унисон» побледнели визитёры.

– Тогда будем ждать первого хода ГКЧП!

Тяжёлая ладонь Ельцина с грохотом опустилась на дубовую столешницу.

– Ждать – и готовиться…