Семенов одолжил им свою потрепанную палатку (к счастью, она оказалась двухместной). Еще у него имелись надувная подушка, спальник и туристическая газовая лампа. Больше ничем полезным он поделиться не мог. Пришлось брать одеяла (не на земле же спать), а если прибавить к этому продукты и прочие мелочи, то рюкзаки получались увесистые. Лизавета гадала, как она станет тащить на своем горбу этакую тяжесть. Не ровен час, свалишься, ноги переломаешь.

Однако в целом Лизавета была настроена оптимистично: энтузиазм Яна передался и ей, так что она горела желанием отыскать Кузнечика и провести подле него много приятных часов.

Автомобиль вырулил за пределы деревни и покатил в сторону леса. Дорога вела в глушь, в противоположную от районного центра и всей цивилизации сторону, делаясь по мере удаления от Липницы все уже, хуже, непроходимее.

Придорожные кусты сжимали дорогу с обеих сторон, а когда машина въехала в лес, ветви деревьев нависали над нею, так что Яну и Лизавете казалось, что они очутились в тоннеле.

Но какая-никакая, а дорога имелась, и Лизавета спросила, куда она ведет.

Ян, не поворачиваясь к жене, ответил:

– Дальше поселок есть. Заброшенный. В советское время то ли производство какое-то было, то ли добывали что, точно не знаю. Потом перестройка началась, многие предприятия закрылись, сама понимаешь. И там тоже все остановилось, работы не стало, поселок опустел, люди ушли. С той поры никто в поселке не живет, а дорога заросла.

Лизавета была не из тех людей, которых манила романтика заброшек и покинутых мест. Она не понимала, что некоторые находят в том, чтобы лазать по оставленным людьми строениям: на нее саму они наводили жуть. Потом Лизавете вспомнился недавний разговор, и она спросила:

– Это и есть та история, про которую ты говорил?

– Почти.

– То есть?

Он побарабанил пальцами по рулю.

– Мужики говорили, в начале девяностых, когда поселок еще был обитаемый, один из жителей с катушек слетел и… Кучу народу положил. А когда убийцу стали спрашивать, почему он это сделал, он отвечал, дескать, это были не люди, а чудовища, он должен был их перебить, а то они бы вырвались в большой мир. Вроде как голос ему был. Или явление кого-то там.

Лизавета потрясенно уставилась на мужа.

– Янчик, солнце мое, скажи, а ты всерьез думал, что этот кошмар покажется мне увлекательным? Что мне приятно будет нервишки пощекотать, послушать это в ночи, сидя возле костра, рядом с местом преступления?

– Перестань, не начинай, пожалуйста! Ничего не рядом. Мы будем совсем в другой стороне.

– Я ненавижу эту оккультную чушь, эти стивенкинговские ужасы, ты же прекрасно знаешь! – продолжала кипеть Лизавета.

– Кинг тут с какого боку? Тот чел просто психом был, ясно же. А еще есть версия, что все дело во вредном производстве, в излучении каком-нибудь, от которого у рабочих в голове мутилось. Предприятие, может, потому и закрыли в итоге, что оно наносило вред здоровью людей.

– Час от часу не легче.

– Это же интересно. По меньше мере, нетривиально. У тебя совершенно атрофирован здоровый авантюризм, – грустно сказал Ян.

– Зато у тебя его в избытке. Причем нездорового.

Лизавета уже остыла. Обычные байки, еще и давнишние. Но все же оказаться близ того места не хотелось.

– Мы через поселок этот должны проехать? – недовольно спросила она.

– Не волнуйся, этого в планах нет. Мне сказали, с правой стороны дороги будет огромное дерево. Мимо не проедем, оно бросается в глаза. Возле него можно оставить машину, а дальше пойти пешком. У меня есть навигатор, уже заданы координаты Кузнечика. Мы спокойненько до него доберемся.

– Как-то все это… – Лизавета не могла объяснить, что, собственно, ее тревожит, и умолкла.

– Беспокоиться не о чем. К этому водопаду люди часто ходят, мне фотки показывали. Он в противоположной стороне от заброшенного поселка.

– Они-то ходят, потому что местные. Знают эти места. А мы с тобой городские и….

– И у нас навигатор. – Судя по тону, Ян стал терять терпение, и Лизавета сочла за благо не наседать.

К тому же они увидели то самое дерево, возле которого им надлежало оставить машину.

– Настоящий исполин! – восхитился Ян.

– Скорее, монстр, – отозвалась Лизавета. Дерево показалось ей зловещим.

Действительно, оно было очень толстым: если бы Лизавета и Ян встали и обхватили ствол, то, наверное, размаха их рук не достало бы, чтобы его обнять. Кора гиганта была белой.

– Это платан? – предположил Ян. Он не был уверен, растут ли здесь платаны. Лизавета тоже этого не знала.

Припарковать автомобиль труда не составило: коллега Яна не соврал, возле дерева имелась небольшая площадка.

– Мы оставим, а дружки твоего знакомого придут и угонят машину, – сказала Лизавета. – Может, он тебя специально для этого сюда и заманил.

– Это паранойя в тяжелой форме, – усмехнулся Ян. – Васечкину (я тебе не говорил, какая у него фамилия?) еще предстоит до конца сентября работать на нашу фирму и зарплату получать. Он бы так не подставился.

Повесив на спины рюкзаки, они двинулись вглубь леса. Машина осталась ждать их возле монструозного дерева, напоминая Лизавете грустное терпеливое животное.

«Мы скоро вернемся», – мысленно пообещала она.

Дорога в заброшенный поселок осталась справа. Лизавета покосилась в ту сторону, думая, что ни за какие коврижки не согласилась бы туда отправиться.

Им пришлось углубиться в чащу – еле видимая тропа повела их вперед. Ян сверялся с навигатором и бодро шагал, хотя его рюкзак был намного тяжелее Лизаветиного.

Понедельник и вторник на этой неделе были дождливыми, но уже со среды, как вещали в таких случаях синоптики, установилась сухая, теплая, солнечная погода.

Однако в чаще было влажно. Лес еще не успел просохнуть, напитавшись влагой, не спеша ее отдавать. Он был странно густым, деревья росли чуть не вплотную, кусты образовывали плотный заслон, а травы опутывали ноги, мешая идти.

Через полчаса Лизавета почувствовала, что начала уставать. Она вспотела, рюкзак вдруг стал тяжелее на несколько килограммов, одолели комары.

– Ян, давай остановимся на минутку, – взмолилась она. – Надо от комаров побрызгаться, они лютые и здоровенные, как крокодилы.

Муж послушно остановился. Как показалось Лизавете, с облегчением: устал, наверное.

– Передохнем чуток.

Она вытащила из кармашка рюкзака спрей, и они побрызгали друг друга, а еще попили воды.

– Яблоко хочешь? – спросил Ян.

От яблока Лизавета отказалась, зато съела банан, присев на толстый ствол поваленного дерева. Ноги гудели, сидеть было приятно, и она, разнежившись, сказала:

– Я тут подумала… Не хочу больше куда-то устраиваться и на кого-то работать. Хочу открыть свое ателье. Сама решила попробовать. Что скажешь?

Спросила и замерла: как Ян отреагирует? Скажет, что она вечно строит воздушные замки; свое дело – это сложно, какая из Лизаветы бизнесвумен?

Она внутренне ощетинилась, приготовилась обороняться и защищать свою слабенькую и ранимую новорожденную идею. Но Ян ничего подобного не сказал.

– Я тебе давно собирался предложить подумать об этом, – спокойно ответил он. – Ты талантливая, к тебе очереди всегда стояли, заказов полно было. Зачем от кого-то зависеть? Уверен, все получится. Помогу, чем смогу.

Лизавета подумала: «Как же я его люблю», но сказать ничего не смогла от полноты чувств. А потом все же выдавила:

– Вот за то, что ты у меня такой хороший, я двадцать километров готова пройти и не жаловаться, никогда с тобой не спорить и во всем слушаться.

Он тихонько засмеялся.

– Никто тебя за язык не тянул. Слушаться – это хорошо, это тешит мое мужское эго. А идти столько не потребуется, мы почти на месте.

Ян уткнулся в навигатор.

Лизавета была погружена в счастливые мысли о том, как все сложится, если у нее получится (а почему бы и не получиться?), поэтому не сразу заметила, что Ян хмурится и возит пальцем по экрану.

– Что случилось? – спросила она.

– Не показывает ничего, зараза.

– Попробуй перезагрузить.

– Два раза уже. Не помогло.

Вот так новости. Радужное настроение померкло.

Лизавета вынула мобильник.

– Попробуем тут координаты ввести.

– Сотовой связи нет. Меня сразу предупредили. Видимо, вышка далеко. И вообще – лес.

Ян произнес слово «лес» так, словно это все объясняло. Или будто они забрались в несусветную глушь. А ведь мобильная связь в той же Липнице отличная, и Ян с Лизаветой не очень далеко оттуда.

Или все же критично далеко? Еще ведь и на машине ехали…

– Сотовые не ловят, навигатор отрубился, а ты не знаешь, куда нам идти, так? – ровным голосом, плохо скрывающим досаду, спросила Лизавета, позабыв о своем обещании не спорить и слушаться.

Ян сердито посмотрел на жену.

– Не нагнетай, будь добра. Мы в двух шагах от дороги и машины. Прошли всего ничего. Направление я примерно помню, не заблудимся. Нужно только идти туда же, куда шли. Тут близко.

«А может, лучше плюнуть на эту затею и вернуться обратно?» – чуть не сказала Лизавета, но представила себя огорченное лицо Яна и промолчала.

Двинулись дальше. Если раньше Лизавета не смотрела по сторонам, то теперь старалась на всякий случай приглядываться, запоминать дорогу. Ян шел вперед уверенно (или делал вид, что прекрасно осведомлен, куда идти).

Лизавета старалась ступать осторожно, чтобы не подвернуть ногу. Кажется, лес стал еще гуще, еще непролазнее.

То, что они бредут куда-то не туда, стало понятно примерно минут через сорок.

Ян остановился и сказал:

– По-моему, мы уже должны были прийти. Уж очень долго идем.

Голос мужа был таким несчастным, что Лизавета передумала его пилить.

– Ты уверен, что направление было правильное?

– Да… Поначалу. Я и тропинку видел, не мы первые идем к Кузнечику. Но потом тропинка пропала.

Они постояли, озираясь по сторонам, и вынуждены были признать: никакой тропинки. Все кругом выглядело одинаково нехоженым.

«Дикий лес, а в центре – мы. И где-то поблизости – заброшенный поселок. Надеюсь, все-таки не очень близко», – подумала Лиза.

– Выход один. Пока мы окончательно не забрели в чащу, надо вернуться назад к машине.

Ян прикусил губу.

– Похоже, ты права.

Только это оказалось не так просто сделать. Словно по волшебству, лес сомкнулся вокруг них, закружил молодых людей в хороводе. Словно живое существо, он старался запутать Лизавету и Яна: примятая кроссовками трава распрямлялась, скрывая их следы, кусты вставали плотными рядами, как пехотинцы, идущие в атаку.

Ян и Лизавета, растерянные и уставшие, шли и шли, боясь остановиться, но ни он, ни она не могли с точностью сказать, с какой стороны пришли и куда теперь идут.

Глава пятая

До поселка они шли несколько часов. Катя думала, что будет быстрее, но точно знать не могла, только предполагала. Роман уже пожалел, что сагитировал сестренку, но деваться было некуда. Не признаваться же в том, что идея была кретинская. Вдобавок Катя подумает, чего доброго, что он воспринял всерьез ее слова про проклятие поселка, испугался.

Вышли рано, восьми не было. Позавтракали и двинули. На улице им никто не встретился, и это хорошо: озеро в другой стороне, выезд из поселка и автобусная остановка – тоже. Могли возникнуть вопросы, куда они намылились с утра пораньше, еще и с поклажей, а объясняться ни с кем не хотелось.

Катя шла налегке, Роман нес старенький дедовский рюкзак, в который они положили воду, бутерброды, яблоки, печенье, фонарик, веревку, пачку влажных салфеток и складной ножик. Что еще полагается брать, когда идешь в заброшку, Роман не знал. В последний момент Катя спрей от комаров засунула (как быстро выяснилось, правильно сделала), йод и зачем-то аспирин. Роман не стал спорить: не тяжело же, запас карман не тянет.

Телефоны зарядили под завязку, Рома собирался много снимать. На всякий случай взяли пауэрбанк: вдруг зарядки не хватит?

День еще не разгорелся, но уже чувствовалось, что к полудню будет жарко. Однако ребята углубились в лес, а там оказалось прохладно и почему-то влажно, как в тропиках, хотя дождей уже несколько дней не было.

Шли молча: экономили силы. Дорога была заросшая, лес напирал на нее справа и слева, но она все равно не желала окончательно исчезать, бежала вглубь леса.

– Видать, ездят туда, – ревниво сказал Роман, – а иначе за столько лет колея пропала бы.

Он начал подозревать, что ничего интересного в поселке не ждет: самое крутое давно растащили, на их долю останется пара убогих развалин да горы мусора. Но Катя его успокоила.

– Говорю же, не суется в поселок никто. Местные боятся, чужие про него не знают. Ты вот не знал, хотя твоя мама отсюда родом! А другие и подавно. Дорога осталась потому, что люди по ней ездят и ходят к водопаду. Он Кузнечиком называется. Здесь недалеко.

– Кузнечик, – хохотнул Роман.

– Симпатичный водопадик. Не Ниагара, но всем нравится. Там мило, скамеечки даже есть.

Если скамеечки, тогда конечно. Ладно, бог с ним, с Кузнечиком.

Брат с сестрой опять умолкли и в тишине добрались до толстенного дерева, возле которого дорога если и не обрывалась совсем, то вырождалась в едва заметную тропу.

– Ого, вот это баобаб! – присвистнул Роман.

– Сам ты баобаб, – отозвалась Катя и ткнула пальцем вбок: – Если вот сюда свернуть, попадаешь к водопаду. А поселок – прямо. Видишь, нету нормального пути, кончился. Убедился теперь?

Они перекусили, попили воды и отправились дальше. Теперь идти было намного сложнее. У Романа, который терпеть не мог физкультуру и спорт, не любил ходить пешком, с непривычки начали ныть мышцы, но Катя вышагивала энергично, и он старался не подать виду, что устал. Как раз на этом участке пути ему и пришла мысль о том, что зря они сюда потащились.

Мысль набухала, как гнойник, грозила прорваться раздражением и вылиться в склоку, но тут, к счастью, Катя, которая шла впереди, скрылась за очередным поворотом, и спустя секунду Роман услышал вопль:

– Вот он! Ура! Пришли!

«Ага, ура, – согласился с сестрой Роман. – Еще бы полчаса посайгачили по этим колдобинам, и я бы откис».

Он ускорил шаг и через несколько секунд стоял возле Кати. Опасения, что путешествие было напрасным, растаяли без следа. Поселок определенно стоил того, чтобы прийти сюда. Не Припять, конечно, а лишь небольшой населенный пункт, десятка два двухэтажных домов, но выглядел В-26 завораживающе, как и все места, откуда ушли люди.

Роман подумал, что больше тридцати лет назад здесь был лес – дикий, глухой, и жили в нем разные звери, и птицы приветствовали весну на разные голоса, и высокие деревья поднимали зеленые головы к солнцу.

А потом пришли люди. Они решили, что им нужно это место, что они хотят отобрать его у природы и заполучить себе. Вырубили деревья, выкорчевали кусты, выжгли траву. Прогнали зверей и птиц. Построили кирпичные коробки, пригнали сердито ревущие машины, плюющиеся вонючим сизым дымом.

Люди украли у леса этот клочок земли и поселились тут. Воцарились. Работали, ходили в магазины и на почту, учили детей в школе, отмечали дни рождения и встречали Новый год. Зима шла за летом, люди женились, рожали сыновей и дочерей, умирали…

А потом случилось что-то – и все снова изменилось. Лес забрал себе то, что ему принадлежало, а люди убрались прочь. Испуганные, побежденные.

Теперь улицы заросли бурьяном, сорной травой и деревцами, окна тут и там были разбиты, сквозь крыши пробивалась молодая поросль. Буйная зелень пожирала стены зданий и лавки возле домов. Ржавчина разъедала железо, деревянные постройки догнивали. Неопрятные кучи мусора (отломанные доски, битый кирпич, железки) высились возле некоторых строений. Пара домов пострадала от пожара, и Роман спросил себя, почему огонь не перекинулся на другие здания? Решил, что пламя погасил дождь.

Отчего-то хотелось говорить вполголоса, двигаться тише. Как будто это было кладбище или церковь.

«Или как будто ты боишься потревожить то, что дремлет несколько десятков лет».

– Печально, да? – дрогнувшим голосом сказала Катя.

– Есть такое дело.

Они, не сговариваясь, медленно пошли вперед по некогда, наверное, опрятной, тихой улочке, мимо серых домов, словно бы припавших к земле. Разбитые окна напоминали треснувшие стекла очков.

Роман принюхался, потянул носом воздух. Пахло золой, землей, травой, сыростью. Воздух застревал меж унылых руин, запутывался в развалинах, никак не мог вырваться – отсюда и затхлость, и мертвая стылость.

«Мне тут не нравится», – подумал Роман.

Улица вывела их с Катей на небольшую площадь, по всей видимости, к центру поселка. На самом видном месте высилось некогда желтое здание без окон и дверей, с раскрошившимися широкими ступенями.

– Дворец пионеров, вероятно. Или дом культуры, – блеснула знанием советского быта Катя. – Или администрация. Как они раньше назывались?

Роман не ответил. Он разглядывал стоящий перед зданием прямоугольный постамент. На него взгромоздился памятник. Точнее, бюст: голова и плечи. Не понять уже, кто это, потому что от головы осталась только половина, но, скорее всего, это был Ленин, неизменный житель всех советских городов и поселков.

Невдалеке виднелось длинное полуразрушенное двухэтажное здание. Наверное, школа или больница. Или то и другое. Поселок небольшой, могли и совместить в одном строении, предположил Роман.

Они с Катей прошли мимо магазина, на котором висела ржавая кривая вывеска «Продукты». Буква «Д» оторвалась и упала, от «Ы» отвалилась палочка, так что слово звучало по-детски, смешно и беззубо: «Проукть».

– Атмосферное местечко, – заключил Роман и вспомнил, что ничего не сфотографировал.

Он извлек из кармана мобильник, глянул на экран. Его поразили две вещи, и, видно, изумление отразилось на лице, поскольку Катя спросила, что случилось.

– Ничего особенного. Связи нет. Классика жанра.

– Там, где время остановилось, не может быть Интернета и сотовой связи, – важно проговорила Катя, и Роман с интересом поглядел на сестру.

– Гладко излагаешь, – одобрил он. – Ладно, переживем пока. А еще время чересчур быстро пролетело. Почти час дня, оказывается. Долго мы шли.

Катя вздохнула.

– Чтобы до маминого прихода, до темноты домой вернуться, надо выйти отсюда примерно часа в четыре.

– И о чем это нам говорит? – спросил Роман и сам себе ответил: – Нечего терять время, надо фотографировать!

Они принялись бегать по поселку и снимать все подряд. Сначала решили пощелкать снаружи, потом – внутри некоторых зданий. Процесс поглотил брата и сестру; беспокойство с оттенком благоговения, овладевшее ими поначалу, развеялось, и они хохотали, позировали на фоне разрушенных зданий, искали интересные ракурсы.

Ни Роман, ни Катя толком не умели фотографировать – со знанием дела выстраивать кадр, задумываться об освещении и композиции, а потому наобум снимали пустые окна, валяющуюся на земле арматуру, коричневые куски листового железа с крыш, горбатые горки и кривые качели на детских площадках, облупившиеся стены, остовы скамеек, зеленые побеги, причудливо оплетавшие бетонные сваи.

Роман навел камеру на черный пролом подъезда с покосившимся козырьком, и ему показалось, будто там кто-то есть. То ли камушек покатился под чьей-то ногой, то ли ступени заскрипели, то ли тень промелькнула в окошке, то ли голос тихим эхом прокатился под потолком…