– Нет, рано я сдаюсь! – крикнул я самому себе. Копы перестали стрелять, решили, гады, подойти поближе, чтобы бить в упор, наверняка, но я не дам им сделать из меня, из Рэя Светлова, жестянную утку в тире. Я сел прямо на засыпанный осколками стекла и обломками пластика пол рубки и начал отдирать панель, закрывавшую электронный мозг корабля и его контрольные системы. Она не поддавала, сволочь, и я в ярости высадил ее ногой, после чего принялся искать нужные контакты.

В этот момент в меня снова попали, и я улетел в другой конец рубки, изрезав себе руки об битое стекло. Еще одно такое попадание, и от моего кораблика ничего не останется. И от меня, понятное дело, тоже. Но нет, лягаши решили подойти еще ближе. Сволочи. Хотят стрелять наверняка. Но этим они дали мне немного времени, и я снова полез в систему управления. Аварийки были в полном порядке, если не считать того, что энергии в их источниках уже почти не осталось. Значит, что-то случилось с самой системой управления, будь она проклята. Я яростно рванул какой-то контакт, мешавшийся мне, и по локоть погрузил руки в электронный мозг своей посудины.

Никогда меня так не радовала вибрация работающих движков. Понятное дело, работали они в полсилы, с перебоями, как будто захлебывались, но все-таки работали, позволяя моему кораблику набирать спасительную скорость. И вот тут началось. Мама дорогая, никогда не думал, что может быть так плохо. Копы поняли, что вот-вот упустят меня, и открыли такой огонь из всех орудий, что их выстрелы переплелись передо мной как паутина.

Я не мог восстановить полноценное управление этой проклятой посудиной, я мог управлять только аварийками, и я попеременно выключал то один двигатель, то другой, бросая этим яхточку то в одну, то в другую сторону, уклонясь от стрельбы лягашей. Можете себе представить эту картинку: раздолбанная к чертовой матери рубка, я на коленях с руками, засунутыми по локоть в электронный мозг кораблика, глядящий через плечо на остатки приборов, и все это при свете аварийных ламп и вспышек выстрелов. Не приведи господь мне еще раз так попасться.

Пару раз они в меня попали, но расстояние было велико, а энергии у них тоже осталось маловато. Они слишком поздно сообразили, что лучше было не палить напропалую, а постараться меня догнать и после этого стрелять наверняка. Но я уже приблизился к милдарским сторожевикам, и в радиопередатчике загремел чей-то лающий голос:

– Неизвестный корабль, вы нарушили границы космического пространства Милдара! Немедленно покиньте космическое пространство Милдара! В противном случае вы будете уничтожены!

Я отпустил контакты и щелкнул тумблером передачи:

– Яхта «Колумб» вызывает космические силы Милдара. Прошу у вас политического убежища от преследований со стороны Земного Содружества.

На милдарских кораблях задумались, а я тем временем все больше углублялся в их космическое пространство. Лягаши полететь за мной не рискнули и остановились у самой границы, прекратив огонь.

«Как бы меня теперь не расстреляли милдарцы», – подумал я, глядя на стволы плазменных пушек, которые ничуть не уступали калибру лягашей. Этим парням, в отличие от копов, сентиментальность в таких вопросах, как уничтожение нарушителей, была чужда.

– Корабль-нарушитель, следуйте за нами, – наконец донеслось из передатчика.

– Не могу, ребята, – совершенно честно ответил я. – Движки повреждены, а главный реактор уничтожен. Я тут даже кашлянуть не могу, чтоб все это не взорвалось. Прошу взять меня на буксир.

Милдарцы ненадолго задумались, а потом передали:

– Корабль-нарушитель, приготовиться к принятию буксирного гривиполя. Но никаких хитростей. Малейшая попытка набрать ход, активировать системы вооружения или перенастроить работу источников энергии, и вы будете немедленно уничтожены. Мы вам не Космический Патруль.

– Конечно-конечно, никаких выкрутасов, – откликнулся я, включая устройство, которое должно было принять буксирное гравиполе милдарского корабля. – Энергии у меня не хватит даже на то, чтобы приготовить яичницу.

Местные пограничники никак не отреагировали на мои слова.

Спустя несколько секунд моя яхточка дрогнула, когда ее предельно грубо захлестнули гравиполем, и начала медленно набирать ход, следуя за милдарским сторожевиком. Я позволил себе улыбнуться. Понятное дело, я и близко не представлял, что ждало меня на Милдаре, но повод для радости у меня все же был. В конце концов, я все-таки оторвался от Космического Патруля и удрал в такое место, где им меня вовек не достать, как бы они этого ни хотели. Уже это было хорошо, а что будет дальше – посмотрим.

И посмотрел. Зря я так радовался. Когда меня выволокли из кораблика, я ей-богу, пожалел, ребятки, что не сдался Земному Содружеству. Там бы мне не наставили столько синяков, сколько парни в черной форме, которые ворвались в звездолет с таким видом, как будто их тут ждал как минимум взвод спецназа. Мне в момент закрутили руки до затылка, дали пару раз, чтоб не брыкался, и выволокли наружу. И это были еще только цветочки, ягодки меня ждали вперели. Подумать только, сколько я наретерпелся, пока добрался сюда, и все ради чего? Ради того, чтобы получить по загривку? Нет, ребятки, с этими парнями дело не сделаешь.

Как бы то ни было, меня выволокли из кораблика вместе с моей заложницей. Правда, с ней обошлись не так круто, как со мной. То ли она им понравилась, то ли у них просто по отношению к женщинам еще сохранились какие-то остатки уважения. Вот к мужикам у них отношение точно было не самое классное.

Пока меня волокли к флаеру, я успел рассмотреть космопорт среднего размера, с несколькими космическими кораблями, судя по форме корпуса, военными. Торговых звездолетов я не заметил ни одного, что меня нисколько не удивило. Система Милрада была уже давно закрыта для всех видов торговли, и даже самые ловкие контрабандисты не решались нарушать этот запрет. Хотя бы потому, что торговать этому вонючему мирку было практически нечем. И если тут так относятся ко всем пришельцам, понятно, почему никто не хочет иметь дела с ними. Но я знал, что прилетел сюда не зря, потому что без меня этот поганый мирок накрылся бы в ближайшее время синим пламенем. Да и куш здесь можно было сорвать такой, какой никогда и никому не снился. Так что, ребятки, дельце того стоило. Можно и потерпеть их грубость. Тем более, что обратного пути все равно нет.

Ноги у меня после всех моих приключений подгибались, и я пару раз чуть не упал. Но только чуть, потому что каждый раз, когда я примерялся это сделать, мне сзади навешивали такого смачного пинка, что я тут же снова оказывался стоящим на ногах. Как бы то ни было, я кое-как дохромал до флаера. Меня небрежно, словно куль с мукой, забросили в задний зарешеченный отсек, и мы тут же ввинтились свечой в зеленовато-голубое небо Милрада.

Судя по черным мундирам, мои сопровождавшие не принадлежали к местной уголовной полиции. Уж обычных-то копов я узнаю в любой толпе за 20 метров, но эти были не такие. Насколько я знал, на Милраде всем заправляла тайная политическая полиция, и, по ходу дела, именно в ее лапы я угодил. Хотя, если пораскинуть хотя бы мозжечком, то к кому еще мог попасть незванный мужик из космоса на такой планете, как Милрад?

Флаер приземлился на плоскую крышу огромного черного здания, и меня выволокли из кабины. Я покрутил головой, но осмотреться мне не дали, а дали еще одного хорошего пинка и погнали к лестнице, которая вела куда-то вниз. Меня долго вели по каким-то запутанным, как в лабиринте, темным коридорам с множеством дверей, по лестницам, таким узеньким, что двоим трудно было разойтись, и наконец ввели в широкий, хорошо освещенный коридор. Даже если бы по обе стороны коридора не тянулись решетки, любой дурак бы догадался, куда меня привели. Местная тюряга. Уж в чем в чем, а в таких вещах я секу фишку – как никак, типа четыре ходки на счету. Правда, то были земные тюрьмы, а здесь, чует мое сердце, мне придется куда тяжелее. Хотя бы потому, что меня здесь никто не знает.

Охранник, здоровенный жлоб в черном прикиде с мощным бластером на шее, отомкнул дверь моей новой квартирки и сопроводил мое вселение в нее таким увесистым пинком, что в камеру я даже не ввалился, а влетел как армейский штурмовик при заходе на цель. Похоже, что у них здесь без пинков ничто не обходится, даже тюремное новоселье.

Сзади лязгнула, закрываясь, дверь камеры, и из коридора донесся топот удалявшегося конвоя. Я плюнул им вслед и выкрикнул пару ругательств, но они даже не обернулись. Мое мнение об их гостеприимстве, происхождении и личных особенностях охрану явно не интересовало.

– Слышь, деточка, тебя че, никогда не учили, что в хате харкать низя? – произнес сзади низкий пропитой голос.

Я резко обернулся. Я считал само собой разумеющимся, что эти парни мне выделят отдельную камеру, но мое новое жилье уже было обитаемо – на трехярусных нарах сидели три здоровенных жлоба, а еще кто-то сидел под нарами на полу, причем его я вначале и вовсе не заметил, настолько хорошо он замаскировался в куче какого-то тряпья.

– Ты че, деточка, голосок потерял? – спросил тот же голос, и я наконец определил его источник. Со мной говорил волосатый мускулистый мужик, сидевший на нижней наре. Судя по его позе и месту, которое он занимал, в этой камере он пользовался авторитетом. С некоторым запозданием я вспомнил древний, как сами тюрьмы, воровской закон не плевать в тюрьме, которая для воров была родным домом.

– Не слышу ответу! – прорычал мужик, приподнимаясь. Его товарищи с верхних нар тоже приподнялись.

– А о чем с козлом тереть-то? – полюбопытствовал я вместо ответа, использовав одно из самых оскорбительных слов, какие только существуют в воровской фене. Оно явно оказалось интернациональным для всех воров, в том числе и местных. Казалось, обладателя хриплого голоса хватил паралич, до того он удивился. Один из его товарищей по нарам, быстрее разобравшийся в ситуации, спросил с искренним удивлением в голосе:

– Что там квакнула эта жаба?

– Что вы все козлы, – весело заявил я.

Мужик с пропитым голосом вскочил на ноги и шагнул ко мне, бормоча какие-то угрозы. Вот это я понимаю. Он думал, что я крепко влип, но на самом-то деле врепко влип не я, а он.

Я не стал точить с ним лясы на тему о том, кто, что и с кем сделает, а просто шагнул вперед и врезал ему как следует. Это надо было видеть. Мужик, только что перший на меня как танк, получил мой коронный аперкот в нижнюю челюсть и отлетел обратно на свою нару.

Остальные двое тут же решили ему помочь, но у них это не слишком получилось. Одному из них я, не дожидаясь, пока он спустится с нар, врещал ногой промеж его копыт, и парень свалился на пол с диким воплем, схватившись обеими руками за ушибленное место. Третий успел слезть и попер на меня. Я отступил к решетке, а затем бросился ему в ноги. Он грохнулся, и я тут же врезал ему ребром ладони по шее. Это его не упокоило, и он попытался обнять меня своими лапищами, но получил сложенными пикой пальцами левой руки точнехонько в солнечное сплетение, а кулаком правой в переносицу, после чего на время потерял ко мне всякий интерес. Я вскочил на ноги и отвесил хорошего, в лучших местных традициях, пинка парню, которому я заехал промеж ног, чтобы тот не вздумал включиться в драку.

– Осторожно, сзади! – крикнул лежавший под нарами человек.

Я резко обернулся. Обладатель хриплого голоса, пришедший в себя после моего аперкота, достал из-под своей подушки что-то, блеснувшее металлом, и прыгнул на меня, как тигр. Я легко перехватил его руку, забросил ее на свое плечо и потянул, резко наклонившись вперед. Перелетев через меня, хриплоголосый врезался в решетчатую дверь. Разумеется, дверь выдержала. В отличие от хриплоголосого, который бесформенной массой развалился на полу. Я развернулся и отвесил его приятелям еще по пинку, после чего они стали столь же безобидны, как и их предводитель. Перешагнув через их тела, я подобрал ту штуковину, которой пытался пырнуть меня хриплоголосый. Большая заточенная отвертка с плоской рукоятью, обмотанной изолентой. Похоже, в этом месте и впрямь соблюдают все древние традиции.

– Браво! – воскликнул предупредивший меня человек, вылезая из-под нар. – Я в восторге.

– Я тоже, – буркнул я, бросив отвертку на нижние нары. Потом я посмотрел на своего невольного помощничка. Он оказался невысоким, сутулым, с порядочной лысиной, в очках с треснувшим стеклом, с лицом, которое можно увидеть скорее в каком-нибудь университете, чем в тюрьме. Одежда его, измятая и грязная, когда-то явно была хорошим костюмом. Уж в костюмах-то я разбираюсь. Даже лучше, чем в тюрьмах.

– Позвольте мне представится, – сказал очкарик, – Петер Йоханес, бывший преподаватель милградского университета.

– Рэй Светлов, – представился я.

Продолжению нашей беседы помешал охранник, который подошел к решетке и прорычал:

– Что тут за шум?

– Уже никакого, гражданин начальник, – ответил я, поворачиваясь к нему.

«Гражданин начальник» посмотрел на развалившиеся на полу тела, потом на меня, хмыкнул, и отошел.

Я повернулся к университетскому преподавателю и спросил:

– И за что тебя сюда?

Тот пожал плечами.

– За нелояльность.

– За что, за что? – переспросил я. – Какое оригинальное преступление.

– За нелояльность и антиправительственные высказывания, – ответил Йоханес, забираясь обратно под нары. – А вас за что?

– За нарушение космических границ, – ответил я, садясь на нижнюю нару.

– Так вы инопланетник? – изумился мой собеседник.

Похоже, ему было трудно представить себе, что кто-то мог добровольно прилететь на его родину. Сейчас я склонен был с ним согласиться – судя даже по тому немногому, что я успел здесь увидеть и услышать, родина была так себе. Как говорится, с такой матерью и злая мачеха не страшна.

Я кивнул головой и снова взял в руки заточку.

– Что же вас привело сюда?

– Были причины, – коротко ответил я. Я был уверен в том, что камера прослушивается, да и не собирался разливаться соловьем перед этим очкариком. Он мне не корешок, чтоб посвящать его во все подробности моей жизни. Но за мной все равно должок. Если бы он не предупредил меня, я запросто мог бы получить бы между ребер заточенной отверткой.

– Забирайся сюда, – сказал я, ткнув заточкой в нару над своей головой.

– А как же эти…

– Передавятся, – ответил я. Один из них уже начал шевелиться, и теперь мне надо было смотривать в оба. Не хватало еще, чтоб мне свернули шею, как куренку, в вонючей камере вонючей тюрьмы этого вонючего мирка.

Йоханес тоже заметил шевеление в куче врагов и торопливо залез наверх. Ему явно не хотелось участвовать в драке, и со своим положением под нарами он уже свыкся, но побоялся ослушаться меня.

Местный авторитет наконец пришел в себя и приподнял голову. Я подождал, пока его взгляд встретиться с моим, и тихо сказал:

– Если ты еще раз, шестерка вонючая, разинешь свою хавалку на меня или моего кореша, – я указал левой рукой на верхнюю нару, – я тебе вырежу сердце твоей же заточкой. Усек?

Тот молча кивнул. Видимо, наш предыдущий разговор заметно повысил уровень его умственных способностей. Однако зуб даю, что при первой же возможности он сам мне сердце вырежет и все остальные органы впридачу.

– Вот и молодец. А теперь лезь на верхнюю нару и сиди там тихо, как мышь, а не то всю жизнь будешь жалеть, что родился на свет. Усек?

Он снова молча кивнул и послушно полез на верхнюю нару. И все-таки, пока он не залез наверх, я не спускал с него острого жала заточки. С такими мальчиками шутки плохи. Потом я загнал под нары остальных двоих, и поудобнее устроился на своем лежбище, не выпуская из рук отвертку. Мне надо было помозговать. У меня было, о чем помозговать, но времени на это мне не дали.

В коридоре забухали тяжелые шаги, и около двери моей камеры появились трое в черном при бластерах на боку в сопровождении охранника. Я спрятал заточку под подушку, пока охранник отмыкал замок. У меня было чувство, что они пришли за мной. Так оно и оказалось. Распахнув дверь, охранник рявкнул:

– Светлов, на выход!

Я послушно встал и пошел. В коридоре меня моментально скрутили, и, надев наручники, куда-то поволокли. Правда, волокли меня предельно осторожно, несмотря на скованные руки. Двое поддерживали меня под локти, а третий шел сзади, и каждый раз, когда я замедлял шаги, в спину мне упирался ствол бластера.

Шли мы довольно долго. Это здание напоминало лабиринт ужасов из какого-нибудь парка развлечений. Даже если бы я сейчас сбежал, что сделать для меня было не так уж и трудно, я все равно не нашел бы дорогу на волю, до того у них все, ребятки, было запутано. И нигде ни одного указателя. Как они только сами тут не теряются?

Минут через пять, когда я окончательно утратил представление о тои, где нахожусь, запутавшись в переплетениях одинаковых полутемных коридоров, мы поднялись по лестнице наверх и оказались в совершенно другом мире. Коридор, по которому мы шли, был широк и ярко освещен, стены были оббиты деревом, на окнах не было стальных решеток. Я почувствовал, что конец нашего пути где-то совсем рядом, и не ошибся. Спустя минуту мы остановились перед внушительной дверью из лакированного дерева. Один из моих конвоиров отпустил мой локоть и негромко постучал в дверь, затем приоткрыл ее и сказал:

– Заключенный Светлов доставлен, господин старший следователь.