Слышу свист и пронзительный вой собак, почувствовавших свою добычу. Они лают так близко, что впору запускать обратный отсчёт. Могу ли я умереть здесь? Погибну ли я в реальности? Сойду под рельсы очередной безымянной жертвой бурлящего нутра мегаполиса, в котором я так и не научилась жить.

Один неловкий шаг здесь, пропасть, туман, зубы на шее – как острое лезвие колёс на стальных рельсах.

Замедляю шаг. Может, это и будет лучшим выбором? Я хотя бы попробовала бороться, а не молча смирилась в реальном мире… Раздавленная не обстоятельствами, а самой собой.

Здесь голодные гончие бегут по моему свежему следу. Здесь пахнет кровью и страхом. Здесь всё такое настоящее, и волосы липнут к намокшему лицу…

Уже слышу голоса, улюлюкание и хриплое дыхание целой своры псов. Помимо воли опять ускоряюсь. Наверно, я боюсь боли. Этот инстинкт заложен в нас всех, даже в самых пропащих. Даже во мне, не желающей летать, мечтающей о последнем падении. Жаждущей разбиться на осколки, которые уже никогда не соберутся в целого человека.

Я забываю всё это и бегу. Бросаю позади все иные мысли и страхи, и оставляю себе лишь один, самый важный порыв – продолжать быть живой как можно дольше. Если моё "дно" где-то близко, то ещё не здесь.

Алая пелена кажется удушливой, мне не хватает воздуха, в боку нестерпимо колет, а ноги утопают в мягком мхе – двигаться вперёд становится всё труднее. Сердце покрылось ледяной коркой и больше не делает удары – по крайней мере, мне кажется именно так.

Мимо меня проносится серая тень. Это человек, но движется слишком быстро для этого вязкого места. Ещё одна жертва погони или часть кавалькады, идущей за мной? Но почему тогда он прошёл мимо, будто и не заметив никого на своём пути?

Ответ находит меня быстрее, чем хотелось бы. Я вновь вижу серую тень, замершую и обретшую вполне человеческие очертания – чёрную фигуру окутывает плащ, трепещущий в сильных порывах ветра. Капюшон скрывает голову, под ним – чёрно-красная пелена, за ней не разобрать лица. Мужчина это или женщина, взрослый или ребёнок. Он выше меня на полголовы, и это всё, что я могу отметить.

От неожиданности при виде его я резко останавливаюсь. Колени подгибаются, хочется рухнуть в объятия мха под ногами и уже никогда не вставать. Это и спасает меня.

Ветер больно ударяет в лицо, тут же унося выступившие слёзы, и только сейчас я замечаю, что стою на краю обрыва. Следующий шаг мог стать моим последним.

– Нужно спускаться, – голос раздаётся совсем рядом. Мужской, хриплый от долгой погони, но слишком спокойный. От него волна холодного пота прокатывается по спине, и я на мгновение перестаю дышать.

В моих трипах бывают люди, хотя и не часто. Разные люди, редко похожие на людей. Я стараюсь не разговаривать и обходить их стороной, насколько это возможно. От них стоит ждать чего угодно, но я не жду хорошего.

Я не знаю, встречаю ли я их в реальном мире в этот момент, говорю ли с ними. Но, когда молчишь, легче не ошибиться.

Смотрю на чернеющий провал перед собой, дна которого не разглядеть. И всё же спрашиваю:

– Зачем?

Мне совсем не хочется погружаться в этот мрак ещё сильнее. Вдруг я больше никогда не найду выхода на поверхность.

– Ты можешь прыгнуть в пропасть. Тогда ты тоже им не достанешься, – он не поворачивается в мою сторону, меряет шагами край обрыва, вглядывается в бездну перед нами. И кажется, будто бездна внизу живая, бурлящая, вглядывается в нас в ответ.

Нет, я не хочу упасть. Не так, не буквально. Я боюсь боли.

– Не достанусь кому?

– Подожди ещё минуту и сама увидишь, – он наконец замирает, приняв решение, опускается на колени, вгрызается пальцами обеих рук в алую землю и заносит ногу над провалом. Одну, потом вторую, и вот уже только его руки остаются на поверхности, а вся фигура тонет там.

А я слышу топот копыт по мягкому мху…

– Ты идёшь? – его голова с чёрным провалом капюшона вновь показывается над землёй. – Здесь есть, за что уцепиться. Если лезть аккуратно.

На секунду со всей силы закрываю глаза и мечтаю очнуться. В метро, на проходной, на лестнице, в офисе. Где угодно, только не у бездны, один взгляд на которую высасывает последние силы.

За эту секунду ничего не меняется. Спасения ждать неоткуда, моё безумие поглотило остатки реальности. И я лезу.

Колени мгновенно намокают, когда касаются этого странного мха. Стараюсь не вдыхать металлический запах, которым пропитано всё вокруг, и не думать, отчего он такой знакомый, а земля красная и мокрая. Так пахло, когда мать впервые разрезала свои руки.

Впиваюсь пальцами как можно глубже, разворачиваюсь спиной к пропасти и опускаю ногу вниз.

Её хватает чужая рука, и я чуть не взвизгиваю. Рука тут же толкает мою ступню на первый выступ. Твёрдый, широкий, устойчивый – и я доверяюсь. Уже не дёргаюсь, когда мой внезапный спутник помогает поставить вторую ногу.

Мы идём вниз.

В алом тумане вершина, с которой мы бежали, тут же сливается с небом. Все звуки пропадают, и я слышу только своё учащённое дыхание. Мне ужасно страшно.

Но всё те же руки аккуратно подхватывают меня, когда я слишком долго шарю в поисках новой ступени. Один раз нога соскальзывает, и я кричу, но голос мгновенно уносит ветер. Сердце всё ещё не бьётся и будто вообще пропадает из груди.

Минуты растягиваются в вечность, и мне кажется, что этот обрыв, этот камень вперемешку с землёй – всё, из чего будет состоять жалкий остаток моей жизни.

Я всегда считала себя пассивной. Немой рыбой, плывущей по течению. Странной рыбой, не умеющей дышать под водой и постоянно захлёбывающейся. Я не принимала решений, я только бежала от всего – от проблем, от родителей, от чужого взгляда и самого мира. Искала путь наименьшего сопротивления, как принято говорить.

И только сейчас я понимаю, что всегда боролась. Мне сложно выходить на улицу – но это необходимо для выживания, поэтому я выходила. С моей болезнью мне место в жёлтых стенах, но я в них до сих пор не попала. Пусть для других это зовётся обычной жизнью, но для захлёбывающейся рыбы это всегда была отчаянная борьба. Я себя недооценивала, как бы смешно это не звучало.

Если этот трип станет моим финалом…

– Спустились, – доносится снизу от моего ангела-хранителя. Ещё пара рывков, и я стою на твёрдой земле. Я добралась до дна и не разбилась.

Опускаюсь, сажусь на землю и обхватываю колени трясущимися руками. Роняю голову, дышу и, кажется, улыбаюсь.

Здесь я и дождусь возвращения в реальность. Не сделаю больше ни шага в этом алом аду.

– Идёшь?

Открываю глаза и вижу протянутую мне руку. Робкая улыбка растворяется в тумане, которым окутана вся бездна. Чёрный провал под его капюшоном всё так же непроницаем.

– Зачем? – глухо повторяю свой недавний вопрос.

– Они и здесь догонят, лишь вопрос времени.

Время – это всё, что нужно мне, чтобы выбраться. Чтобы очнуться.

– Как знаешь, – спустя мгновение он пожимает плечами и отворачивается. Уходит вдаль, не прощаясь. Скоро я не разгляжу даже его тени, и останусь здесь совершенно одна.

Эта перспектива опять оживляет все страхи. Я тоже поднимаюсь, ноги тяжелы как никогда и гнутся с трудом, но я делаю шаг.

– Подожди, – кричу ему вслед. – Куда ты идёшь?

– Вперёд, – отвечает он, не оборачиваясь. Только сейчас я догадываюсь оглядеться.

Справа почти отвесная стена, по которой мы спускались, уходит далеко, насколько может видеть глаз. Слева в десятке шагов от меня новый обрыв. И серая дорога, вьющаяся между ними, на которой нет ни следа живого, кроме цепочки, оставленной этим человеком. И кто бы он ни был, я не хочу быть здесь одна.

С трудом нагоняю его. Он ступает неспеша и уверенно, не глядя по сторонам, не сомневаясь. Он не похож на потерянного и бегущего, и я совершенно не понимаю, как мы оказались в одной лодке. Кого же мне подкинуло моё безумие?

Если это мой кошмар, то всё, чем он наполнен – это часть меня, моего подсознания и воображения. Но ни одна часть меня не может так уверенно идти в неизвестность.

– Где мы? – сама не знаю, зачем я это спрашиваю. Ответ очевиден – в моём бреду. Так не всё ли равно?

– На дороге, – я слышу лёгкую усмешку в голосе. Видимо, для него ответ также очевиден, и короткую реплику он не продолжает.

Предпочитаю больше не спрашивать его ни о чём. Мне не станет легче от ответов, я просто хочу очнуться. Но туманный кошмар не заканчивается, мы всё идём вперёд по бесконечной дороге. Кажется, она расширяется, но сложно сказать в полумраке.

Есть ли в этом мире солнце? Почему я так редко вижу его в бреду? И оно никогда не похоже на себя, будто мой воспалённый мозг не готов принимать тёплый ярко-жёлтый шар, и взамен рисует мне всякую пакость.

Слышу шум воды впереди, мой невольный спутник сбавляет шаг. Ещё через несколько мгновений мы набредаем на сам поток – бурная река льётся водопадом с вершины и перегораживает наш путь. Вода абсолютно чёрная, будто поглощает те немногие краски, что сохранились в бездне. Мне неприятно на неё смотреть, и я отворачиваюсь, блуждаю взглядом по мгле вокруг. Нужно было выбрать другую сторону.

Он тоже замирает. Дорога окончена… Но почему я всё ещё здесь?

– Нужно отдать что-то ценное, чтобы идти дальше, – вдруг говорит он, молчит недолго и добавляет чуть тише. – Я видел это место, во снах.

– У меня ничего нет, – в тон ему отвечаю также тихо, уже шепчу. Мне так дико в этом месте, как не было никогда и ни в одном моём бреду.

– Жизнь, душа, разум, – перечисляет он. – Здесь это ценные монеты.

– Не то, с чем я готова расстаться, чтобы пересечь реку.

– А на что ты готова, чтобы не достаться Охоте? – чёрный провал капюшона смотрит на меня в упор. Я пытаюсь разглядеть глаза под ним, но вижу лишь пустоту.

– Пойдём в другую сторону?

– И снова окажемся здесь, – он отворачивается и делает шаг ближе к бурлящей реке, но ни единой капли не касается его одежды.

– Тогда я останусь тут.

– Оставайся, – его тон всё также равнодушен. Он не спаситель, а обычный беглец. – Я не обязан тебе помогать.

Никто не обязан. Никто и никогда не пытался. Надежда – самое глупое и жестокое, что придумали люди. В идиотской попытке сбежать от одиночества.

Сама не замечаю, как бормочу всё это вслух. Как стою у самого края обрыва, которого ещё мгновение назад так боялась. Ветер цепляет мои спутанные волосы и как флаг развевает их над чернотой.

– Решение сдохнуть сейчас или потом за тебя не примет никто другой, – доносится жёсткий голос из-за моей спины. – Это не вопрос помощи или надежды, это твоя зона ответственности.

Он срывает что-то со своей груди и бросает в воду. Не раздаётся всплеска, река мгновенно проглатывает этот предмет, чем бы он ни был. Но мужчина замирает, сделав шаг, и снова поворачивается ко мне.

– Спрошу последний раз – ты идёшь?

И я чётко понимаю – ничего хорошего не ждёт меня по ту сторону реки. Но и здесь время может сыграть против.

Решаюсь и делаю шаг ближе. Глупо повторяю:

– Мне нечего отдавать, – имея ввиду, что не отдам душу.

– Тогда отдай им свой страх.

И те же руки, которые ещё недавно помогали мне не сорваться в пропасть, хватают за плечи и кидают в бурлящий поток. Сегодня все мои метафоры перестают быть метафоричными.

Я лечу, падаю и тону. Я захлёбываюсь, не в силах сделать вдох. Я машу руками, но не всплываю на поверхность. Я умираю?

И тогда страх уходит – будто чужая рука выключает зудящий звон в голове. Я раскидываю руки и мягко качаюсь на волнах, меня несёт ладья под беззвёздным мрачным небом, и в строгом взгляде лодочника, седого старика в челне, мне видятся отблески пламени. Я закрываю глаза и больше не думаю…

И вечность спустя распахиваю их в собственной постели.