– Хороший получился закон, что греха таить. Тогда решались многие вопросы, в том числе и жилищные. Ведь население городов росло быстрее, чем строились квадратные метры. В тот год даже вышло постановление Моссовета «О порядке использования жилой площади, освобождающейся в связи с введением паспортной системы». Освободившиеся квартиры должны были в течение суток передаваться в райсовет, и никаких других манипуляций с жилплощадью не допускалось.

Он снова замолчал. По лицу Рюмина пробежала едва заметная тень. Пауза явно затягивалась. Чтобы ликвидировать ее, Костин решил задать вопрос:

– Скажите, товарищ капитан, неужели люди не жаловались?

Рюмин ухмыльнулся. Вопрос лейтенанта ему показался немного не корректным, ведь сам он был человеком этой системы.

– Наверное, писали и жаловались…, но это была директива ОГПУ, и поэтому на все эти жалобы никто не обращал никакого внимания. Я помню, что у томского городского прокурора арестовали двух сыновей, и он приехал в Москву, где встретился с Ягодой. Сыновей освободили, но это был редчайший случай.

Рука капитана снова потянулась к фляге со спиртом, но неожиданно повисла в воздухе, словно ее что-то остановило. Он взглянул на Александра и снова, как-то криво усмехнулся.

– Наверное, я зря тебе все это рассказываю, Костин. Пойми меня правильно, носить все это в себе, довольно, сложно. Секретарь Западно-Сибирского крайкома партии Роберт Эйхе заверил Сталина, что готов принять около 300 тысяч колонистов, однако вождю не понравилась эта цифра. Он посчитал, что она сильно занижена и распорядился оправить туда полмиллиона человек. Никто не стал оспаривать эти цифры, да и как можно было перечить нашему вождю.

– Товарищ капитан! Откуда вы все это знаете – цифры, решения Сталина, ведь об этом никто и негде не писал? – спросил его Костин.

– Не перебивай меня, лейтенант, – произнес Рюмин. – Если тебе не интересно, я рассказывать тебе эту историю не буду.

Капитан снова закурил. Похоже, хмель делала свое дело. Рука Рюмина дрогнула и папироса удала на пол, но он этого не заметил.

– Первые потери этап понес еще в пути в Томск. На грузовой станции из вагонов выгрузили несколько десятков человек, скончавшихся в дороге. Там всех, а их было более шести тысяч человек, отдельные два предыдущих этапа, уже около месяца ждали последний третий. Всех их погрузили на баржи и хотели отправить их в Александро-Ваховскую комендатуру, это на северо-западе области. Однако, принимающая сторона оказалась не готова к приему столь большого этапа «нежелательных элементов». Поступил приказ высадить временно всех их на небольшом острове Назино, он находился посреди реки, что и было исполнено.

Через несколько дней похолодало… Сильный ветер, температура опустилась ниже нуля. Укрыться от холода и ветра было негде, и люди стали сбиваться в небольшие группы. Они сидели и лежали у костров и ели кору с деревьев и мох. Начался голод. Люди, гибли десятками, кто-то от холода, кто-то от голода.

Прошло около двадцати дней. К острову причалила баржа с ржаной мукой. Все устремились к берегу. Голодные люди толпились у мешков. Задние напирали, на стоящих людей впереди, в надежде получить свою пайку муки. Охрана открыла огонь…

В комнате стала тихо. Было хорошо слышно, как потрескивает пламя в коптилке, сделанной из артиллерийской гильзы.

– Получившие паек люди, бежали к воде. Муку несли в шапках, в рукавах, в штанинах… Муку быстро разводили в воде, делая болтушку и ели. Муку раздали не всю, она отсырела, и охрана ее просто закопала на берегу реки. Через десять дней после этого началось людоедство. Сначала это происходило в потаенных уголках острова, а потом уже где придется. Охрана выявляла людоедов и уничтожала их, однако с каждым днем их становилось все больше и больше…. Часть людей сбилась в мародерские группы, они отбирали у людей одежду, убивали их. Особо ценились золотые зубы, которые менялись на хлеб…

– Неужели люди не пытались бежать из этого ада?

– Почему не пытались, пытались, но практически это было сделать сложно. Река была широкой, вода холодной…. да и охрана стреляла всех, кто подходил близко к воде. Трупов было множество, они лежали везде – на тропинках, на берегу, плавали в воде…. В итоге из 6100 человек в живых осталось лишь 2200 человек.

Рюмин снова налил в кружку спирта и выпил, запив его водой.

– И что было дальше?

– Я непосредственно принимал участие в расследовании этого…, – он замялся, не зная, как это все назвать. – Мы нашли там, на острове 31 братскую могилу, в каждой из которых находилось более 70 остатков. Там я и узнал, что среди погибших оказался и мой родной брат.

На глазах капитана показались слезы. Он смахнул их рукой и посмотрел на Костина. В комнате было тихо. Хорошо было слышно, как за окном идет дождь. Он словно заштриховал улицу. Прозрачные капли-бусинки цепко державшиеся за ветках деревьев, поблёскивали бриллиантовой чистотой на фоне серого полотна неба.

– Скажите, капитан! Вы знали об аресте своего брата?

– Он был арестован на Казанском вокзале. Он приехал в Москву, чтобы навестить меня. Все это я узнал, прочитав протоколы его допроса. А я вот, служу этому государству, которое съело у меня брата. Разве я не сволочь после этого, Костин. Сволочь я, настоящая сволочь….

На следующий день капитан Рюмин был убит. Его машина была обстреляна дезертирами, которые скрывались в местном лесу.

***

Помещение, в которое вошли Костин и Виктор, было небольшим. Посреди комнаты стоял стол, накрытый для офицеров. Большое окно, через которое хорошо было видно большой яблочный сад, делало его светлым и уютным. Раньше, в 1941 году, в этом помещении насколько помнил Костин, была палата, в которой лежал один из «самострелов», совсем молоденький мальчишка то ли по фамилии Серегин, то ли Сергеев.

На столе, застеленным простынею, стояла большое металлическое блюдо, наполненное красивыми мочеными яблоками, прошлогоднего урожая. Желто-красные бока яблок невольно напоминали о прошедшем лете 1943 года.

– Здравствуйте девушки! – громко произнес Хмелев, снимая с головы фуражку. –Позвольте вам представить моего хорошего друга, боевого офицера Александра Костина, грозу немецких диверсантов и шпионов. Вы не обращайте на него особого внимания, он всегда внешне хмур, но душа у него добрая и веселая. А, как он поет, Орфей замолкает. Жалко, что у нас нет гитары.

«Ну и болтун, – подумал Александр. – С чего он взял, что я пою и играю на гитаре».

Перед Костиным стояли три молоденькие симпатичные девушки.

– Давайте, будем знакомиться, – произнесла одна из них в звании старшего сержанта. – Меня зовут Клава, а это Римма и Верочка.

Девушки громко засмеялись и стали внимательно рассматривать незнакомого им офицера. Клава подмигнула Костину. Он протянул ей руку. Ладонь девушки была влажной и прохладной.

«Волнуется, – решил Александр. – Даже покраснела от волнения».

Верочка была, похоже, самой молодой из них, ей от силы можно было дать лет восемнадцать. У девушки на груди матово отливался орден Боевого Красного Знамени. Насколько Александр знал, в армию девушек моложе восемнадцати лет не призывали. Ее молодили очень красивые светлые волосы, локоны которых касались ее плеч, едва прикрывая погоны.

– Ну что, красавицы, приступим! – громко произнес Хмелев, доставая из портфеля бутылку трофейного красного вина и две банки мясной тушенки. – Девочки, вы пьете испанское вино или нет? Если, да, тогда, где ваши кружки? Я их почему-то не вижу!

Клава, на правах хозяйки, достала из тумбочки флягу со спиртом и положила ее на стол.

– Это вам, мальчики. Спирт вы пьете или предпочитаете сладенькое вино? – спросила она и задорно засмеялась. – Что смотрите, рыцари, разливайте!

Разлив вино и спирт по кружкам, они выпили за Победу и товарища Сталина. Костин сидел рядом с Клавой и невольно ощущал тепло ее бедра, которым она прижималась к его ноге. Она иногда бросала на него томный взгляд, который трудно было не заметить. Он попытался немного отстраниться от женщины, чем вызвал у нее улыбку.

– Вы женаты, товарищ капитан? – спросила она его. – Впрочем, о чем это я спрашиваю? На фронте все мужчины не женаты, а женщины – незамужние. Что от меня, как черт от ладана? Или я не нравлюсь?

Она громко засмеялась, чем вызвала смех у подруг. Клава встала из-за стола и вышла на средину комнаты. Она рукой разгладила гимнастерку и как на подиуме, прошла по комнате, демонстрируя, собравшимся все прелести своей точеной фигуры. Черные густые, собранные в тугой узел волосы, блестели в лучах заходящего солнца. У Клавы были большие зеленые глаза, словно два лесных озера. Высокая грудь, красивые точеные ноги, в блестящих хромовых сапожках делали ее неотразимой.

– Ну, как я вам? – произнесла она. – Нравлюсь, Александр?

Громко засмеявшись, она снова села рядом с Костиным.

– Скажите, Александр, откуда у вас такой шрам на лице? – спросила его Клава. – Только не говорите, что вы его получили на дуэли из-за женщины. Говорят, что шрамы украшают мужчин, вот и я вам хочу сказать, что он не портит вашу внешность, а делает ее более мужественной и красивой.

Женщины снова засмеялись, заставив Александра покраснеть. Клава провела пальцем по шраму и посмотрела на Костина. Хмелев снова разлил спиртное по кружкам, и предложил выпить за приятное знакомство.

– Скажите, Саша, а ваша жена лучше меня? – задала Костину очередной вопрос Клава. – У такого красивого мужчины должна быть и красивая женщина. И еще один нескромный вопрос. А я красивая, я нравлюсь вам?

Выпитое спиртное заметно повлияло на настроение Клавы. Женщина положила руку на плечо Александра и зашептала что-то ему на ухо. Костин не ответил на вопрос Клавы. Он взял в руки бутылку, чтобы разлить остатки вина по кружкам, но бутылка оказалось пустой.