Вновь обнаруженные и публикуемые ниже документы составляют дело 2749 описи 1 фонда 7 Российского государственного архива древних актов[8]: это дело представляет собой коллекцию документов высших правительственных учреждений России XVIII в., занимавшихся расследованием политических преступлений, – Преображенского приказа, Канцелярии тайных и розыскных дел и Тайной экспедиции Правительствующего Сената. На первый взгляд обнаружение документов именно в этом архивном фонде может показаться странным, поскольку речь в них идет о сугубо семейном конфликте и ничего политического, того, что могло трактоваться как государственное преступление – посягательство на жизнь государя, оскорбление величества, заговор, бунт, измена или хотя бы «похищение государственного интереса», – в них нет. Однако на практике, в особенности в царствование Екатерины II, Тайная экспедиция Сената в полном соответствии со своим названием занималась не только политическими делами, связанными с угрозой государству, но и теми, суть которых, по мнению верховной власти, не должна была быть предана огласке, стать известной широкой публике, – в частности, касавшимися людей известных, с положением в обществе и системе государственного управления. В этом, с одной стороны, отразилось свойственное тому времени широкое понимание политического, а с другой – осознание императрицей значения общественного мнения и ее забота о репутации, причем в данном случае не столько своей собственной, сколько, как становится понятно из публикуемых документов, дворянской элиты и, следовательно, страны в целом.
Дело 2749 содержит историю скандала – далеко не уникального и, в сущности, довольно заурядного, – но нужно было по возможности постараться не сделать его публичным, тем более что в него оказались вовлечены высшие сановники империи. Можно предположить, что и сами участники семейной драмы также не желали широкой огласки. Во всяком случае, главная героиня – Александра Воейкова – говорит об этом прямо, всячески подчеркивая свое стремление соблюсти внешние приличия. В то же время, если бы в условиях публичности, к примеру, как в Англии того времени, об этом скандале стали бы писать газеты и вокруг него сформировалось общественное мнение, исход, возможно, был бы иным.
Особенностью российского делопроизводства XVIII в. было то, что, создавая документ, чиновник должен был воспроизвести или по крайней мере пересказать в нем содержание всех предшествующих документов. Это делалось для того, чтобы вышестоящий чиновник, которому предстояло вынести решение, получил полное представление обо всех этапах развития дела, но в результате объем документов значительно возрастал. Прошения же, или, как их по привычке продолжали называть, челобитные, с которыми россияне обращались к властям предержащим, составлялись в соответствии с установленным формуляром и, как правило, были достаточно краткими. Два прошения Александры Воейковой императрице Екатерине II, которыми открывается настоящая публикация и которые, собственно, и стали причиной появления на свет дела 2749, в этом отношении по-своему уникальны. Оба они написаны мелким, убористым почерком, первое – на 26, а второе – на 13 страницах. Именно из этих многостраничных прошений мы и узнаем драматические обстоятельства жизни четы Воейковых и их семейного раздора.
Оказывается, в момент, казалось бы, столь романтического венчания в Казанском соборе на Красной площади в 1769 г. жених находился под следствием и арестом по делу о фальшивом векселе, составленном им от имени его матери двумя годами ранее. Криминальные наклонности жениха, судя по всему, не смутили ни юную невесту, ни ее присутствовавших на свадьбе родственников. Причем заметим, что Александра отнюдь не была бесприданницей, поскольку упоминает о принадлежавших ей лично бриллиантах и серебре. Арест Воейкова, по-видимому, носил сугубо формальный характер, раз он не только сыграл свадьбу, но и в тот же период своей жизни совершил ночное нападение на некую вдову майоршу Бурковскую, за что ему грозила чуть ли не смертная казнь. Приговор ему был вынесен лишь в 1775 г., когда он был разжалован в солдаты, но стараниями жены (по ее уверению) избавлен от смертной казни и ссылки, в которую отправился его сообщник. Вскоре после этого новую жалобу на сына, с обвинениями в мотовстве, на сей раз в Военную коллегию, подал отец Федора, но и тогда Александра якобы отмолила смягчение его участи – все закончилось отправкой в дальний гарнизон. После смерти свекра в 1777 г. ей также удалось возвратить мужу наследство умершей еще в 1771 г.[9] его матери. И, хотя в своих прошениях она упорно называет мужа «посредственным дворянином», он был, по-видимому, довольно состоятельным помещиком, владельцем дома в Москве и нескольких имений, приносивших 10 000 рублей годового дохода. Вероятно, заступничество не только жены, но и каких-то иных влиятельных родственников позволило Федору Воейкову довольно быстро вновь получить офицерский чин (уже в 1778 г., как мы видели, он был прапорщиком), дослужиться до поручика и в результате выйти в отставку в звании капитана.
Образ жизни отставного капитана мало изменился. Как пишет его жена, он по-прежнему предавался кутежам и изменял ей с дворовыми девками и женщинами, но она все это терпела, не желая огласки, потому что муж не влезал в долги и не тратил больше, чем имел, а также «ради детей». Действительно, через пять лет после рождения первой дочери Натальи в 1775 г. на свет появилась Анна, в 1778 г. – сын Александр, в 1780 г. – Павел, в 1781 г. – Иван. Спустя еще несколько лет родился шестой ребенок Воейковых – дочь Елизавета. Генеалогические источники называют датой ее рождения 1787 г., но это очевидная ошибка, поскольку, как свидетельствуют публикуемые документы, супруги расстались уже в 1785 г. Вероятно, именно Елизавету имеет в виду Воейкова, упоминая в 1787 г. пятилетнюю дочь, и, значит, она родилась в 1782 г.
Причиной разрыва супругов явился роман Федора с вдовой княгиней Екатериной Несвицкой. Последняя, по уверению просительницы, стала тянуть из ее мужа деньги и настраивать его против жены. Воейков избивал жену, на несколько месяцев запер ее в доме, а сам отгородился от нее на другой его половине. Воейкова жаловалась на мужа его родственникам, которые сперва вызвались ее защитить, но затем встали на сторону Федора. Кульминация наступила летом 1787 г., когда Александра заподозрила мужа и его любовницу в заговоре на свою жизнь. В отсутствие Федора пьяные дворовые, возглавляемые дворецким, напали на нее, причем последний намекал, что получил от хозяина письмо со строгими указаниями относительно ее судьбы. Все это происходило в подмосковном имении, откуда чудом спасшаяся Воейкова бежала в Москву, где подала жалобу столичному главнокомандующему графу Я. А. Брюсу. Тот послал за дворецким московского полицмейстера П. П. Годеина, который сперва изъял у дворецкого письма Воейкова и задержал его, но затем отпустил, а письма вернул.
Вернувшийся в свое подмосковное имение Федор Воейков позвал жену назад, но она, сославшись на нездоровье, приехать отказалась, и тогда он велел забрать у нее находившихся с ней дочерей. Сменивший Брюса на посту главнокомандующего П. Д. Еропкин хоть и попытался примирить супругов, но расследовать дело официально отказался, ссылаясь на родство с Воейковым, и Сенат, куда Александра подала жалобу, поручил разбирательство рязанскому генерал-губернатору И. В. Гудовичу. Полная надежд Воейкова отправилась в Рязань, куда был вызван и ее муж вместе с детьми.
Гудович, как и другие вовлеченные в это дело сановники, считал его сугубо семейным и попытался решить соответствующим образом. Он устроил в собственном доме свидание Александры с детьми, которых в ее присутствии спрашивал, хотят ли они жить с отцом или матерью, и те дружно ответили (по утверждению Воейковой, из страха), что с отцом. Внешний вид детей произвел на генерал-губернатора благоприятное впечатление, и это, наряду с собранными им справками с положительными отзывами о Федоре, привело его к выводу о несостоятельности жалоб Александры, утверждавшей, что муж проматывает имение, лишая наследства собственных детей. Воейковой Гудович предложил разбираться с мужем в совестном суде, но та отказалась, считая дело не гражданским, а уголовным. Гудович между тем сообщил свое мнение Сенату, а недовольная его действиями Александра прислала ему резкое письмо, которое генерал-губернатор счел оскорбительным и пожаловался в Сенат.
Следующий этап разворачивавшейся драмы был связан с попытками Александры Воейковой найти помощников, чьи связи и влияние можно было бы противопоставить связям и влиянию покровителей мужа, и с их помощью воздействовать на решение Сената. Когда это не получилось – Сенат отказал, посоветовав ей обращаться в совестный и духовный суд, – Воейкова стала искать помощников, которые могли бы поспособствовать подаче прошения на высочайшее имя. При этом предложившие ей свои услуги банковский служащий И. Н. Рубан и подполковник И. А. Глебов, которых она характеризует как фаворитов всесильного А. А. Безбородко, запросили такие огромные деньги, каких у Воейковой не было. Кабинет-секретарь императрицы А. В. Храповицкий всячески уклонялся от приема прошения, и все же с помощью неназванного доброжелателя Воейковой удалось добиться своего, и ее прошения попали к Екатерине II.
На что рассчитывала Александра Воейкова? Неужели действительно верила, что императрица потратит несколько часов своего времени на чтение столь подробного и многословного рассказа о ее семейных несчастьях и проникнется жалостью и сочувствием? Оправдались ли эти надежды, прочитала ли Екатерина II прошения Воейковой, только подержала в руках, наскоро пробежав глазами, или, может быть, кто-то из ее кабинет-секретарей пересказал императрице их содержание, мы не знаем. Но можно предположить, что сам объем документов мог вызвать раздражение и у Екатерины, и у докладывавшего о них секретаря и этим, по крайней мере отчасти, был обусловлен исход дела.
Как часто происходило в подобных случаях, разобраться с конфликтом в семье отставного капитана и средней руки помещика было поручено действительному тайному советнику, генерал-поручику, кавалеру высших орденов Российской империи, генерал-прокурору Правительствующего Сената князю А. А. Вяземскому. Вступившему в эту должность еще в 1764 г. и уже четверть века руководившему заодно и Тайной экспедицией, исполнительному и усердному служаке, Вяземскому наверняка не впервые предстояло копаться в грязном белье русской аристократии, и он, если верить публикуемым документам, блистательно справился с поставленной задачей едва ли не за один день. Во всяком случае, публикуемые допрос Воейковой в Тайной экспедиции и решивший ее судьбу приказ генерал-прокурора имеют одну и ту же дату – 17 апреля 1789 г.
Все обвинения Александры Игнатьевны в адрес мужа и разных должностных лиц были признаны безосновательными, в ее просьбах отдать имение мужа в опеку и вернуть ей детей отказано, а сама она обвинена в корыстолюбивом стремлении завладеть имуществом супруга и противозаконной подаче на имя императрицы прошений, полных ругательных слов и неприличных выражений. Быстрота, с которой в этом деле была поставлена точка, наводит на мысль, что вердикт был вынесен заранее и короткий допрос Воейковой был проведен лишь для соблюдения формальной процедуры. Даже очевидные свидетельства о вымогательстве у нее взятки – причем, используя современное выражение, взятки в особо крупном размере – не стали предметом дальнейшего расследования. Нет оснований думать, что у Вяземского было какое-то предубеждение против Воейковой. Скорее, он понимал, какого решения ожидает от него императрица.
По приговору Вяземского, на котором Екатерина II собственноручно начертала: «быть по сему», Александре Игнатьевне Воейковой было велено безвыездно и без права въезда в обе столицы жить в Рязани, куда муж должен был ежегодно переводить 500 рублей на ее содержание. Правда, при этом московскому главнокомандующему П. Д. Еропкину предлагалось склонить супругов к примирению, но попытка эта успеха не имела. Федор Воейков заявил, что ненависти к супруге не питает, но его здоровье не позволяет ему воссоединиться со столь беспокойной женщиной. Александра не унималась и в письме к Вяземскому, также имеющемся в публикуемом деле, пыталась доказать, что Еропкин отнесся к данному ему поручению сугубо формально. По-видимому, письмо это осталось без ответа, как и другое письмо Воейковой, адресованное секретарю Тайной экспедиции С. И. Шешковскому.
Итак, в апреле 1789 г. по монаршей воле судьба Александры Игнатьевны Воейковой была решена. Все ее надежды на справедливое правосудие рухнули, и теперь ей, отвергнутой жене, разлученной с детьми, предстояло коротать век в провинции, довольствуясь выделяемым ей мужем скромным содержанием, и жить в постоянном страхе, что муж вконец разорится и этот скромный источник средств тоже иссякнет. Но жизнь часто преподносит неожиданные сюрпризы. Согласно «Историческому родословию благородных дворян Воейковых», Федор Александрович Воейков, на чье слабое здоровье столь настойчиво указывала в своих прошениях его супруга, скончался уже в следующем, 1790 г.[10] Еще через шесть лет умерла императрица Екатерина II, и в самом конце 1796 г. по распоряжению Павла I Воейкова была из ссылки освобождена.
После смерти мужа как вдова Александра Игнатьевна должна была по закону получить седьмую часть имения покойного, которая переходила ей в собственность. Мешало ли сколько-нибудь этому ее положение фактически ссыльной? По-видимому, нет, ведь формально она не была осуждена за какое-либо преступление, не была лишена прав дворянства, но, по сути, подверглась царской опале, выразившейся лишь в ограничении права передвижения. Никакие другие ее права, в том числе супружеские, ограничены не были.
Седьмая часть наследства, конечно, не сделала Воейкову богатой вдовой, но, скорее всего, избавила от страха вовсе лишиться средств к существованию. Впрочем, если верить публикуемым документам, несмотря на все ее сетования, совсем уж нищей она не была, владела домом в Москве и подмосковной «деревнишкой». Так или иначе, но это был не единственный поворот, случившийся в ее судьбе в эти годы. Вдовой она пробыла, видимо, недолго и снова вышла замуж.
Новым мужем Александры Игнатьевны стал Александр Сергеевич Сенявин – человек, о котором известно немного, но все, что известно, заслуживает внимания. Во-первых, он был сыном генерал-поручика Сергея Наумовича, внуком петровского вице-адмирала Наума Акимовича и племянником адмирала Алексея Наумовича Сенявиных. Его мать Наталья Александровна, урожденная Нарышкина, приходилась троюродной сестрой императрице Елизавете Петровне и ее старшей сестре Анне. Сам Александр Сергеевич был, таким образом, кузеном императора Петра III, и, значит, Александра Воейкова фактически породнилась с царской семьей. Причем родство это было двойным, поскольку двоюродная сестра ее второго мужа, дочь адмирала Сенявина Мария, была замужем за сыном обер-шталмейстера двора Льва Александровича Нарышкина. Во-вторых, минимальные сведения об А. С. Сенявине удалось найти лишь на двух генеалогических порталах, на одном из которых он обозначен просто как «офицер»[11], а на другом как «генерал-майор»[12]. Однако в списках генералов российской императорской армии его имени нет и, скорее всего, до генеральского звания он все же не дослужился. В-третьих, известна дата рождения А. С. Сенявина – 1753 г. Как упомянуто выше, первый муж Воейковой родился то ли в 1747, то ли в 1748 г., соответственно, во время их венчания ему было 21–22 года. Дата рождения самой Александры Игнатьевны неизвестна, но вряд ли она была старше Федора, скорее младше. В письме С. И. Шешковскому, написанном в 1789 г., она упоминает, что ей исполнилось сорок лет, значит, она родилась не позже 1749 г. Таким образом, ее второй муж если и был моложе ее, то незначительно. К концу XVIII столетия им обоим было под пятьдесят. Конечно, нельзя исключать неожиданно вспыхнувшего взаимного чувства, но вероятнее, это был брак по расчету. Впрочем, скорее по расчету нематериального свойства. Овдовевшая Воейкова, естественно, нуждалась в опоре. У Сенявина же это был первый брак. Мы не знаем, почему он так долго оставался холостяком, но ко времени, когда он встретил Александру Игнатьевну, он, по-видимому, вышел в отставку и не хотел провести остаток жизни в одиночестве. О том, насколько удачным оказался этот супружеский союз и сколько он продлился, к сожалению, неизвестно. Уже цитировавшийся генеалогический портал лишь сообщает, что Сенявин умер не ранее 1800 г.
Ну, а как сложились судьбы детей Воейковых? Старшая дочь Наталья еще в 1788 г. была выдана отцом замуж за Михаила Алексеевича Дурново, который в 1792 г. имел чин капитана. В феврале 1789 г. у этой пары родился первенец – сын Алексей, впоследствии женившийся на старшей сестре А. С. Грибоедова Марии. Два года спустя у четы Дурново родился второй сын, Михаил. Вторая дочь Воейковых Анна вышла замуж за Якова Ивановича Полонского. Детей в этом браке, видимо, не было; в 1816 г. Анна умерла, и позднее Полонский женился вторично. Жену родившегося в 1780 г. Павла Воейкова звали Авдотья Николаевна, ее девичья фамилия была предположительно Субочева, и в этом браке родилось несколько детей.
Младший сын Воейковых Иван был женат на Варваре Дмитриевне Мертваго, которая, если верить генеалогическим данным, была моложе его на 30 лет и родила двоих сыновей. Она умерла в 1848 г. в возрасте 36 лет, лишь на год пережив мужа. Старший сын, член-корреспондент Императорской Академии наук Александр Иванович Воейков (1842–1916), считается основоположником российской климатологии. Еще более знаменит младший – Дмитрий Иванович (1843–1896). Предводитель дворянства Сызранского уезда, председатель самарского Дворянского банка и какое-то время управляющий делами Министерства внутренних дел, он более всего прославился как основатель российской асфальтовой промышленности. Асфальтом, произведенным на его заводе в с. Батраки Сызранского уезда[13], покрывали мостовые Москвы и Петербурга, и в 1878 г. асфальт с клеймом «братья Воейковы» получил медаль на всемирной выставке в Париже. Небезынтересно также, что в 1872 г. Дмитрий Воейков организовал уездный съезд учителей, а его основным помощником в этом мероприятии был не кто иной, как И. Н. Ульянов. Вряд ли кто-то мог предположить, как скажется на судьбах потомков Воейковых роль, которую сыграл в истории России на тот момент двухлетний сын Ульянова Владимир, но сведения об этом можно почерпнуть из публикаций писем значительно пережившей Дмитрия Ивановича Воейкова его жены Ольги Александровны Толстой-Воейковой, изданных их правнучкой, известным французским литератором, профессором Сорбонны и автором книг о России Вероникой Жобер[14]. Другой источник – воспоминания их внучки, известной писательницы Н. И. Ильиной[15].
О проекте
О подписке