Но теперь все это наталкивает на дурные мысли. Если Забродин пытался меня прощупать насчет моего отношения к новгородским, а теперь у него москвич стремный на причале крутится и «Субурбан» под задницей…

Кстати, «Субурбан».

Сама по себе машина очень необычная, редкая. Ее покупать никто не будет, возьмут «Ленд Крузер» – двухсотый или «Праду». Или «Паджеро». Или «Патруль». То, что продавалось в больших количествах и к чему есть запчасти. Но не американца. Значит, подгон. И если москвичи на причале крутятся – подгон от них, они с нижегородскими действительно корешат там, дела делают. А если еще и бронированный – значит, дважды подгон. Где они его взяли – из американского посольства, что ли, угнали? Но где-то взяли.

Вот и встает вопрос. За какие такие заслуги подгон, а? Товарищ полковник?

Это уже не коммерция.

Когда я уезжал в Москву – а был и такой эпизод в моей биографии, – я сказал Борису Витальевичу, который меня много чему в этой жизни научил – ну вот, поближе к политике настоящей буду. А он засмеялся и сказал – Саша, настоящая политика как раз тут делается. На уровне района, города, республики. Впервые попасть в обойму, в список, на выборный пост намного сложнее, чем продвинуться дальше. Но если попал…

Вот и появляются в политике люди с нечистыми руками, жадными глазами и менталитетом члена крысиной стаи. Клюй ближнего, гадь на нижнего, смотри в задницу верхним. Все вот эти наши, в телевизоре – они не с Марса и не американцами засланы, они как раз с уровня города, района прорывались, и там же учились. Жрать, подставлять, глотки перегрызать. И то, что на тебе погоны, ничего не значит. Ни-че-го.

И Катастрофа ничего не изменила.

Вернусь в город – надо Димычу рассказать. Пусть пробивает по своим фээсбэшным каналам, что делается. Если новгородские там себе гнездо свили – это надо знать.

А пока надо просто забыть это и думать о деле.

Прошли Камские поляны – там осталась недостроенная АЭС, которую после Чернобыля забросили. Дальше был Чистополь – город, в котором есть интересный завод, производящий как часы «Командирские», так и взрыватели, если надо будет. Там жизнь едва теплилась, его не спасали особо. Дальше Кама резко расширялась – мы шли в место слияния Камы с Волгой. Кстати, мало кто знает, что по правилам крупнейшую реку России следовало бы называть «Кама», потому что в месте слияния рек Кама отдает больше воды, чем Волга. У Сорочьих гор прошли под мостом, он не был взорван. Да и воды пока хватало.

На берегу были люди, на воде виднелись лодки, люди рыбачили. Здесь почти все выжили и продолжали жить, как жили – только не стало власти. И дети рождались. Интересно, как будет лет через десять. Доживем ли?

Дальше рассказывать особо нечего – до Ульяновска.

Ульяновск был местом в себе, скажем так. Держали его бондики – бандиты. У нас был анклав – Ижевск, Киров, Нефтекамск, Набчелны, – а они держали Самару, Тольятти и Ульяновск.

Почему так получилось? Не знаю, сложилось исторически, наверное. В Тольятти криминал процветал вокруг «АвтоВАЗа», разборки были такими, что о них ходили легенды по всей России, как людей живьем с плотины ГЭС сбрасывали и тому подобные вещи. Потом разборки притихли, но бандиты никуда не делись, они просто научились заниматься бизнесом. Плюс – Самарская область была главным в России конвертационным центром, масштабы обнала тут были страшные, и в схеме были задействованы как руководство банков, так и местные правоохранители.

Ульяновск был тоже местом мрачным, там была едва ли не худшая по России ситуация с подростковой преступностью – пацаны просто убивали друг друга, ножами, молотками, калечили. И когда все началось, именно криминальные структуры и взяли власть в области.

Торг тут был, как и положено, но на торг мы не ходили, в отличие от Новгорода. Люди тут были специфические, и договоренностей с ними тяжело было достичь. Покупать они покупали – но перевозку обеспечивали сами, расчет происходил на пристани либо Камбарки, либо Сосновки – там теперь тоже была пристань, через которую и Вятские Поляны торговали. Нефтепродукты татарские – они тоже покупали в свои наливники.

Почему так? Мне кажется, объяснение простое было – ломили три цены и не хотели, чтобы кто-то со стороны видел их цены. На мой взгляд – глупость. А учитывая обстоятельства, в каких мы все оказались, еще и мерзость. Но дело их. Нам весь мир не спасти.

И потому мы оставили баржи с товаром в притоке Волги, а сами, подойдя к берегу, начали сгружать технику. Прокатимся до торга налегке, посмотрим, что к чему.

Техника наша – четыре «УАЗа». Два рейдовых и две «буханки», одна из них инкассаторская, с бронированием. Рейдовые переделаны под чешские «Лендроверы» (именно чешские, за основу взяты машины шестьсот первой группы дальней разведки) – «Корд» на поворотном круге, два ПКМ – один на переднем пассажирском, второй в хвосте. Плюс – на «буханке» мы возим еще миномет 82 миллиметра без плиты, переделанный, и с десяток-другой мин. Есть у нас любитель этого дела – с первого выстрела кладет, без пристрелки.

Почему нет грузовых?

Расскажу-ка я вам, господа хорошие, как нынче идет торг.

Для начала – никто на базаре товаром не торгует. Базар, или торг, как его называют (в Нижнем так и написано – Нижегородский торг), – это своего рода выставка, торгуют там только если пожрать или мелочевкой всякой. Торг идет по образцам. Сам товар хранится в другом месте и чаще всего на воде, потому что дураков нет. Купил – тебе называют место и время, подгоняешь машину – тебе погрузят, что купил, и рассчитаешься. Рассчитываться на базарах – тоже дураков нет, потому что денег всеми признанных нет и торг чаще всего идет на бартер. То есть с торговых барж сгружают одно и грузят другое. Опять-таки – не на базаре же это делать, когда весь товар на складах или на воде.

Торг ведут всегда местные. Мы – имеем дело только с оптовиками, по крайней мере, по нашему товару. Потому что если я, скажем, куплю место и буду торговать патронами на розницу – рано или поздно меня замочат. Потому что я не даю жить местным и перебиваю им торг – понятно, что я как оптовик с прямой связью с заводом могу цену намного ниже поставить. Вот за это и замочат.

Кроме того, у местных своя валюта и свои расклады по бартеру, которые мы не знаем и знать не можем – денег-то нормальных нет. Местные асы завязывают в бартерные схемы десятки поставщиков, меняя одно на другое, тут же на третье и на четвертое. Это как в девяностые, только на руинах цивилизации. С нами они рассчитываются товаром или, по договоренности, золотом. Идут также рубли, доллары и евро – они ничем не обеспечены, принимаются просто потому, что как-то надо рассчитываться.

Короче, поняли суть, да?

Разобрали личные вещи, снарядились (например, вставлять плиты в плитоносцы на корабле не только глупо, но и опасно – начнешь тонуть, так и пойдешь на дно вместе с плитами). Плиты – в плитник, магазины – в автомат и в разгрузку, шлем на голову. Обязательно комбез поверх – либо танковый негорючий, либо как у меня, полицейского спецназа, либо роба сварщика – чтобы зомби не прокусил. На воде такое только маньяк наденет – в нем тело не дышит и чесаться начинаешь страшно.

– Построились.

Как в армии – хотя какая сейчас армия. Мы скорее рыцари. Идущие крестовым походом на дикий мир. Уникальная порода – рыцари-торговцы. А что? Востребовано временем.

– Лишнего говорить не буду. Всё все знают. Идти домой к вашим и рассказывать о том, как родной человек погиб, я не хочу. Потому – осторожность, последовательность, внимательность. Руки-ноги никуда не суем, по сторонам смотрим, друг друга страхуем. С нами сегодня салага, его страхуем вдвойне. Хоп?

– Хоп!

– По машинам!

Откуда к нам прицепилось это «хоп»? От афганцев, кажется.

– Паша, ты ко мне…

Моя машина – вторая. В первой нельзя, потому что первая первой и в засаду попадет, а командира надо сохранить любой ценой. Это не я придумал, это армия. Зато на головной и вооружение мощнее – там вместо мощного, но медлительного «Корда» стоит спарка из ПКТ. При попадании в засаду важно заплевать противника пулями, сорвать атаку – и три ПКТ на носу справятся с этим как нельзя лучше…

Машины все одинаковые: каркас, а поверх еще и сетка. Против тварей. Хоть и стало их намного меньше, но все равно они еще есть, и с тварью можно столкнуться буквально на каждом шагу. Потому сетка-рабица – стратегический товар. Ею обмотаны все машины, которые ходят в здешних краях.

Выбираемся на трассу. Здесь уже запустение, потому видно, как разрослась зелень. Еще немного – и на месте полей зашумят леса, а развалины домов будут только напоминанием о некогда существовавшей здесь цивилизации. Еще неизвестно, удастся ли нам выжить: работы над вакциной и лекарством идут как минимум второй год, но о результатах пока ничего не слышно.

– Борт – второй, я первый. Тут на дороге валяется… лиса дохлая или собака.

– Проконтролируй. Тихо.

В голове всегда есть бесшумка – на такие случаи.

– Чисто, двигаемся…

Выбираемся на дорогу. Тут же, на краю поля, стоит трактор, ад целый. И не какой импорт, а Т-150. Харьковский.

– Колонна, стоп.

Выходить, проверять не буду, но сфотографирую и отмечу на карте. При случае заберем – колхоз с руками оторвет, он же простой, как мычание. Фотографирую на телефон, сеть уже накрылась, но в нем есть и много других полезных функций.

– Колонна, ход.

Вышли на мост. Он, понятное дело, контролировался.

Две бээмдэшки, на одной из них флаг ВДВ – но это сейчас не значит ничего совершенно. Почему? А потому что солдаты – они из общества, им по-иному взяться неоткуда, у нас такая же армия, какое и общество. И когда рушится все – закон, порядок, сама жизнь, то люди начинают тупо выживать, не заморачиваясь условностями. А условностями становятся подчиненность, присяга и долг.

Я смотрел на пост через пятидесятикратную трубу Казанского оптико-механического, которую раньше использовал на тренировках. Пост устроен не совсем грамотно, скорее разгильдяйно, если быть честными до конца. Все вокруг затянуто проволокой, в некоторых местах в ней запутались мертвяки, свежие и не очень. Из блоков построены казармы для личного состава на обеих сторонах моста, бээмдэшки тоже обложены блоками. Чуть в стороне – транспорт для личного состава, дорогие джипы, есть даже «Мерседес-600». Где их нынешние владельцы – это вопрос большой. В трубу вижу троих, все со штатным оружием, вон у одного, вижу, «Валдай»^[6] стоит – значит, им уже поменяли до Катастрофы штатное. Либо я чего-то не вижу, либо наблюдение не ведется. Интересно, есть ли экипаж в БМД – скорее всего, нет. Потому что жарко. Вон, дебил разделся – я такого не позволяю, ни себе, ни людям. Лучше ужариться и потом вонять, как бомжу, чем тебя в самый неподходящий момент укусят.

Понятно, что машина наша была в гордом одиночестве, а конвой стоял чуть позади. Перед тем как выходить на мост, мы пустили беспилотник да все и посмотрели. А вы думаете, я так и сунусь под 2А42? Ага, щаз…

– Птаха – всем номерам плюс.

– Двойка, плюс.

– Глаза – плюс.

– Тройка, плюс.

– Саня…

– Плюс… Позицию занял.

Саня возглавляет снайперскую группу, в ней две СВДМ с глушителями, один «Егерь-54», тоже с глушаком, одна ОСВ-96, которые мы на торге берем за неплохие деньги, и один ПКМ с глушителем и оптикой.

– Принято, мы выдвигаемся, смотреть по сторонам. Саня, как обычно.

– Принял. Плюс.

– Всем смотреть по сторонам, тут, кажется, не чистили ни хрена. Саня, тебя касается в первую очередь.

– Плюс.

Эти раздолбаи на обмен даже не чухают. Их, может, убивать сейчас начнут – а они эфир не контролируют. Вояки.

– Флаг вешаем, и пошли.

Флаг – белый. Приглашение поговорить.

Когда наш джип появился на дороге, только тогда вояки чухнули. Мы перед тем, как идти, приоткрыли двери, если что, из машины выскочить – секунда, а там снайперы работать начнут. Скорость – десять километров в час, так и ползли.