Глава 3

В комнатах этажом выше было спокойнее. Не так многолюдно. Еще один бар светился бутылками, стеклом, умелый бармен раздавал напитки. В комнате под названием «Медуза» под голубым потолком висел огромный розовый светильник, напоминавший пышную медузу. И все, кто становился под светильником, окрашивались в голубой и розовый цвет.

На кресле перед стеклянным столиком, на котором золотился бокал с шампанским, сидела молодая женщина. Тихо улыбалась, полузакрыв глаза. Эта улыбка, слегка насмешливая, была обращена к мужчинам, которые проходили мимо и заглядывались на ее открытые плечи и глубокий вырез в шелковом платье, на высокую белую шею с платиновой цепочкой, на ложбинку груди, в которой мерцал изумрудный кулон, на короткую, с золотым отливом стрижку, открывавшую затылок и маленькие розовые уши с каплями изумрудов. У нее было свежее, чуть продолговатое, с тонким носом лицо, красоту которого замечали проходящие мужчины. Замедляли шаг, словно хотели подойти, но, чего-то пугаясь, проходили мимо. А она, зная, что ей любуются, не поднимала глаз, тихо улыбалась, положила руку на открытое колено, играла высоким каблуком.

Женщину звали Ольга Окладникова. Она была арт-критик и явилась в великосветское общество по приглашению хозяина дома Евгения Франка. Здесь предстояло художественное действо, намечалось представление известного художника-акциониста, представлявшего свою новую «магическую» мистерию. Евгений Франк покровительствовал художнику и заказал Ольге рецензию для «Метрополитена». Приготовления к «магическому» акту шли в соседнем зале, двери которого были плотно прикрыты.

Ольга томилась долгими приготовлениями. Ее утомляла вечеринка, тянувшаяся далеко за полночь. Помимо нее здесь были другие женщины – рьяные журналистки, специалистки по элитам, правозащитницы, жены именитых политиков. Они, подобно мужчинам, яростно спорили, язвили. Как агрессивные вороны, расклевывали подброшенные мужчинами проблемы.

Ольга не приобщалась к ним. Ее улыбка, открытое колено, движение обнаженного плеча были исполнением роли, которую она привыкла играть на подобных приемах. Мужчины судили и рядили о политике, официанты разносили напитки, а женщины служили украшением вечера, как живые цветы в вазах.

Она увидела, как к ней приближается гость, держа стакан с виски. Мужчина был в сером неприметном костюме, с белесыми выцветшими волосами, бесцветными губами и осторожными движениями человека, не желающего быть заметным. Его голос был тихий и шелестящий:

– Ольга Андреевна, вы не помните меня? Я был в гостях в вашем доме в Берлине. Мы были знакомы с вашим мужем Кириллом Степановичем. Какой прекрасный был человек, несравненный специалист по экономическому моделированию. Его так теперь не хватает.

– Мне тоже его не хватает, – Ольга старалась вспомнить стоящего перед ней человека, но тот был столь невзрачен и неприметен, что напоминал прозрачную тень.

– Вы прекрасно выглядите, Ольга Андреевна, – произнес человек, приподнимая стакан.

– Спасибо, – вежливо улыбнулась Ольга, провожая взглядом удалявшегося гостя. Тот сделал несколько шагов и бесследно растворился, словно и впрямь был тенью.

Ольга старалась вспомнить это зыбкое лицо, которое тонуло среди множества лиц, появлявшихся в их с мужем квартире на Фридрихштрассе. Муж, гораздо старше ее, увез юную жену в Берлин, где читал лекции в университете и занимался еще какими-то делами, мало понятными Ольге. В число этих дел входило содержание богатой квартиры, где раз в неделю встречались ученые, отставные военные, дипломаты, люди неясных профессий, с лицами, напоминавшими только что отошедшего гостя. Ольга не вникала в дела и знакомства мужа. Была украшением салона. И все свободное время страстно колесила по Европе, посещала музеи и картинные галереи, слушала лекции известных искусствоведов и философов искусства. Познакомилась с самим Гройсом, теоретиком «Большого стиля», который подарил ей свою нашумевшую книгу. Когда муж внезапно умер, к ним на квартиру явились представители немецких спецслужб. Вежливо опросили Ольгу. Забрали стопку деловых бумаг мужа и его рабочий компьютер. Так кончилось ее краткое замужество, напоминавшее туристическое путешествие.

Второе состоялось почти сразу вслед за первым. Ее мужем стал известный композитор, писавший музыку для московских театров, телевизионных программ и кинофильмов. Он был очаровательный говорун, любимец богемы, знаток дорогих ресторанов. Ввел Ольгу в театральное и музыкальное общество, представил телемагнатам и знаменитым продюсерам. С эстрады звучали посвященные ей песни.

Но очень скоро вино и возбуждающие порошки и таблетки привели его в клинику. Там, в перерывах между курсами лечения, он писал наркотическую музыку, отвергаемую театрами. Он ушел из семьи, написав Ольге прощальное письмо, в котором винился и просил его забыть. Исчез за границей. Ольге говорили, что иногда в провинциальных городах Америки появляются его неудачные мюзиклы.

Ольга снова осталась одна, молодая, бездетная, искушенная общением с разведчиками и богемными музыкантами. На даче одного влиятельного чиновника она познакомилась с генералом Окладниковым. Немолодой вдовец стал за ней ухаживать и вскоре сделал предложение.

Теперь она была генеральшей, и это ее забавляло. Она ценила мужа, ценила его деревенские корни, его заботу о ней, положительный, слегка пресный нрав. У них были разные интересы, но общий дом на проспекте Вернадского, в котором Ольга создала уклад, созвучный привычкам мужа. Генерал часто пропадал в командировках, Ольга иногда писала статьи об искусстве в немногочисленные элитные журналы. И сладостно вспоминала то чудесное время, когда носилась по автострадам Европы, посещая Прадо, Уффици, Лувр. Впитывала восхитительные мысли кумиров философии и искусства.

Она увидела, как к ней приближается хозяин дома, телемагнат Евгений Франк. Одетый в просторную малиновую блузу, в распахнутой рубахе апаш, он улыбался толстыми губами, отчего жирные безволосые щеки разъезжались, маленький лоб морщился, круглые глаза сжимались в рыжие щели. Его черные волосы ниспадали до плеч, и было видно, что он их завивает. Каблуки его башмаков были выше обычного, и он слегка вихлял бедрами, манерно растопырив пальцы рук. На лице его проступали синеватые тени, словно следы родовых пороков, которые он унаследовал от развращенных предков.

– Здравствуй, моя генеральша! – Он приблизился и поцеловал Ольге руку. – Твоя красота год от года наливается новой силой и женственностью. Поедем в Ниццу, поплаваем на яхте с друзьями?

– Зачем я тебе, Евгений? Ведь ты в своей утонченности преодолел грубые мужские пристрастия.

– Ты будешь статуя на носу корабля. Французские моряки, завидев тебя, станут отдавать честь.

– Я семейная женщина. У меня муж. Он любит, когда я утром подаю ему завтрак.

– А прежний твой муж не был таким скрягой и собственником. Ты была свободной. Жаль, что его нет с нами. Некому заказать хорошую музыку. Он понимал толк в психоделике. Представление, на которое я тебя пригласил, нуждается в наркотических звуках. Искусство – это всегда извращение.

Франк посмотрел на закрытые двери зала, где шли последние приготовления. Его ноздри втянули воздух, словно улавливали приторные дуновения. Отбросил манерным движением прядь, как женщина отбрасывает локон.

– Что нас ожидает? – Ольга кивнула на дверь.

– Это великий художник, великий маг Строгайло. Я все это время держал его в тени, но сейчас я даю ему свет. Он составит славу русского искусства. Хочу, чтобы ты о нем написала.

– В чем его гениальность?

– Ты помнишь прелюдию к сочинской Олимпиаде? Помнишь это явление из морской пучины Града Китежа? Когда вдруг всплыли стоцветные купола, шатры, колокольни. Волшебный град поднялся из черных глубин и полетел к небесам. Это была притча о Русском Чуде. О сокровенном обетованном граде, который всплывет из глубин истории и озарит чудесным светом всю русскую жизнь. Эту мистерию задумал Строгайло.

– Я помню, было очень красиво.

– Ты не поняла. Это было Русское Чудо. Он выкликал Русское Чудо. И оно явилось. Это Чудо – возвращение Крыма. Строгайло силой магического искусства вернул России Крым!

– Это твоя трактовка? Твой домысел? – Ольга недоверчиво всматривалась в пухлое, с синеватым оттенком лицо Франка. Франк слыл мистификатором, интриганом, опасным шутником, вовлекавшим в свои шалости множество степенных людей. Эти доверчивые простаки после завершения шутки выглядели обманутыми простофилями. Над ними смеялась пресса, смеялись сослуживцы, смеялось общество, в глазах которого они приобретали репутацию дураков. Ольге казалось, что Франк дурачит ее.

– Ты не поняла! Это лишь отчасти искусство. В большей степени это оружие. С помощью этого оружия можно управлять историей, менять ход исторических событий, обманывать историю, овладевать ею. С помощью этого оружия можно поднять революцию в Америке, распустить НАТО, присоединить Аляску к России.

– И это оружие ты разместил в своем доме? – Ольга кивнула на закрытые двери зала.

– Строгайло своими тайными знаниями, своей волей, силой своего искусства создает ловушки для времени, роет медвежьи ямы истории. Заманивает историю в эти ямы, и та проваливается, бьется в этих ямах, выкарабкиваясь, меняет свой ход. Все великие революции, военные походы, переселения народов были подготовлены магами, будь то еврейские пророки или эллинские философы. Строгайло изучал древние практики в Тибете, на Ближнем Востоке, в урочищах удмуртских шаманов.

– Ты хочешь сказать, что сейчас мы увидим нечто, что изменит ход истории? Быть может, развяжет новую русскую революцию?

– Как знать, как знать, – загадочно произнес Франк, сжав глаза так, что брови наехали на толстые щеки и лицо превратилось в ком голубоватого теста.

– Скорей бы это увидеть!

– Ждем приезда Феликса Гулковского. Ему это надо знать!

Феликс Гулковский был богатейший человек России. Один из немногих, стоявших у истоков российской власти, кто остался на плаву. Не канул в безвестность, не бежал от преследований, не покончил с собой, не прошел заточение и опалу. Он по-прежнему был приближен к Президенту, числился в его близких друзьях, влиял на его решения.

На первом этаже послышались гомон, громкие голоса, шум ступавших по лестнице ног.

– Кажется, Феликс! – Франк кокетливо отбросил с виска черную прядь, повернулся на каблуках и поплыл встречать гостя.

Феликс Гулковский был высок, болезненно худ, брит наголо, до стеклянного блеска. На лбу пролегало несколько продольных морщин, какие бывают в нотной тетради. Черные выпуклые глаза отливали странным золотым блеском, какой бывает на ягодах черной смородины. Нос был велик, заострен, с розовым пятнышком на конце, словно был оснащен прибором, прокладывающим владельцу маршрут. Тонкие губы двигались, перед тем как то ли зло оскалиться, то ли сложиться для слащавого поцелуя. Он имел победоносный вид не знавшего поражений полководца. Одни подобострастно бросались навстречу, чтобы пожать ему руку. Другие издали кивали в надежде, что будут замечены. Третьи из углов мерцали телефонами, стараясь запечатлеть звезду российского бизнеса и политики.

Франк кинулся ему на шею, и они картинно обнялись.

– Заждались тебя, заждались! – нарочито фамильярно говорит Франк, обнимая Гулковского за тощую талию.

– Ну где тут твой распрекрасный маг? Вечно у тебя аттракционы!

И они вошли в распахнувшиеся двери зала.

Гости проследовали за ними, растекались вдоль стен. Ольга стояла в тесноте, ожидая начала действа.