К октябрю-ноябрю поселок должен начать заселяться: почти все участки были раскуплены. Место хорошее, живописное, коммуникации проведены, Интернет отличный. От города далековато, но у тех, кто планировал тут жить, имелись машины, так что и это не проблема.
– Классическая картина социального расслоения будет: на одном берегу Белого озера – скромная, еле живая деревушка, на другом – богатенькие «буратины» в нарядных домиках, – проговорила Лизавета.
– Не такая уж «еле живая», – возразил Ян, выдувая дым в окошко, – народ активизировался. Кто жилье строителям сдает, кто на стройке работает, а потом будут ездить в поселок уборку делать, траву косить, ремонтировать по мелочи; яйца, овощи, молоко продавать. Так что жизнь закипела, всем хорошо.
Лизавета домыла посуду и тоже уселась на широкий подоконник. Окно кухни, как и спальни, выходило в заросший сад. Хозяйка, баба Лена, которая жила во второй половине дома, в этом году ничего не сажала – хворала, так что грядки скрылись под слоем сорняков, кусты черемухи разрослись, а ветки многих яблонь были поломаны. Но все же Лизавете нравился сад, она любила бродить по нему и качаться в гамаке, глядя в причудливое зеленое сплетение ветвей над головой.
За стеной что-то громыхнуло. Супруги прислушались, но больше никаких звуков не было.
– Наверное, дверь захлопнула, – предположил Ян. Лизавета дернула углом рта: возможно. Они с бабой Леной не общались, и это радовало. Куда хуже, если бы старуха от нечего делать постоянно заявлялась под разными предлогами или вздумала контролировать, как и что делают жильцы.
– Лизун, я тут подумал… У меня к тебе предложение, – внезапно проговорил Ян.
– Неприличное, надеюсь? – усмехнулась Лизавета.
– Это чуть позже. А сейчас я хочу пригласить тебя на выходные в поход.
В голосе Яна звучал неподдельный энтузиазм. Он был увлекающимся человеком: если идея казалась ему стоящей, он брался за ее реализацию со всем пылом. Лизавету эта его черта всегда немного пугала, но вместе с тем очаровывала. Она повернулась к мужу.
– Куда? На озеро? Я там уже каждую травинку знаю. Пока дожди не начались, загорать ходила постоянно.
– Почему на озеро? В лес. За Липницей огромный лес. Места красивейшие, еще и с историей.
– С какой? – спросила Лизавета, почему-то подозревая худшее.
– Расскажу потом. Так ты согласна? Будет круто! Завтра суббота, я постараюсь прийти с работы пораньше. Примерно в час или в крайнем случае в два сможем выдвинуться. Заночуем в лесу: костер, романтика, палатка, только мы вдвоем, а? Будем печь в золе картошку, рассказывать друг другу страшилки и любовью под звездами заниматься. Палатку я ставить умею, в юности в походы ходил.
– У нас же ее нет.
– У нас нет, а у Семенова есть. – Семенов был коллегой Яна. – Он запасливый, чего только с собой не притащил. На всякий случай.
– А лесу мокро, наверное, – с сомнением протянула Лизавета, – три дня дождь лил.
– Дождя нет уже со вчерашнего дня, – отмахнулся Ян. Он чувствовал сопротивление жены и испытывал досаду. – Ты сама на скуку жаловалась, вот тебе и развлечение. Чем ты опять недовольна?
Правда, чего раскапризничалась, подумалось Лизавете.
Человек старается, развлечь ее хочет, а ей опять неладно?
– Уговорил, – сказала она, – значит, завтра в поход!
Они принялись обсуждать, что нужно взять. Ян достал ручку, нашел листок бумаги и составил список необходимого. Почти до полуночи Ян и Лизавета укладывали вещи, то и дело вспоминая, что забыли нечто важное: то влажные салфетки, то спички. Лизавета была уверена, что в итоге они непременно оставят дома то, без чего нельзя обойтись, зато потащат кучу ненужного хлама.
– Жалко, велосипедов нет, – вздохнул Ян.
– А что, Семенов разве с собой не взял? – язвительно отозвалась Лизавета.
– Ничего, пешком даже лучше. Вернемся в воскресенье, часам к пяти. А если понравится, можем и на следующие выходные махнуть.
Лизавета видела, что муж не на шутку загорелся перспективой похода, она и сама вроде бы должна радоваться смене обстановки и желанию Яна доставить ей удовольствие, устроить запоминающееся приключение.
Но что-то мешало.
Дурное предчувствие? Так ведь сроду ничего такого не было. И потом, что может случиться? Они взрослые люди, в глушь лезть не собираются, да и какая тут особенная глушь может быть? Не Сибирь все-таки.
Поздно ночью, когда Ян давно спал, Лизавета вертелась с боку на бок, никак не могла устроиться: то подушка казалась слишком мягкой, голова проваливалась в нее, как в яму; то одеяло было слишком горячим, то диванная пружина упиралась в бок.
«Места красивейшие, еще и с историей», – вспомнились ей слова Яна.
«Надо было заставить его рассказать, что за история такая», – подумала Лизавета и покосилась на мужа. Будить сейчас, понятное дело, не вариант, ему вставать в половине шестого.
Молодую женщину не покидала твердая уверенность: знай она эту историю, возможно, отказалась бы от затеи с походом. А теперь уже поздно. Она вздохнула и повернулась на правый бок. Пружины взвизгнули, Ян пробормотал что-то во сне.
Спустя некоторое время Лизавета крепко спала. В окошко заглядывала луна, ветерок перебирал черемуховые ветви, отчего по стене ползли змеевидные черные тени.
… Когда Лизавета уже уплыла в страну сновидений, перестав, тревожиться о предстоящем мероприятии, другая женщина, мирно спавшая до этой минуты в другой постели, внезапно проснулась.
Ей приснился кошмар, один из тех, что мучали ее прежде, когда были живы и не успели одряхлеть родители; когда болезнь, затаившаяся в сильном теле любимого мужа, не подняла голову, не оскалила зубы и не отправила его в лучший мир буквально в считаные недели. В те далекие времена муж утешал ее, давал попить водички, гладил по тогда еще густым темным волосам.
Сейчас успокоить старуху было некому, и ужас пережитого во сне разливался по венам, леденя и отравляя тело. Она обхватила себя руками, трясясь и пытаясь сглотнуть колючий ком, что застрял в горле.
Самое страшное заключалось даже не в том, что происходило во сне. Хуже всего была причина, по которой старые страхи вернулись.
В Липнице снова будет неспокойно – другого слова старая женщина подобрать не могла. Нынче сюда приехало много чужаков, и в деревне этому радовались: появится новый поселок, а значит, новые рабочие места и новые возможности. Никто, кроме старухи, которую уже заждались на другой стороне бытия родные и близкие, не понимал, что может произойти.
Потому что чужаки не знают. Не понимают ничего. Они думают, что знают все о жизни, но на самом деле похожи на детей, которые лезут в темную пещеру без фонаря и ножа, не подозревая, что может поджидать внутри.
«Нечего им тут делать, зря они сюда явились. Не стоит будить монстров, пусть себе спят, но им, городским, разве объяснишь?» – так думала старуха все эти недели, но сейчас ясно поняла: ничего не изменить, кто-то уже бросил с вершины горы снежок, и тот покатился вниз, с каждой минутой увеличиваясь, наращивая силу. Совсем скоро снежок разрастется до гигантских размеров и тогда погребет, похоронит под собой все живое…
Женщина завздыхала и завозилась, постепенно отогреваясь, приходя в себя. Можно было попробовать поверить, что это и вправду только сон, всего лишь сон, который не имеет смысла и ничего не предвещает.
Но старуха привыкла быть честной перед собой и людьми. И сейчас она знала: это ложь. Все уже началось, отсчет пошел.
«А ты-то что же? Ты единственная, кто знает! – строго произнес в голове голос покойного мужа, ушедшего во тьму тридцатисемилетним. – Должна хотя бы попробовать остановить это!»
– Ты прав, – прошептала она. – Я должна, но… – Старая женщина почувствовала, что плачет. – Но это так страшно, а я очень слаба. Лучше уж ты забери меня к себе. Прямо сейчас забери!
Муж молчал, ничего не говорил ей больше. И с собой не взял. Это было безжалостно с его стороны, но следующее утро для старухи все же наступило.
Роман не умел кататься на велосипеде. Катя, которая гоняла на велике, сколько себя помнила, не могла понять, что здесь сложного: крути себе педали, лети вперед. Но у Ромки не получалось держать равновесие.
– Я научусь, но не за один же день, – виновато сказал Роман, в очередной раз выбираясь вместе с многострадальным велосипедом из придорожных кустов.
– Ладно, придется пешком идти, – решительно проговорила Катя. – К тому же по лесу все равно не проедешь, а бросать велосипед где попало не годится. Спереть могут.
Насчет похода они решили еще вчера. Идти собрались в субботу утром, когда мама на работу уйдет. Она точно будет против, поэтому ей ничего не скажут. Вернутся вечером, до ее возвращения, мама и не узнает ни о чем. Мало ли где они днем были. Может, на Белое озеро ходили.
С того памятного ужина с блинами брат и сестра сдружились, Зинаида нарадоваться не могла. Дети, до той пор чуравшиеся друг друга, теперь охотно проводили вместе время, играли в игры на смартфонах, болтали обо всякой чепухе, шутили, а со среды, как закончились дожди, стали ходить купаться на озеро. Однажды съездили в райцентр, но там Роману не понравилось.
Идея похода пришла Кате в голову, когда они валялись на берегу озера, плавясь от жары. Озерная вода сверкала, переливалась яркими солнечными бликами и была до странности теплой: заходить ничуть не боязно, все равно что в ванну ложишься.
– Это потому, что дожди прошли, – авторитетно заявила Катя. – После дождя вода всегда теплая!
Они накупались до тошноты и теперь загорали, расстелив на траве старенькое коричневое покрывало. К солнцу подобралась маленькая тучка, обхватила его мохнатыми лапами, и на лицо Кати упала тень. Роман лежал на животе, перебирая травинки.
С противоположного берега озера то и дело долетал рев работающих двигателей, голоса людей – над водой звуки разносятся отлично, к тому же озеро было не такое уж большое. Там строили коттеджный поселок, и Катя еще не решила, нравится ей эта идея или нет. С одной стороны, хорошо: сонную тишину Липницы давно пора было нарушить, а с другой – жалко нетронутости, покоя.
Когда что-то ломается, последствия могут быть разные.
– Хорошо у вас. Я думал, каторга будет: глухомань, сестрица мелкая с теткой начнут на пару мозг высверливать. А получилось ничего так. – Он улыбнулся. – Не совсем вы дремучие.
Катя пихнула его локтем в бок и обозвала балбесом.
– Ты на будущее лето тоже приезжай. Если тебе нравится.
Роман помолчал, а потом проговорил:
– Мне поступать надо будет. Не смогу, наверное.
– Куда поступать? – спросила Катя, думая, что так и не удосужилась поинтересоваться раньше.
Следом пришла мысль, что она ему о себе все выложила, как сказала бы Лора, нашла свободные уши. А ведь Катя не была болтливой, секреты держала при себе. Просто Ромка был… Она задумалась. Каким? Сразу не скажешь, но было в нем что-то основательное. С такими людьми хочется делиться важным.
А сам Рома больше слушал, чем рассказывал. Даже о том, кем собирается стать, не упомянул.
– Поступать? – тем временем переспросил брат. – Отец считает, мне нужно ехать учиться в Европу.
Ничего себе заявочки! Кате почему-то стало грустно.
– А ты сам как считаешь?
Роман нахмурился, пожевал губами и сказал деревянным голосом:
– У меня хороший английский. Учеба за границей – это перспективы, будущее. К тому же это научит меня самостоятельности.
Слова были правильные, вот только не Ромкины. У Кати возникло ощущение, что брат чего-то недоговаривает, что тема ему неприятна. Повисла пауза, которую захотелось срочно заполнить: Катя чувствовала, как она растет, расползается, грозя превратиться в черную дыру.
В голове не пойми с чего всплыла картинка: старинное поместье, высокие толстенные стены и башенки, аккуратная зеленая лужайка, белые щупальца тумана, а кругом – холмы с черным лесом у самого горизонта. Короче говоря, классический замок с привидениями. Вид воображаемого места вызвал вполне ожидаемую ассоциацию, и Катя, не успев ничего обдумать, выпалила:
– Знаешь, не только в какой-нибудь Англии загадочно и круто. У нас места такие… – Она пощелкала пальцами, подбирая подходящее слово. – Мистические. Жуткие, в общем.
Роман сел и поглядел на сестру. На том берегу завизжала электропила (или другой инструмент, издающий зубодробильный звук).
– Ты о чем? – заинтересовался брат. – Все вроде тихо-мирно.
– Это тут, в Липнице, на озере. А в лесу – совсем другое дело. Там такое!
– Какое? Не томи. – Рома слегка усмехнулся, и Катя поняла, что он считает ее слова детскими выдумками. Тоже мне, взрослый! Всего на два года старше, а самомнение!..
Вообще-то про то, что находилось в лесу, Катя говорить не должна. Если бы мама узнала, что она обсуждает такие вещи с Ромой, отругала бы. Никто из местных этого в беседах не упоминал, в лес в ту самую сторону люди не ходили и в целом предпочитали делать вид, что ничего там нет.
Детям строго-настрого запрещалось одним приближаться к заброшенной дороге, ведущей туда, и все привыкли – нельзя так нельзя. Гиблое место, как его называли, оно и есть гиблое, нормальный человек не сунется, стороной обойдет, говорить о таком не станет: ни к чему в свою жизнь поганое тащить.
Затронув запретную тему, Катя уже через секунду пожалела об этом, но отступать было поздно. Поэтому пришлось продолжать.
– Зря я ляпнула. Но раз уж… – Катя тоже села и откашлялась. – Километрах в шести от нас или больше заброшенный поселок есть. Его в советское время построили, после войны. Названия нет, только номер. В-26. Он секретный был или вроде того. Люди, которые там жили, на комбинате работали. Предприятие тоже осталось, заброшенное. Старики говорят, когда поселок только-только строить начали, местные знали: добра не жди.
Сама того не заметив, Катя заговорила на манер покойной бабушки или бабы Лены, которую мама просила присмотреть за дочкой, пока сама была на работе. Бабушка с дедушкой умерли один за другим, когда Катя пошла в первый класс.
– Почему они так думали? – Рома смотрел серьезно, без улыбки.
Катя приободрилась.
– Точно не знаю. Никто не знает. Одни говорят, там кладбище старое было. Нельзя же мертвых тревожить! Другие думают, там была деревня, где жили вогулы – манси. Их прогнали с тех мест, и шаманы прокляли поселенцев. Но как бы то ни было, а только не успели люди поселиться, как началось.
Катя выдержала драматическую паузу.
– Что началось? – не выдержал Роман.
– Люди стали гибнуть. И не просто так – сердце, грипп или авария. В одно прекрасное утро нормальный человек с катушек слетал, с ума сходил и… – Катя запнулась, – сам себя убивал.
Роман бросил на сестру сочувственный взгляд, но она не заметила.
– Пропадали многие, исчезали бесследно, никто найти не мог. Потом страшное преступление совершилось: девочка одна пропала, но на этот раз пропавшую нашли. Мертвой. Отец ее считал, что начальник поселковый дочку его подкараулил, изнасиловал и убил. Ему не верили, дело забуксовало, убийцу не искали. Тогда отец с горя сам преступника наказал: убил его, жену и детей.
Роман покачал головой: ужас, что и говорить.
– Но и это еще не все. В конце восьмидесятых или в начале девяностых снова случилось массовое убийство, еще больше народу погибло. Убийца был тихий, бессловесный инженер, и вот втемяшилось ему что-то в голову, мерещиться начало – и он убил семью и соседей. Говорят, человек десять! Или даже двадцать.
– Или тридцать, – сказал Роман.
Увлеченная рассказом Катя не заметила иронии.
– Не знаю, сколько. Неважно. Много. После этого люди оттуда разбежались. Уехали кто куда, а предприятие закрыли. С тех пор там никто не живет. Никто туда даже не заглядывает. Бабуля моя… Она тебе, кстати, кто?
Роман почесал переносицу.
– Наверное, двоюродная бабушка, раз ты – двоюродная сестра.
Катя обдумала его ответ.
– Звучит логично. Так вот, она говорила, что в гиблые места – такие, как тот поселок, – нельзя ходить потому, что они прилипают к человеку. – Девочка замялась, пытаясь сформулировать яснее, чтобы Роман понял. – Люди ушли, но то зло, которое их прогнало, осталось. Оно никуда не девается, так и обитает там, звереет, сходит с ума от голода. А если человек туда сунется, оно за ним увяжется, станет таскаться хвостом. Бедолага, конечно, ничего не увидит, не заметит поначалу, но вскоре поймет.
Брат не особенно проникся этими словами, но Кате хотелось, чтобы он осознал, прочувствовал. Поэтому она немного понизила голос и нараспев, как бабушка это обычно произносила, договорила:
– И стоит тот поселок заброшенным уже больше тридцати лет. Никто туда не ходит, близко не приближается ни днем, ни ночью. А если угораздит кого забрести в те места, обратно он уже никогда не вернется. По ночам в тех краях голоса слышны: плачет кто-то, воет, стонет…
– Кто же слышит, если никого там не бывает? – перебил Роман.
Катя прикусила губу: в самом деле, кто?
– Знаешь, что я думаю? – Роман прищурился. – Чушь все это!
– Как это – чушь? – возмутилась Катя. – Поселок точно есть, мне мама говорила. Я к ней прицепилась с вопросами, когда мелкая была. Она врет, по-твоему?
– Почему сразу врет? Есть поселок, кто спорит. Но страшилки выдумали специально, чтобы народ туда не совался, особенно дети. Поселок нежилой, все кругом рушится, стены ветхие. Полезет какой-нибудь дурачок малолетний и свалится, ноги переломает. Или кирпич ему на башню упадет. Кому такое счастье нужно? Вот и придумали от греха подальше.
– Не знаю, – с сомнением отозвалась Катя. – Может, ты и прав.
– Я прав, – заявил Роман. – Но это не отменяет того факта, что там, по-видимому, просто мега круто. Как в Припяти! Интерьеры советской эпохи, дома, подъезды, квартиры, время застыло… – Он вскочил с одеяла. – Если туда, как ты говоришь, никто не ходит, то получается, место не истоптанное. Мы будем первыми, кто там окажется за много лет!
– Кто? Мы? – Кате стало не по себе. Такого она не ожидала и, рассказывая Роме эту историю, не предполагала, что ему вздумается прогуляться в мертвый поселок. – Погоди, ты же сам говорил, что там все древнее, еле держится, сунется малолетка – и пиши пропало!
– Так мы не тупые малолетки. – Роман многозначительно приподнял бровь. – Я так точно нет. Насчет тебя не уверен.
– Хватит меня троллить! – притворно надулась Катя. – А вообще ты прав. Я в Липнице всю жизнь живу, а в заброшенном поселке не была.
– Вот и я о том.
– Решено. Маме только не проболтайся, она меня убьет. И тебя заодно.
В субботу Ян вернулся с работы пораньше, как и обещал. У Лизаветы все было давно готово, так что оставалось только отнести вещи в багажник и отправиться в путь.
Они решили доехать до одного местечка в лесу (коллега Яна, живший недалеко отсюда, в райцентре, подсказал направление), оставить машину и дальше двинуться пешком.
По словам все того же местного строителя, если пойти в правильном направлении, то примерно километра через четыре увидишь небольшой водопад. Невысокий, конечно, но живописный. Называют его Кузнечиком, потому что он с мелодичным журчанием скачет по камням. А рядом есть поляна, на которой можно поставить палатку.
– Красота же! – радовался Ян. – Будем жарить сосиски, печь картошку и слушать Кузнечика.
О проекте
О подписке