– Да, ты права, – приоткрыл один глаз Грегори, – это было как-то слишком уж…

– Глупо?

Грегори утвердительно кивнул головой, стараясь сделать так, чтобы этот жест ненароком не спугнул мягкие пальцы, что буквально растапливали его черепушку.

– А знаешь, что еще более идиотское в этой ситуации?

– Удиви же меня.

– То, что ты так легко сдался в нашей так называемой дискуссии, согласившись с моей точкой зрения, ведь… Тебя даже не было вчера во время нашей небольшой… гхм… вечеринки.

– Оргии, ты хотела сказать? – абсолютно буднично уточнил Грегори, прежде чем успел было даже подумать об этой фразе и тут же словил себя на неприятной мысли, что, возможно, это уже было чересчур, и что не стоит себе позволять слишком много вольностей, тем более при первом…

– Точнее и не скажешь, – рассмеялась девушка после секундного замешательства, что позволило Грегори, который чуть напрягся, и чей ум уже начал перебирать в голове варианты, чтобы вновь набрать заветные очки приятия его персоны, однако его чрезмерные и даже чересчур лишние усилия совершенно не потребовались в данных условиях, при которых, при каждом вздрагивании тела его новой подруги Грегори ощущал, как по его собственной коже пробегает ток.

– Но, как видишь… – девушка обвела рукой разнесенную прошлой ночью ураганом страсти комнату, – выживших практически не осталось, – только мы с тобой¸ ты да я.

После этих слов Грегори почувствовал, как его тело сжалось в небольшой комок, а позвоночник вместе с грудной клеткой стал разрываться между этим крошечным куском плоти и разумом, который как будто стал расти и, изнутри надувая его черепушку, подобно водяному шарику, который стал уносить своего владельца куда-то вдаль, в место, у которого не было названия, но которое, тем не менее, Грегори знал даже куда лучше, чем самого себя.

– Ты слишком напряжен, – покачала головой Богиня, – это не дело, так что на, держи, – протянув ему светящуюся лиловую жидкость, проговорила она.

– Нет, я не думаю, что это хорошая идея, – трясясь от озноба, который прошиб тело, и одновременно потея от огня, который стал сжигать изнутри все органы, промямлил писатель, с удивлением обнаружив, что бокал был у него уже в руке и при этом был полостью пуст. И наблюдал эту картину Грегори уже далеко не в первый, но уже, пожалуй, в тысячный раз, видя, как ладонь его размыкается, стакан соскальзывает на пол, разбиваясь на тысячу кусочков, которые начинают звенеть в голове путешественника, что вновь отправился в бесконечное приключение по вселенной этих осколков, собирая самого себя из звонкого смеха Богини, который растворил эти самые осколки путешественника в великой мистерии, заставившей его сердце и душу преследовать ее образ через тысячи миров, совершенно позабыв о том, кем же он являлся на самом деле.

29. – Скорее! Скорее! – подбадривала его подруга, чей бег набирал скорость с каждой секундой.

Ее спутник бежал со всех ног, преодолевая залитые светом полной луны джунгли, навстречу начавшему пробиваться сквозь чащу леса огню, который одновременно заставлял и испытывать примитивное чувство страха неизвестности, и одновременно с этим пленительно манил с невероятной силой двух ночных мотыльков, которые, позабыв о самих себе и о мире, который растворился во мраке ночи, стремились лишь к этому мистическому свету в надежде обрести в нем покой.

И этот свет был в свою очередь отражением небесного голубого ока, что с интересом и любовью наблюдал за разворачивающейся под ним космической драмой.

Однако, что было наверху, безусловно присутствовало и внизу, ведь звезды, что перемигивались друг с другом на бесконечном небосводе, будто бы копировали мелькающие тени, что танцевали вокруг огромного разведенного костра, который, подобно дикому животному, извиваясь, взметался в небеса в диком танце, в котором сочеталась конечная и вполне конкретная отчаянность приносимой на этом ритуале сакральной жертвы и безграничность божества, что принимало в скромный дар чью-то жизнь.

– Сюда, сюда! – скандировала молодая девушка, выпрыгнув из чащи на пустырь, который представлял из себя сымпровизированную площадь, на которой уже во всю шел праздник жертвоприношений, обряд инициации, который навсегда менял тех смельчаков, которые решили взвалить на свои плечи право бытия шаманами.

– Я… – рефлекторно схватив подругу за руку, и будто бы даже с определенной долей неуверенности прошептал молодой путник, обращаясь к своей подруге, – я боюсь, – наконец признался он, пытаясь перекричать бой барабанов, что давили со всех сторон, усиленные неистовым ревом и воем пляшущих участников церемонии, что, подобно призракам, летали вокруг дикого пламени.

– Чего же ты боишься? – поинтересовалась подруга, игриво глядя прямо в глаза своему избраннику, – тебе нечего бояться, мой дорогой друг! Ведь ты уже стал шаманом!

Молодой человек понимал, к чему именно клонила девушка, и с опаской посмотрел в сторону женщины, что разливала напиток «сиатцоатль», и хотел было уже вновь подойти к ней, чтобы попросить инициировать и его, однако, сделав всего один шаг, встретился с пронзительным взглядом старого шамана.

– Хватит тебе уже! Я сказала, уходи!

Юноша поглядел на половинку кокоса, которую держал в руке, подобно изысканному кубку, что был всё это время с ним, и наконец вспомнил, что, оказывается, уже испил напитка, и это так сильно напугало его, что он захотел снова броситься в объятия своей подруги и слезно попроситься выбраться с этой бесконечной церемонии к их любимому древу встреч, ведь только там можно было прийти в себя… Но, что бы это значило на самом деле? И не оттуда ли разве они только что пришли и, если всё так, то сколько же раз он уже сбегал от самого себя? Бесчисленное количество раз по кругу.

– Ой… – опустив кокосовый чашу, разжав пальцы, проговорил юноша, наблюдая как та, танцуя в полете, затем начинает медленно растрескиваться при соприкосновении с землей, и как этот монолитный, на первый взгляд, каркас плода начинает разлетаться во все стороны, подобно потревоженной глади воды, в которую бросили камень, и одна из этих переливающихся капель, достигнув юноши, пустила по его телу волну, которая, разойдясь от макушки до самых пят, заставила его вздрогнуть и самому распасться на тысячи кусочков, что летели всё дальше и дальше в пространстве, чтобы, встретив на их пути предметы, животных, людей, планеты, звезды, точно так же распылить уже их на мельчайшие частицы, продолжая этот процесс до тех пор, пока бы в мире не осталось никаких объектов совсем.

30. Собираться с силами всегда тяжело, еще тяжелее найти эти самые силы, ну и вершиной мастерства является умение заставить появиться не только эти сами «силы» и интенцию к их применению, но обозначить, вычленить из пустоты тот самый субъект, кто будет использовать эти удивительные способности, которые только что были совершенно не нужны, так как не было ни того, к кому можно было применить эти силы, ни того, кто был бы их источником.

– Ты всегда так не к месту красноречиво выражаешься? – усмехнулась Богиня, все еще не попадая в поле зрения наблюдателя, но уже обозначив звуком свое безусловное присутствие и неоспоримое сосуществование вместе с остальными элементами нового мира, который, вновь встав на старые рельсы истории развития вселенной, медленно покатился по уже известному маршруту, который пытался спрятаться в тумане времени.

– Нет, только в исключительных случаях, – как будто бы даже равнодушно отозвался собеседник.

– И сейчас как раз такой случай, верно? – игриво спросила девушка, явно давая своей интонацией голоса понять, что ответ был ей известен заранее, однако не спросить, не подразнив своего собеседника, она ну никак не могла, – ты ведь не откажешь мне в удовольствии ответить на этот простой вызов, не так ли?

Собеседник упорно молчал и, несмотря на то, что внешняя сторона выражения реальности все еще не сформировалась и представлялась лишь в виде разрозненных электромагнитных полей, что распадались на кванты фотонов и воссоздавалась в виде голографических проекций друг внутри друга, присутствовало абсолютное знание того, что напряжение последней достигло своей критической точки, и требовало от него вполне физических проявлений.

– Ты ведь уже знаешь ответ на этот вопрос, так к чему все эти шарады? – с некоторым оттенком раздражения раздался сигнал интерферированного потока частиц, которые, преобразовавшись в паттерны смыслов, достигшие жаждущего их разума, стали выстраивать тот парадоксальный мир, в котором одном единственном могла осуществиться данная беседа.

– Ну так что? – мягко обхватив руками своего возлюбленного, промурлыкала богиня, – ты разве не хочешь принять этот вызов, мой любимый?

– Ладно, – не смог в итоге сдержать своего истинного желания Господин миров, открывший свои глаза, что моментально снова пали под чарами его любимой, которая уже полностью заполнила собой его рассудок, выместив его за границы собственного сознания, выбросив его на неизведанную территорию, где не существовало ровным счетом ничего. Так ошарашенному и в то же время возбужденному наблюдателю приходилось снова, шаг за шагом, собирать собственную идентичность, что, однако, не могло осуществляться само собой или с помощью так называемой «воли», которая якобы использовалась для развития забывшейся души мира. Нет, вся последовательность была заранее спрограммирована великодушной Любимой, что, наслаждаясь сама в процессе игры, давала своему любимому сполна насладиться собственным величием и своей мощью, что проявлялось в его бесконечной силе притяжения к своей собственной сути, что в корне своем имела под собой основу лишь в виде неиссякаемой любви Богини, что бережно собирала кусочки паззла в сознании своего возлюбленного, являясь в тысячах образах, чтобы преждевременно не разрушить ту самую красоту и гармонию процесса, которую так жаждал испытать ее любимый.

31. – Я понял, да, – чувствуя, как на его глазах выступили слезы, и содрогаясь всем своим телом, вновь и вновь повторял на немом языке вселенной юный ученик, чья инициализация в шаманы практически завершилась, – вы всегда, всегда были со мной, со мной… – чувствуя всем телом волны тепла, что отражались в слуховых эффектах мягких, бархатистых поглаживаний мозга, которые сливались в тысячи переливающихся звуков, что будто бы возносили дух на вершину блаженства под монотонный гул мира, который сперва одним своим существованием чуть не разодрал вернувшегося путешественника в клочья, но затем сам стал той неотделимой частью космической мелодии, без которой ни один из иных компонентов знания наблюдателя не имел никакого смысла. Стараясь не зацикливаться на столь же пронзительных и разнообразных визуальных эффектах в виде калейдоскопа геометрических построений, которые путник самоуверенно принимал за архитектуру корневой папки его собственной «операционной системы», как отдельного индивидуума, уже Шаман впитывал в себя историю – великий эпос, что будет жить в веках: о титанах, невероятных гигантах с заостренными ушами антенн, что противостояли странным, похожим на драконов существам, что ассимилировались в целые планеты, создавая гигантские новые уникальные экосистемы, взращиваемые полностью с нуля, оставаясь в итоге жить в этих новых мирах. И таким образом они пытались то ли убежать, то ли одержать победу в космической битве. Это уже было даже выше понимания шамана, это было сродни тому, как если бы амеба задумалась о том, зачем вновь были сброшены бомбы на остров Утконоса.

– Стоп! – на этом моменте задумался шаман, – действительно, мотивы людей весьма сложны для интеллектуального осмысления организмом, подобном амебе, так же, как и для человека весьма непросто понять этих величественных существ, что, возможно, принимали непосредственное участие в генезисе его собственного вида и всей его планеты! Но… Являлся ли он сейчас человеком? Ведь даже шаман не мог знать о событиях, что произойдут только через тысячи лет! Как не мог он знать о всех тонкостях экономики, политики, войны относительно новейших веков, о том, что такое, в принципе, бомбы! Но, он видел это прекрасно, как на ладони, как в прошлые тысячелетия, так и в те, которые еще даже не наступили! Время будто бы испарилось, представ единым неделимым конгломератом из событий, что уже давно произошли в будущем.

– Но тогда кто я? И где нахожусь на самом деле? – немым голосом, попробовав ответить на эти загадки, рискнул сфокусировать свое внимание шаман, что было зря, ведь его тут же подбросило вверх, а затем эта же неумолимая сила понесла центр его внимания сквозь титанические постройки, состоящие из кружащих вокруг него геометрических узоров, что сливались в гигантскую пирамиду, влетев в которую, он тут же замер от ужаса, когда переливающиеся теплые цвета, что его окружали, потухли, и на неокрепший рассудок путешественника из темноты стали наступать лиловые змеи, что оказались на поверку схемами, которые использовали существа-драконы, чтобы явить свою ужасающую натуру. И в этот момент шаман испугался по-настоящему – нет, даже не этих могущественных и таинственных существ, ведь при необходимости он был даже готов вступить с ними в битву. Его испугало совсем другое – в тот момент, как они стали проявляться, его собственный разум стал меркнуть, будто бы… Да. История о их существовании была больше не красивой легендой, все люди и весь мир, каким его знал шаман, действительно оказались ни больше ни меньше – самим разумом этих существ! И в любой момент они могли выкинуть любое явление из своего поля ума, как надоевшую или сломавшуюся игрушку, а если точнее – как никогда не существовавшую вовсе! Ведь более, чем инструментом чьего-то развития, он никогда и не был! Нет, наблюдатель не мог этого принять! Он, бросив вызов всему миру и самому себе, оказывается, всё это время просто плясал под дудку этих существ! И что самое кошмарное – может и эти мысли были не более, чем отголоском деятельности ума этих существ!

– Но тогда кто же я? Кто же я такой? – на грани безумия метался по собственной ограниченности ум шамана, в то время, как окружающая тьма страхов стала гигантской пастью коллективного сознания этих драконов, что в мгновение придушили писк, который издал ум шамана, прежде чем исчезнуть, будучи разорванным острейшими клыками этих чудовищ.

***

– Но ведь это даже не страшно, – ухмыльнулся путешественник, – почувствовав, как его голова медленно пульсирует от наслаждения под мягкой ладонью супруги.

– Ты всегда так говоришь, – качнула она головой.

– Я, – хотел было возразить супруг, – но тут же разразился громогласным смехом, что сотряс каждый листик в саду, что растянулся до самой бесконечности, где он отдыхал со своей любимой супругой, – ну ты знаешь.

– Да, знаю, – понимающе отозвалась она, затем нежно поцеловав своего любимого, который от теплоты губ и слов любимой вновь провалился без остатка в будоражащий и подгоняемый своими потаенными чувствами сон путешественника, вновь отправившись по дороге непрекращающегося возвращения к самому себе.

32. – Наше путешествие подходит к концу, – раздался мягкий голос, который пробудил путника для того, чтобы тот распахнул глаза и встретился лицом к лицу с улыбающейся стюардессой, что мягко поглаживала плечо пассажира, который всё никак не мог проснуться.

– Вот как, спасибо… – мгновенно собралась с мыслями и со своей текущей ролью Виктория, кое-как сдержав зевок и улыбнувшись в ответ милой девушке, что пошла дальше по салону, чтобы разбудить оставшихся сонь и подготовиться к посадке, которая должна была произойти уже в ближайшие полчаса.

Отметив про себя, что она вот-вот будет на месте, Виктория не удержалась и потянулась за телефоном, чтобы написать наверняка переживающему Кайлу о том, что она уже скоро прибудет на место, и о том, как сильно она любит его и… – остановились пальцы девушки в паре миллиметров от экрана коммуникатора, с которого смотрело ставшее слегка безучастным лицо девушки, что будто бы на мгновение превратилось в каменную статую.

– Да, как я… как я люблю его, – медленно прошептала Виктория.

***

– Как я… Как неожиданно, Вик, да?! – завела про себя диалог девушка, первым желанием которой еще несколько секунд назад, пробудившейся от того весьма интригующего, но в то же время тревожного сновидения, было установить контакт, с ним, с любимым, с дорогим Кайлом! Чтобы вновь упасть в ту теплоту ощущения заботы и тепла, которую ей дарил ее любимый. Ведь тогда можно было заявить себе, что угодно, и даже поверить в это. В то, что даже если, например, весь мир, вполне возможно, являющийся не более реальным, чем самый бредовый сон, не имеет никакого значения, но пока есть человек, который всегда помнит о тебе, и о котором помнишь ты, то это совершенно не важно! Ведь пока такой человек существует, он всегда сможет разрушить любые, даже самые мрачные фантазии и показать тебе, что ты реально существуешь, что ты не одна, что ты кому-то нужна! И который скажет: «Я тебя всегда любил, тебя одну».

Не всегда, правда, эта фраза, пусть даже самого дорогого человека, приносит радость, и да, иногда кажется, что лучше бы вообще не существовало таких слов. По крайней мере, когда видишь их в обращении к той самой Хелле, которую связывают с Кайлом годы совместной юности и солидарность двух взрослых людей, что решили встретиться вновь, дабы продемонстрировать друг другу, что их жизни состоялись.

Так, по крайней мере, наивно убежала себя Виктория до тех самых пор, пока не нашла эту злополучную фразу в его информационном поле обмена данными. И пусть бы он даже попытался поиграть с ней в виртуальные порностимуляторы – это бы даже нисколько не заставило расстроиться Викторию, и был бы даже новый повод вновь пошутить над слегка застенчивым Кайлом, но нет, в этот раз это было как раз то самое странное-запретное для самой Виктории действо, после которого жизнь просто не смогла стать прежней. Она и сама была не прочь время от времени пофлиртовать как раз по сети, когда выдавалась свободная минутка на вечно бегущей куда-то работе. Однако дальше взаимной языковой дуэли словами это никогда не заходило. И даже, если та злополучная фраза была единственно брошенной подруге Кайла, Хелле, что конечно было не так, ведь они и не скрывали, что общались, и, если бы сам Кайл знал обо всех интрижках самой Виктории, что иногда имели места быть, то всё равно он просто не имел права говорить подобное кому-либо, пока они были вместе!