В выходные Сибирцев любил поспать, но сегодня, против обыкновения, встал рано. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Вику и Аленку, потихоньку оделся и вышел на кухню.
Утро выдалось по-зимнему сумрачным. Он зажег свет и под сипение закипающего чайника принялся листать потрепанную книгу.
На душе было нехорошо. Грядущий день не радовал.
Со среды Артур не разговаривал с женой, и спали они порознь. Сибирцев чувствовал, что нервы уже на пределе… Зато Вика, похоже, особых мук не испытывала, играть с ней в молчанку – все равно что сражаться хворостиной с рыцарем, закованным в латы… Она знала: рано или поздно природа возьмет свое, и тогда муж, забыв обо всех своих принципах, сам пойдет на примирение. Постель – вот главный козырь женщины в любом споре с мужчиной.
Как правило, Артур долго не выдерживал: смирив гордость, он прощал ей обиды. Прощал… Но забыть не мог. И с каждой ссорой росла между ними стена отчуждения.
Понимала ли Вика необратимость происходящего? Задумывалась ли о будущем? Вряд ли… Как всякая легкомысленная и красивая женщина, она жила одним днем.
Провалявшись до обеда в кровати, Вика решила, наконец, заняться уборкой. Чтобы не мешать ей, Артур и Аленка пошли гулять.
После морозных и ветреных дней установилась оттепель. Промокший снег таял. Город тонул в зыбком туманном мареве. Серые громады домов, как айсберги, призрачными миражами уплывали к горизонту. С крыш капало, и пахло весной.
Во дворе играли дети. Они лепили снеговика. Дело подходило к концу: один из юных скульпторов нахлобучил на снежный шар, обозначавший голову, дырявую шляпу; другой воткнул между нарисованных глаз красную морковину; третий надел большие проволочные очки.
Аленку позвали подружки, и она побежала к ним. Сибирцев достал сигареты…
Среди детей, лепивших снеговика, он увидел мужчину маленького роста. Приглядевшись, узнал в нем Василия Павловича Баженова.
Они жили в одном доме. Знакомые и соседи считали его чудаком и иначе, чем Васей Блаженным, не называли.
Василий Павлович был человеком своеобразным. Время от времени его захлестывало какое-нибудь модное поветрие… То он загорался идеей создания семейного музыкального ансамбля, то хотел совершить велосипедный пробег по дорогам Нечерноземья, то увлекался иностранным языком и требовал от домашних, чтобы с ним общались исключительно на английском… Но никогда не доводил он начатое дело до конца, всегда остывал раньше, чем добивался результата. Люди за глаза посмеивались над ним. Однако это его мало огорчало. Никто никогда не видел Баженова грустным.
Ему было за сорок. Работал технологом на заводе, активно печатался в заводской многотиражке… Вместе с женой они растили пятерых сыновей. Младший еще только учился ходить, а старший уже оканчивал школу и занимался у Артура в секции бокса. Благодаря этому они и познакомились.
Месяца два назад Артур заглянул к ним домой – надо было договориться о покупке единой спортивной формы для ребят. Василий Павлович встретил его радушно. Усадил за стол, напоил чаем с клубничным вареньем.
Поговорив о деле, Сибирцев собрался уходить, но хозяин неожиданно предложил:
– Хотите, покажу что-то интересное?
Заинтригованный Артур согласно кивнул. Василий Павлович ушел в другую комнату, долго рылся на антресолях, ронял какие-то предметы. Наконец вернулся, держа в руках нечто, напоминавшее амбарную книгу.
– Что это? – спросил Артур. – Семейные реликвии? Фотографии предков?
– Вы почти угадали, – улыбнулся Баженов. – Это роман, в котором описана история нашего рода. Генеалогическое древо, так сказать, на фоне катаклизмов эпохи… Все персонажи – мои родственники. Сейчас я готовлю это к печати, и мне хотелось бы прочесть…
– Знаете, – заерзал на стуле Сибирцев, – я совсем не разбираюсь в литературе… Поэтому вряд ли смогу оценить ваше произведение.
– Да? – удивленно приподнял брови Василий Павлович. – А мне говорили, что вы занимаетесь в литературном объединении при газете…
– Очевидно, меня с кем-то спутали.
– Что ж, может быть… Но тем лучше! Выскажите свое мнение как рядовой читатель.
– Хорошо, только у меня мало времени.
– Я не задержу вас долго… Прочту выборочно. Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы вы услышали все. Ведь фразы, вырванные из контекста, сами понимаете, могут звучать совсем по-иному. Ну да ладно… Вот, допустим, сцена весеннего утра, когда двое – молодой офицер и его дама – едут на вокзал. Он уезжает на первую мировую. Впереди сражения, слава… Кстати, его наградят «Георгием». Об этом напишут в газетах… Итак, слушайте…
Василий Павлович откашлялся и начал читать.
– «Утро разливалось ветреным солнцем. Они ехали по набережной, сидя в пролетке, и молчали. Под ногами лошадей похрустывал весенней корочкой ночной заморозок. Анна Федоровна сидела, охваченная возбуждением от предчувствия будущей значимости своего друга, еще не окунувшегося в липкое облако небывалой известности.
Сергей Сергеевич улыбался, невольно любуясь спутницей, ее бледными чертами лица, и восхищенно вздыхал.
Будущее светало и звало…»
Василий Павлович бросил в сторону Артура быстрый взгляд. Глаза его сияли.
– Это, как вы понимаете, мои прабабушка и прадедушка.
Он полистал рукопись.
– А вот здесь двоюродная племянница деда по материнской линии принимает предложение руки и сердца от учителя географии Зайцева.
«Она замолчала внезапно… Выждав немного, для отвода глаз помявшись, чтобы не продешевить лицом, сдерживая восторженный стон, опустив выдавшие ее внутреннее состояние глаза, с наигранным большим усилием равнодушием, сказала: «Согласна!»
Василий Павлович снова взглянул на Артура, стараясь понять: понравилось или нет?
Сибирцев был ни жив, ни мертв. Он не знал, как поступить. Встать и, сославшись на занятость, уйти? Но этим можно обидеть человека… Сказать правду? Но так вообще можно убить автора… Оставалось одно – терпеть!
Артур сидел весь пунцовый, уши горели. Было такое чувство, словно он украл у хозяина вилку и попался. Стыдливая улыбка кривила его губы.
Василий Павлович расценил это как одобрение и продолжил…
– А тут я о дяде своем рассказываю, старшем брате отца, который лесорубом всю жизнь проработал. Однажды его придавило стволом упавшей сосны. Но он выжил… Чтобы вернуться в строй… Корреспондент районной газеты, его ровесник, когда-то писавший о нем, спустя годы, снова встречает его на лесной делянке.
«И вот новая встреча в лесу. Снова Данилов за рычагами трактора. Что это – второе дыхание? Новый всплеск души лесоруба? Может быть и то, и другое. Но, как и тогда, в их предыдущую встречу, он расторопен и бодр. Не зря же его взяли в компанию, где люди моложе».
Журналист спрашивает его…
«Как состоялась стыковка поколений?» – «Очень просто. Нашли друг друга и пошли работать».
Журналист интересуется, что волнует лесоруба.
«Хотя у нас сейчас идет сокращение штатов, – отвечает он, – все же в лесопункте много народу кормится возле письменных столов, а не у пня. Надо сделать поменьше конторы, тогда и лес будет дешевле, и наше финансовое положение упрочится… Мы ведь не сбоку припека в лесу, а своим горбом его берем».
Баженов прервал чтение.
– Здесь еще много, но, я смотрю, вы устали… Если хотите, приходите завтра, я дочитаю.
Артур поблагодарил и направился к выходу.
– Как вы считаете, это опубликуют? – с надеждой спросил Василий Павлович. – Только честно…
Пряча глаза, Сибирцев сказал что-то неопределенное и торопливо шагнул за порог.
Когда Артур и Аленка вернулись с прогулки, в доме был наведен идеальный порядок. Вика сидела на диване и смотрела телевизор.
Артур присел рядом. Он почти касался ее плечом. Стоило обнять – и мир в семье был бы восстановлен. Однако самолюбие не позволяло этого сделать.
«Интересно получается… – думал он. – Жена приходит домой к утру, поддатая, а муж должен бегать вокруг нее на полусогнутых… Может, еще прощения попросить?».
Конечно, втайне Сибирцев надеялся, что Вика даст повод для примирения: заговорит с ним, улыбнется или хотя бы посмотрит по-человечески. Пусть только сделает это первой!
Но Вика даже не глядела в его сторону. Внимание было приковано к телеэкрану. Судя по напряженному лицу, происходящее там всерьез занимало ее. Все остальное не имело значения.
«Взять бы сейчас этот ящик, да шарахнуть об пол! – с неожиданной злостью подумал Артур. – Чтобы вдребезги!.. На мелкие кусочки!»
Досмотрев фильм, Вика накормила Аленку и увела в спальню. Артур прилег на диван.
Короткий зимний день угасал. «Высплюсь сейчас, а что ночью делать буду?» – мелькнула мысль. Ночи он просто боялся. Ледяное спокойствие жены приводило его в отчаяние.
Сибирцев попытался отвлечься, но не смог. Ему было одиноко, холодно и тоскливо. Что-то давило на грудь и мешало дышать.
«За что?.. За что я страдаю? – думал он. – Разве я в чем-то виноват? Отчего она обращается со мной, как жестокий хозяин со своей собакой: захочет – приласкает, захочет – даст пинка… Как это унизительно… Тряпка, слабак! Ноги о тебя вытирать!»
Артур почувствовал, как защипало в носу. Из зажмуренных глаз по вискам скользнули слезы. Шумно сглотнув, он качнул головой, чтобы стряхнуть их… – и тут внутри у него словно лопнула какая-то пружина. Слезы ручьями хлынули из глаз. Он застонал и замотал головой еще сильнее. Громкие рыдания против его воли вырвались из груди.
Он бился в истерике и не мог остановиться.
Распахнулась дверь, в комнату вбежала испуганная жена.
– Что с тобой?.. Успокойся!.. Что ты?..
– Не-не-нена-вижу! С-себя… ненавижу-у! – сквозь всхлипы простонал Артур.
Ему было стыдно. Он чувствовал себя полным ничтожеством.
– Перестань, слышишь, не надо! – скороговоркой шептала Вика, обнимая его.
Вдруг Артур замер.
– Рук не чувствую… – испуганно произнес он.
– Что?
– Онемели!
Руки были как чужие… Артур бросился в ванную. Непослушными пальцами крутанул вентиль смесителя. Ледяная вода, хлынувшая из душа, накрыла его с головой.
Через минуту он облегченно вздохнул:
– Кажется, проходит… Отпустило…
Сибирцев стоял босиком на холодном кафельном полу. Рубашка прилипла к телу, с волос струйками сбегала вода.
Вика накрыла его полотенцем и принялась сушить голову. Потом крепко прижалась к нему.
Артур провел ладонью по ее щеке. Она была мокрой. Вначале Сибирцев подумал, что это вода. Потом понял – слезы…
– Ты меня любишь?.. Любишь?! – спросил он дрожащим, прерывистым голосом.
– Люблю… – тихо ответила Вика.
О проекте
О подписке