*****

Мойша Коэн абсолютно не соответствовал образу, которым мысленно Артём наделил профессора теологии – он был кежуал. Главное, в его глазах абсолютно не было выражения вселенской скорби, часто встречающегося у армян и евреев. Можно было совершенно не сомневаться, что он с равным скепсисом относится и к тому, во что не верит, и к тому, во что верит. Это была та потрясающая разновидность людей, которые вызывали у Артема восхищение. Он понял, что все выложит Мойше. Все равно, он ничем не рискует, нормальный человек не поверит ни одному его слову, не нормальный, точнее, аномальный, может и поможет.

Реакция Мойши оказалась странной: больше всего его заинтересовала золотая пирамидка. Он скрупулезно выспрашивал Артёма о том, что происходило во время ее звучания, как изменялось пространство вокруг. Обескураженный Артём ответил, что совершенно не обратил на это внимания. Мойша огорчился было, но потом весело подмигнул: «Ты слушал музыку вселенной. Парень, пирамидка – мощный источник сигнала. Понимаешь, сила сигнала зависит от угла наклона треугольных пластин к центральной оси. Тебе дважды передавали очень важную информацию, а ты от нее отбрыкнулся. Что значит, не не физик. Хотелось бы знать, почему они выбрали тебя?

– Мне бы тоже хотелось, – вздохнул Артём, подумав, что в свое время придумал гениальную формулу: «Если твоя проблема становится неразрешимой, возложи ее решение на другого». Вот и сейчас он почувствовал облегчение, поняв, что его кошмар стал «любопытной задачей» для ума ученного.

– Неужели где-то действительно есть эти маяки Вселенной? – задумчиво изрек

Мойша. – Послушай, опиши место, где ты видел пирамиду.

– Да я все рассказал. Реально я был на развалинах столицы Эхнатона. Виртуально – в его дворце.

– Но, раз ты видел Нефертити, это мог быть и ее дворец.

– Ну и что? Что от этого?

– Как, что? Сужается пространство поиска.

– Вы, что, собираетесь искать… это?

– А какого хрена ты мне все это рассказал?

– Не знаю, хотел душу облегчить… наверное.

– Не лукавь! Тебя конкретно задействовали и не успокоятся, пока ты не решишь проблему.

– Черт! Вы что! Вы что, думаете все так серьезно?

– А ты думал, если будешь косить под психа, тебя оставят в покое?

– И где вы слов таких нахватались? – занудно прогнусавил Артём и услышал:

– На физфаке МГУ. Факультет астрофизики.

– Не фига себе фигня! – присвистнул Артём, – я просил у отца теолога, мистика…

– Я и есть такой – профессор теологии. Сорбонна.

– Круто! Так вы видели Бога в телескоп? – Артём хотел сказать это иронично, а получилось по-детски, с нескрываемым любопытством.

– Видел, – фыркнул Мойша. – Думаешь, меня случайно назвали Моисеем?

– Ладно, – насупился Артём, – а что если вы и есть тот еврей, которого я должен убить? Может, наше знакомство неслучайно?

– Раз должен, значит, убьешь, – с иронией сказал Мойша. – Впрочем, вряд ли это я. Скорее всего, речь идет об аллегории, а не о каком-то конкретном человеке. Никто из нас не убивает своего отца, но Фрейд считает, что все мальчики страдают эдиповым комплексом. Что-то в этом роде.

– Уф! – вздохнул Артём, – камень с души свалился.

– Впрочем, это всего лишь версия, – «утешил» его Мойша. – Ты впервые в Иерусалиме? – вдруг улыбнулся он. – Давай-ка я позову дочку, пусть покажет город. Кстати, предупреждаю, я все равно всё ей расскажу, она умница и отчаянная. Думаю, очень поможет нам. Так что, лучше сам все ей поведай. Давай, до вечера!

*****

Они сидели в Гефсиманском саду и молчали. Лия – уникальная девчонка – выслушала рассказ Артёма, ни разу не перебив его. Наверное, сейчас она осмысливала услышанное. Артём отдавался забытому чувству «невыносимой легкости бытия» – он ни о чем не думал. Наконец, Лия прервала молчание: «Давай исходить из того, что ты не случайно попадаешь туда, куда попадаешь. Раз ты оказался здесь, – она словно подыскивала слова, а потом сказала как давеча ее отец, – давай сузим пространство поиска. Давай, побродим по городу».

Артём провел в Иерусалиме не три дня, как планировал, а неделю. Один или с Лией побывал в самых знаковых местах города. Написал несколько интересных статей. Две отправил в Париж, и четыре разбросал в Женеве. И хотя заказа на них не было, женевский редактор принял – было в них что-то свежее, так он написал Артёму. Но напомнил о репортаже из Палестины. Артём и сам понимал, что задержался, но он все ждал какого-то знака. Его не было. Даже сон стал нормальным. Артём подумал было, что весь кошмар предыдущего месяца на самом деле был лишь для того, чтобы он приехал сюда, где его ничего не мучает, напротив, все так необоснованно хорошо. Он размечтался до того, что мысленно сделал предложение Лие и народил троих ребятишек. Таких шнобелистых, как положено у евреев и армян. Потом рассмеялся и пошел покупать билет. Он решил провести один день в Стамбуле, а оттуда отправиться в Палестину.

Вечером они сидели с Лией в ресторане и болтали о каких-то пустяках. Они уже собирались уходить, когда Лия получила эсэмэску. Прочла, покачала головой и сказала Артёму, что пока он закроет счет, она вернется. Артём знаком показал официанту – счет. Расплатился, встал и услышал звук взрыва. В ресторане началась кутерьма. Кто-то бросился на пол. Кто-то рвался к выходу. Сквозь выпавшие стекла было видно, как полыхает какой-то автомобиль. Потом рвануло соседний. Вокруг кричали. Звонили по телефонам, куда-то бежали, кто-то уже поливал горящие машины из огнетушителей. Артём тоже пытался выбраться на улицу, при этом бесконечно набирая номер Лии, зовя ее и ища взглядом. К этому времени уже подоспела полиция. Все было оцеплено. Посетителей ресторана загнали обратно, сказав, что с ними будут говорить. В обгоревшей машине был виден обгоревший труп. Артём отвернулся и быстро потопал в ресторан. Лии нигде не было. На звонки она не отвечала. Люди поуспокоились, очевидно, убедившись, что жертв среди своих нет. Артём подозвал официанта, с которым Лия, судя по всему, была знакома, и спросил, не видел ли он ее. Тот отрицательно покачал головой и направился к офицеру полиции. Артём подошел к бармену, попросил пиво и спросил, не видел ли тот случайно, куда направилась девушка, вышедшая отсюда буквально за несколько минут до взрыва. Пока он описывал Лию, к нему подошел офицер полиции и попросил отойти. Они сели за столик, и офицер принялся расспрашивать о Лии. Когда Артём сказал, что она вышла, получив эсэмэску, тот нахмурился и принялся на все лады допытываться, не сказала ли Лия от кого послание, почему она выходит и когда вернется. Единственный ответ Артёма на этот ряд был: «Лия сказала, что пока я закрою счет, она вернется». Все это время он продолжал звонить Лие. Хотел было позвонить ее отцу, но подумал, что может напрасно того напрячь и попросил совета у офицера. Тот тоже решил, что не стоит понапрасну беспокоить человека. Но попросил телефон Мойши, Лии и ее описание. У Артёма в сотке были снимки, сделанные во время прогулок, он дал посмотреть офицеру. В это время к ним подошел полицейский, нагнулся и что-то сказал на иврите офицеру. Тот нахмурился, извинился и вышел. Посетителям злосчастного ресторана после всех вопросов, наконец, разрешили расходиться. Полиция расчищала им проход от зевак и журналистов. Артём тоже направился к выходу, но его перехватил человек в штатском и попросил следовать за ним. Территория вокруг обгорелого автомобиля была оцеплена, там трудились криминалисты. Именно туда и повел Артёма его сопровождавший. Его подвели к носилкам, и один из полицейских отвернул ткань, прикрывавшую труп. Артём вышел из ступора только когда его окатили ледяной водой. Он отошел в сторону, сел на землю и стал раскачиваться. Его снова окатили водой, потом усадили в полицейскую машину и повезли в участок.

*****

Артём открыл глаза и увидел отца. С минуту он смотрел на него, но в тот момент, когда улыбка готова была расползтись по лицу, вдруг вспомнил. Вспомнил ресторан, взрыв, Лию, точнее, то, во что она превратилась после него, и заплакал. Он рыдал навзрыд, как мальчишка, как тогда, когда увидел маму и того дядьку. Отец погладил его по голове, как маленького и что-то хотел сказать, но тут вошел человек в белом халате. Он молча подошел к Артёму, закатал его рукав и сделал укол. Артём не сопротивлялся. Через какое-то время он снова погрузился в сон.

Во сне он кричал. Он звал Эхнатона, Нефертити, салатовых человечков и всех, кого мог вспомнить. Никто не приходил. Тогда он позвал Бога. И Голос ответил ему: «Кого ты зовешь?»

– Бога, – прокричал Артём.

– Какого? – спросил Голос.

– Как? – удивился Артём, – разве он не один?

– Один-то один, – сказал Голос, – но у каждого свой. Кто твой Бог? К кому ты обращаешься?

И Артём увидел вереницу богов со дня сотворения мира. Некоторые были устрашающе уродливы, некоторые поразительно прекрасны, одни ползали, другие летали, кто-то производил впечатление добродушного лукавства, а кто-то – безудержной злобы. Артём шел по этому пантеону, вглядываясь в каждого из них и видя, как под его взглядом осыпались даже те, кто производил впечатление незыблемости. Это было очень странное зрелище. Наконец, когда рассыпался последний, Артём ощутил ужас вселенского одиночества.

– Ну как, хорошо одному? – услышал он Голос и закричал: «Нет! Нет! Нет»!

– Так что ж ты не выберешь себе бога?

– Разве Его выбирают? – прошептал Артём.

– А как же иначе?

– Но ведь Он есть всегда.

– Верно. Свято место пусто не бывает. Ты, что, не знал? А, теперь поторопись, время на исходе. Видишь свято место? Пора водрузить на него бога.

– Я понял, – сказал Артём, – ты – змей-искуситель, дьявол! Изыди, Сатана!

– Фу, – услышал он, и хотя Голос не был материализован, показалось, что он презрительно наморщился. – Все смешал в кучу. Ты восхищался в детстве Сократом?

– Да.

– А в кого верил Сократ? А Эхнатон? А Будда? А Вивикананда? А Цицерон? А Авраама? Ты, что же, думаешь, что все они были идиотами?

– Да что ты пристал? Я никого не считаю идиотом. Из них, во всяком случае.

– Но ты не веришь в их богов, считаешь их пустыми сказками. А ты?! В кого ты сам веруешь?

– При чем тут я?!

– При том, что свято место должно быть занято!

– Я, – Артём чуть не задохнулся и услышал глумливый смех:

– Успокойся! Никто не предлагает тебе занять его.

– Тогда что ты хочешь от меня? – крикнул Артём, слишком поздно поняв, что подставился и угодил в ловушку.

– Убить еврея! – прошелестел голос. – Убить!

*****

Артём открыл глаза. Он был в комнате, не оставляющей сомнений, в том, что это палата в психушке. Он подумал, что, наверное, здесь есть камеры слежения и постарался держать себя в руках. Он лежал и думал. Вспоминал час за часом события последнего времени, начиная с первого сна. Он пытался выстроить систему. Дверь палаты бесшумно открылась, и вошел санитар. Артём сел и спросил, может ли он увидеть врача? Санитар кивнул и протянул ему таблетки. – Это не вырубит меня? – спросил он, – я бы хотел быть в форме при разговоре. Санитар улыбнулся, сказал, что это витамины и после того, как Артём, проглотил лекарство, вышел. Артём лег и продолжил размышлять. Через какое-то время он почувствовал, что сознание уплывает, и понял, что санитар провел его. Он разозлился. Злоба накатывала волнами, туманя сознание, оставляя его между сном и реальностью. Вдруг дверь открылась, и на пороге возник врач. В его глазах было любопытство ученного, готового шагнуть в бездну, где таится ответ на занимающий его вопрос. Он подошел к койке, и Артём услышал свой голос:

– Лоха нашли? Сволочи!

– Не понимаю на русском, – по-английски ответил врач.

– А санитар? – спросил Артём, – он как понял?

– Он из России, – сказал доктор. Артём чувствовал, как в течение их диалога доктор что-то делает с его сознанием. Может, гипнотизирует, может, останавливает действие лекарства, может, наращивает ему хвост. Артём уже допускал все. Но, подумав о хвосте, засмеялся. Доктор с любопытством посмотрел на него и спросил: « О чем вы хотели со мной поговорить?»

– Хотел узнать, где я, почему я здесь и могу ли выйти отсюда?

– Конечно, – кивнул врач, – вы в Иерусалиме, в частной лечебнице. Вас поместил сюда ваш отец. Он тоже здесь. В Иерусалиме. Вы можете позвонить ему.

– А увидеть? – спросил Артём.

– Разумеется. Как вы себя чувствуете?

– А как бы вы себя чувствовали?

– Я бы рекомендовал вам не торопиться с выходом отсюда. Нет-нет, это не то, о чем вы подумали.

– Вы знаете, о чем я думаю?

– Не трудно догадаться. Но, уверяю, вас не держат насильно и ничего не… «вкалывают». Просто, ваша энергетика почти на нуле. Вам надо восстановить силы.

– А я не могу делать это… не здесь?

– Понимаю, но, поверьте, так лучше – у нас вы под постоянным присмотром. Впрочем, вы можете позвонить отцу. Будет правильней выслушать и его мнение.

Доктор набрал номер и протянул трубку Артёму. Услышав голос отца, Артём чуть было снова не прослезился, но взял себя в руки и попросил его приехать. Отец сказал, что сейчас будет и попросил передать трубку доктору. О чем они говорили, Артём не узнал, потому что доктор вышел. Из ребячества он встал и попробовал открыть дверь. Разумеется, это ему не удалось. Он снова улегся и стал ждать. Отец, действительно, приехал где-то через полчаса. Он выглядел потерянным. Посмотрел на Артёма, вздохнул как-то по-женски и протянул ему сверток с одеждой: «Одевайся!»

– Как? – удивился Артём – Так сразу? А бюрократия?

– Все в порядке, сын, собирайся.

Отец плавно вырулил за ворота, поставил легкий джаз и только когда они выехали к морю, спросил: «Ты голоден или сперва душ?». «Пап, я что, правда, чокнутый»?

Артём не ожидал, что это получится так по-детски, еще меньше он был готов к тому, что отец дернется, резко надавит на тормоз и заплачет. Переживший столько всего за последнее время, Артём думал, что его уже ничего не может вывести из равновесия, но это был шок! Он понял, что подсознательно отец был для него незыблемостью, и вот она рухнула, оставив его в пустыне одного. Он даже не знал, как себя вести.

И вдруг, бешенная волна злости захлестнула его: «По какому праву они ворвались в его жизнь и так изуродовали ее?! Кто дал им право распоряжаться судьбами и жизнью людей, имевших несчастье встретиться на его пути?! Как ему жить с этим бременем ответственности и вины»?! Он даже не знал, кого конкретно имел в виду под этим – «они». Но знал другое – попадись «они» сейчас ему под руку, он не оставит от них и мокрого места. Он повернулся к отцу и… выругался. Смачно, отборно, вложив в ярусы мата всю свою злость с того детского эпизода, перевернувшего его жизнь, до сегодняшнего дня. Отец слушал не перебивая с выражением научной заинтересованности. Когда Артём иссяк, отец завел машину и сказал: «Видишь, всегда есть кто-то, кого можно пожалеть больше себя. Не кипятись! Это здорово избавляет от болезненной жалости к себе». Но Артём не собирался молчать, он просто передохнул, а потом выорал, все, что думал о матери, об отце, о его психологических экспериментах над собственным сыном, о его друзьях психиатрах, об Аде, о человечках, об экологии, о проституции… Отец перебил, сказав, что они доехали.

Ресторанчик был милым, с видом на море. Отец даже не предложил сделать Артёму заказ, выбрал все сам и, медленно смакуя вино, сказал: «Если бы ты был чокнутым, у тебя не было бы такой здоровой логики в конструкции мата». Артём едва не поперхнулся, но никак не отреагировал.

– Теперь я совершенно уверен, что тебя не сломать, – продолжил отец, – а это главное. Судя по всему, твои дружки – крутые отбросы и серьезно намерены выжать из тебя то, что им надо. И, похоже, что, к счастью, ты – единственный, из кого они это могут выжать. Нет, я не оговорился, – пресек он попытку Артёма встрять, – именно – «к счастью». В противном случае, тебя бы давно убрали. Значит, ты действительно, представляешь для них ценность. А поскольку ты не знаешь, в чем она, то, сам того не подозревая, случайно можешь вывести их на искомое. Это, как алхимики, которые в поисках философского камня, сделали массу открытий в области химии. Есть, правда, существенная деталь. Если твои преследователи получат то, что надо, а сам ты этого не уразумеешь, то твоя смерть, прости за жестокость, может оказаться наименьшей из бед. Значит, как минимум, надо понять, чего они от тебя хотят. Я прошу тебя отнестись к этому отстраненно. Не воспринимай это через себя, абстрагируйся, просто решай задачу. Решай, думая не о том, как тебе тяжело, ибо все это происходит с тобой, а, наоборот – о том, что тебе особенно повезло, потому, что это происходит с тобой. Ведь так тебе легче анализировать. Ты делаешь это не с чужих слов и чувств, а – со своих. Это очень трудно, но попытайся. Другого пути сохранить разум и обыграть противника, я не знаю.

Артём продолжал есть, чувствуя, что злость отступает, уступая место холодному спокойствию.

– Что за рыба? – спросил он, – я б еще умял. Кстати, где-то я вычитал, что, двигаясь к центру черной дыры, космонавт увидит свое будущее и другую Вселенную, расположенную к нашей Вселенной в будущем. Это, что, научный факт?

– И что? – сказал отец.

– Может мы и есть другая Вселенная по дороге к черной дыре?

– Какая, к черту, разница? Ты там, где ты здесь.

– А они? Отец, их здесь нет, но они здесь. Из какой они Вселенной, что им надо? Впрочем, прости, давеча ты сказал, что ответить на это могу только я.

– Не утрируй, никто не собирается бросать тебя на произвол судьбы и отказывать в помощи.

– Но их – помогающих, ждет смерть, – сказал Артём и сразу пожалел об этом, потому что переступил порог темы, которой решил не касаться. Он еще не успел дожалеть, как услышал слова отца: «Глупости, я ведь жив!».

Добрых 15 секунд они молчали, хотя оба понимали, что думают об одном и том же, а потом отец подозвал официанта и попросил повторить рыбу. Он вступил с ним в утонченно гурманский диалог по поводу вина к ней, потом попросил принести, если есть, буклеты авиакомпаний.

– Давай поймем, куда мы отсюда отправляемся, – сказал он Артёму.

– Ты и так запустил работу… из-за меня.

– Глупости! Моя работа – думать, а это я умею даже в постели.

– Тогда без разницы, давай в Париж.

– За Париж, – поднял бокал отец. – За праздник, который и с нами!

Они посидели еще часа полтора, перекидываясь легкими репликами, и стараясь отодвинуть на потом то, что все равно было здесь и сейчас. Уже в машине Артём сказал: «Я должен заехать к Мойше». Отец кивнул.

Артём ожидал увидеть человека, сломленного горем, но Мойша вовсе не выглядел таковым. Он крепко обнял его и сказав: «Слава Богу, что ты в порядке», продолжил что-то бурно говорить в трубку. Потом, потирая руки, засмеялся: «Они сделали анализ! Это не она! Не она! Ее сотка, ее сумочка, босоножка, но не она! Это все подстроено! Босоножка! Представляешь? Но, Гарик, это не она, понимаешь? Я знал, я чувствовал!»

– Миша, кто тогда? – растерянно спросил отец.