– Так давайте его колоть. Просто жёстко брать и колоть! – нервничая, предложила Лядова.

– В принципе согласен, – привстал со своего места Шароев.

– Никто никого брать и колоть не будет, – резко ответил я. – Всё разрешится сегодня. Ждём Дроздова.

Не знаю почему, но очень уж мне хотелось дать шанс этому молодому несостоявшемуся полицейскому самому выкарабкаться. Конечно, я понимал, что как только он мало-мальски придёт в себя и сможет членораздельно излагать мысли, его тут же у нас заберут «гестапов…», в смысле «Служба собственной безопасности». А там… Так что пиши, Стариков, пиши!

* * *

Ну а пока старший лейтенант Дроздов метался между медицинскими центрами и городскими моргами, выжигая солярку, купленную за мои кровные, мы тоже время не теряли. Сделали запрос в Академию МВД и получили ответ, что «… курсант, старший сержант Еремеев Сергей Георгиевич, 1995-го года рождения, действительно проходит обучение на четвёртом курсе в Академии МВД города Москвы по специальности «Правоохранительная деятельность». Профиль обучения: «Оперативно-розыскная деятельность».

– Коллега, – тихо сказала Лядова.

К сожалению, до поступления в учебное заведение на биографии курсанта Еремеева стояло большое жирное пятно. Пришлось по своим каналам связываться со «старшим братом» – майором Тюриным. Через сорок минут мне позвонил сам Стёпа и зачитал короткую справку.

– Не знаю, зачем конкретно тебе понадобился этот парень, Андрей, но если ты его себе в команду хочешь получить, то выбор сделан правильно. Служил срочную в дивизии Дзержинского. Разведчик. Потом подписал контракт и улетел в Сирию. Служил по специальности. Имеет правительственную награду. Ранен. Дали рекомендацию для поступления в Академию МВД. Вот вкратце. Да, ещё у него брат с сестрой младшие есть. Двойняшки. Родители умерли, – коротко объяснил мне по недостающим деталям в биографии Еремеева старый приятель.

– Спасибо, Стёпа, ты очень помог, – поблагодарил я.

– Постой, Андрей. Что-то ты как-то мрачно… Или он натворил что-то? – удивился Тюрин.

– Разбираемся, Стёпа, разбираемся, – ответил я, отключаясь.

* * *

Начальник криминальной полиции Управления полковник Воронин моего звонка ждать не стал, а позвонил сам, причём на полчаса раньше назначенного времени.

– Ну, что у тебя, Чапаев? – услышал я «неожиданный» вопрос.

– Товарищ полковник, к сожалению, не могу дождаться одного оперативного сотрудника. А его информация очень нужна для систематизации фактов. Ну и первый день работы, сами знаете, как правило, это сбор информации, – путано ответил я.

– Это как первый, Чапаев? Ты же вчера мне уже докладывал. А твой опер пешком по Москве бегает, что ли? – возмутился полковник.

– Ну, почему пешком, товарищ полковник. В двадцать первом веке живём, однако. Метро, троллейбусы, маршрутки… В транспорте вы мне отказали, а он безлошадный. Вот и стирает подошвы о свежеположенную тротуарную плитку. Так вчера у нас организационный день был, товарищ полковник. Оргпериод, новое место службы осваивали, так сказать. Так что прошу считать первым днём расследования именно сегодняшний, – придурковато оправдываясь, доложил я начальнику суть дела.

– Ладно. Как у тебя со следователем? – поинтересовался Воронин.

– Работаем вместе. Она в курсе всех наших действий. Можно сказать, отрабатываем выдвинутые ей версии.

– Правильно, Чапаев. Ты с ней не задирайся. Она баба с норовом, любого залягает. Завтра с утра я в Главке. Оттуда позвоню. Не подведи меня, майор… Бывай, Чапаев.

– И вы бывайте! – сказал я уже пикающему телефону.

* * *

В кабинет Дроздов ворвался шумно и явно в отвратительном расположении духа. Окинув всех горящим взглядом, он остановился на Лядовой и вдруг ангельским голоском пропел:

– Светуль, у нас ничего пожрать нет?

– Бедненький, – сжалилась над Дроздом Лядова, разворачивая пергаментную бумагу с бутербродом, – даже поесть времени не хватило?

– Денег не хватило, Света, – нахмурив брови и шире открывая рот, ответил Иван. – Только десять литров солярки залью, только по «пробкам» подёргаюсь – опять красная лампочка горит! Только залью, только проеду… Васильич, а сколько твой керогаз по городу жрёт? Бегемот, а не машина!

– Ключи! – протянул руку я.

– Нет, ты скажи!

– Ключи, гад! Вот прав был Чегевара…

– Начинается! – застонал этот тракторист, не умеющий ездить на чужих машинах.

– А я говорила, – ехидно подключилась Лядова.

– Поел? Рассказывай, – с опаской глядя на часы, приказал я Дрозду.

– А попить? – жалобно пробасил Дрозд.

– Света, сделай ему… Поехали, Дрозд, не зли, опять ночью разойдёмся.

– С какого морга начать, начальник? Ладно, начну с живого. Младший сержант Тищук из комы выходить пока не собирается, неважные у парня дела. Весь в трубках, проводах. Очень сильный ожог получил, нужна пересадка кожи. А у него ещё с черепом проблема. Короче, лечащий его говорит, что шансов мало. И то, что в ближайшее время говорить не будет, это точно.

– Ваня, а о травмировании нижней части таза Тищука доктор ничего не говорил? – стараясь не выделять этот вопрос, спросил я.

– А это уже на следующей страничке, Андрей Васильич, – переворачивая страницу в своём блокноте, ответил Дрозд. – Это ведь не просто так ты спросил. Да? Совершенно верно, начальник. Там, где у живого Тищука и мёртвого Иванчука должны находиться половые органы… Кровавое месиво там, Васильич, – тяжело сглотнув слюну, закончил свой рассказ Дрозд, невольно прикрыв рукой место, где начинается на джинсах ширинка. – Ты знал?

– У Старикова та же картина. Вернее… акцент ударов был именно в эту область туловища, – ответил я.

– Братцы, а это значит, что можно предположить, что мотивом покушения на убийства могла быть месть за совершённое сексуальное преступление, – крикнул, вскочив со своего места, Шароев.

– Ну и продолжай дальше, братец Магомедыч, – …сексуального преступления, совершённого сотрудниками ППС, – мрачно подытожил Дроздов.

– Это всё, что ли, Вань? Ты же весь день по больницам и станциям «скорой помощи». Неужели ничто внимание не привлекло? Может быть, что-то необычное? – раздосадованно расспрашивала своего дружка Лядова.

– Поверишь? Ничего, – листая свой блокнот, сокрушённо ответил Иван. – Женщина в алкогольном опьянении выпала из окна второго этажа. Порезы. Бомжи подрались у ресторанной мусорки. Мелкие травмы. Семейное насилие. Муж жене руку табуреткой сломал. Но пока того волокли в «бобик», помирились. А помирившись, объединились и чуть «пепсам» не накостыляли. В связи с изнасилованием обращений не было. Понимаешь? Вот, правда, на остановке найдено тело молодого человека. Констатирована смерть от сердечной недостаточности…

– Фамилия? Фамилия умершего, Ваня? – вдруг встрепенулась Лядова.

– Сейчас… так, где тут? Еремеев, – прочитал у себя в блокноте Иван.

Вскочившая со своего места Светлана вдруг опустилась в кресло, закрыла лицо ладонями и тихо заплакала. Мы, несколько секунд наблюдая за неизвестным явлением в наших кругах, молчали. Первым к Светлане подошёл Иван. Он, бережно прижав её головку к свой груди и осторожно поглаживая девушку по спине, тихо повторял:

– Ну, что ты так? Всё хорошо… поймаем мы его, Свет. Ты молодец… ты у меня умная-умная…

– А ты дурак, Дроздов. Вы что, не понимаете? Это же Васильич нас навёл… это же он сказал – идти только сюда, делать только это. И мы шли и делали. Как ты его просчитал, шеф? Ваше сиятельство… Андрей Васильевич, вы такой умный! – уже ревела навзрыд лейтенант Лядова, громко сморкаясь в чистый лист бумаги формата А4. – Чего стоим? Кланяйтесь «светлейшему»! – сквозь слёзы смеялась Светка.

– Лейтенант Лядова!

– Ах, оставьте, господин майор… – наконец расслабилась Светлана.

– Так, Шароев, завтра вот на это место повесить медицинскую аптечку. И чтобы там обязательно что-нибудь успокоительное было. Светлана Ивановна, я думаю, эти два джигита не совсем понимают, о чём мы. Успокойся и поставь им, пожалуйста, своё кино из фитнес-центра и объясни всё, А я пока доктору отвечу, – сказал я, понимая, что звонок Михаила Ивановича уберёг меня от ненужных оправданий перед подчинёнными по поводу интуиции и других необъяснимых манипуляций мозговой деятельности зрелого не по годам сотрудника полиции.

– Андрей Васильич, не разбудил? Привет, – поздоровался костоправ.

– Здоров, Иваныч. Написал? – коротко спросил я, наблюдая, как Лядова раздражённо что-то доказывает Шароеву, тыкая пальцем в экран монитора.

– Стариков тут тебе целый опус пишет. Практически целый день царапает. Тяжело ему, потеет, стонет, но я не трогаю. Предложение напишет – отвалится. Напишет – отвалится… Врать не буду, прочитал кое-что. Вот же, б…, засранцы! Защитнички хреновы! Ты когда приедешь, Андрей?

– Миша, в двадцать первом веке живём. На смартфон свой сфотографируй, когда Стариков закончит писать, и мне пришли все листочки. Понял? Только потом сам лично из телефона своего текст удали. А сами бумаги, собственноручно написанные Стариковым, запри в свой сейф. Я их позже заберу. Могу надеяться? – спросил я у травматолога.

– Ну, надеяться-то можешь… А сколько эта бумага может стоить на «чёрном» рынке? – поинтересовался хитрый доктор. – Шучу, мент. Всё сделаю, как надо. Я армянский люблю, ты, бродяга, знаешь.

А возле ноутбука Лядовой разгорался нешуточный спор. Дроздов рвался прямо сейчас выезжать в адрес и брать курсанта за задницу. Шароев уверял, что ещё рано, что пока нет полной уверенности в доказательной базе и что нужно сначала эту версию согласовать со следователем.

– Шеф, когда Еремеева брать будем? – уверенная в своей правоте, задала вопрос Лядова.

– Будем, но не сегодня это точно. Еремеев – курсант дисциплинированный, у него армия и война за плечами. Сказал – сделал. Завтра будет на занятиях как штык! К тому же уж очень мне хочется «чистуху» от Старикова дождаться, – ответил я.

– А дождёмся? – с сомнением задал вопрос Магомедович.

– Дождёмся, пишет, – успокоил я капитана. – А теперь по коням. Дрозд, тебя подвезти? Или там уже солярки нет? – вдруг вспомнил я про Ванькино нытьё.

* * *

На этот раз меня никто не встречал. Ни в ночных рубашках, ни без… На диване в гостиной белели подушка и одеяло. Понятно. На кухонном столе лежали две короткие записки. «Извини, не высыпаюсь. Котлеты холодными не ешь. В микроволновке – одна минута. Целую» Но вторая понравилась мне больше: «андюша привет ятибе аставила адин сырник цылую женя» (орфография бережно сохранена).

Я взял «адин» сырник, положил на него одну холодную котлету и поужинал. Ничё так, хотя вкус, конечно, странный. Несмотря на тяжёлые мысли о предстоящей операции, уснул сразу.

Приснилась какая-то ерунда. Будто стоит на балконе в ночной рубашке босяком моя Женька с сырником в руке и смотрит вниз. А под балконом сидит наш кот Боцман с гитарой в лапах и орёт басом:

– Мурка! Ты мой Мурё-ё-ёночек!

Вроде и не март ещё.

* * *

Сбор был назначен на восемь ноль-ноль. Без пятнадцати восемь в кабинет последним зашёл Дроздов и молча занял своё место. Ночью мне пришёл текст, собственноручно написанный Стариковым. Михаил Иванович не подвёл. Личный состав «Отдела оперативного розыска» смотрел на своего начальника в нетерпеливом ожидании «вишенки» на торте. Ох, как мне нужна была эта пауза! Я просто упивался собственным искренним желанием поставить наконец жирную точку в этом противоречивом резонансном деле.

Через пять минут я читал своим «чапаевцам», надеюсь, чистосердечное признание лейтенанта полиции Виктора Ивановича Старикова. Орфография сохранена.

Чистосердечное признание.

Явка с повинной.

«Я, Стариков Виктор Иванович, чистосердечно сознаюсь в следующем. Во время дежурства ППС, где я был старшим в составе усиленного экипажа по обеспечению общественного порядка на мероприятии в Ледовом дворце, нами были задержаны молодые люди (парень и девушка). Они привлекли наше внимание тем, что сидели на автобусной остановке, а девушка поила парня из пластиковой бутылки. Младший сержант Тищук сказал, что это наркоши колёса глотают. Было принято решение произвести досмотр и установить их личности. При досмотре у парня нашли студенческий билет на фамилию Еремеев (имя и отчество не помню), а также целлофановый пакетик с сухой травой, внешне похожей на стебли конопли. Вес пакетика, со слов Тищука, был больше пяти граммов. Девушка сказала, что её фамилия тоже Еремеева и что они брат и сестра. Ещё сказала, что у брата врождённый порок сердца и она поила его из бутылки после приёма лекарства. Потом она начала кричать на брата, типа, ты опять за своё, что всё старшему расскажет. А парень кричал, что каннабис – это его лекарство.

Мы посадили парня в отсек для перевозки, а девушку на заднее сидение, так как они постоянно ссорились и сестра пыталась парня побить. Я доложил дежурному, что задержали наркоманов, возможно наркодиллеров. Тищук сидел сзади и о чём-то договаривался с девушкой. Потом Тищук вышел из машины и попросил выйти меня. Он сказал, что девка очень красивая и что согласна дать нам всем, если мы отпустим её брата. Я сказал, что уже доложил дежурному о задержании наркоманов. А он сказал, чтобы я не был мудаком, а он мне «таких наркоманов» на следующей остановке десяток найдёт. На конфликт идти не хотелось. К тому же девушка сама согласилась, и это изнасилованием считать было нельзя. Я согласился, но отказался в этом участвовать.

Мы отъехали пару кварталов, и Тищук выпустил парня. Тот начал что-то кричать и пробовать открыть дверь машины, где сидела девушка. Тогда Тищук с разворота ударил парня ногой в грудь. Парень упал и, пока мы ехали, не поднимался. За поворотом я вышел. Девушка что-то кричала, но что уже кричать, если сама согласилась. Через час они меня забрали. Девушки в машине уже не было. Парни смеялись и сказали, что я много потерял и что девка побежала к брату.

По пути к Ледовому дворцу мы среагировали на драку у машины такси. Погнались за напавшими на таксиста. Это были сильно пьяные молодые мужчина и женщина. Тищук подбросил им пакетик с марихуаной, и мы сдали их в дежурный отдел.

На следующий день у меня был выходной. Я занимаюсь спортом в фитнес-центре недалеко от дома. В воскресенье, ближе к обеду, я пошёл на тренировку. Возвращаясь после неё (я уже писал вам), услышал крики о помощи. На стройке на меня напали. Это был один человек. Так может бить только очень хорошо подготовленный боец. Я пытался сопротивляться… Он сделал удушающий… я несколько раз на секунды терял сознание, но он не убивал меня. Это потом я понял… Он спросил фамилию напарника, я сказал: «Тищук». Он сказал, что его нет дома, и спросил, где он. Я знал, что Тищук и Иванченко собирались на рыбалку на озеро у посёлка Чёрные Воды и сказал ему об этом. Я был с ними как-то, но они не рыбу ловят, а водку пьют. Потом я почувствовал удар по затылку и потерял сознание.

Теперь я понимаю, что Тищук и Иванченко меня обманули. Они изнасиловали Еремееву, и за это нам мстят. Свою вину признаю полностью и прошу о снисхождении. Дата. Подпись».

Чуть ниже была приписка от доктора: «Первоисточник под замком, фото текста из телефона удалил».

Несколько секунд в кабинете была тишина. Личный состав отдела переваривал услышанное. Было одновременно и гадко, и муторно от этого «чистосердечного признания». Признания большого физически сильного молодого человека со скудным, ничтожно крохотным мозгом.

– Мне его не жалко, – в гробовой тишине тихо сказала Светлана. – Таким размножаться нельзя.

– И мне, – глухо прошептал Дроздов, громким щелчком загоняя обойму в свой «Макаров».

– Понимаете, да? Только он мог сказать: «Нет!» И всё сразу бы изменилось, – сказал я.

– И все остались бы живы, – понял меня Шароев.