Глава 7. Медовая плазма

Кимаир не знал, как ему быть одному в незнакомом месте, которого он даже не видел, но отчаиваться и опускать руки не собирался. Его гордая и уверенная осанка говорила сама за себя. Не знаю, было ли ему страшно, но в том, что он отнюдь не считает свои возможности ограниченными, я нисколько не сомневался. Сейчас они с Ифелом были у фонтана в моём Привокзальном парке. Кимаир привёл к нему своего скакуна, услыхав шум воды, а уж тот сам подсказал ему, как безопаснее подойти к источнику. Мальчишеское воображение Кимаира нарисовало образ небольшого речного каскада. А брызги воды, вблизи долетавшие до его лица, дополнили эту картину крутым каменистым спуском. Но Ифел уверенно шёл вперёд, не видя преграды, и мальчик полностью ему доверял. Он протянул руку и опустил пустой мех в холодную проточную воду, к которой наклонил морду его верный конь. Фыркая над ней, тот подёргивал ушами, словно его что-то смущало.

– В чём дело? – спросил у него Кимаир. – Почему ты не пьёшь?

Конь затряс головой, и издал тревожное ржание. Тогда, Ким понял его, и бросил на землю мех.

– Вода отравлена, – догадался он. – Нужно предупредить горожан.

– В этом нет необходимости, – послышался у него за спиной насмешливый женский голос, – тут все и так давно знают об этом.

– Вам известно, кто мог это сделать?

– Конечно. Целлюлозная фабрика и фармзавод.

– Они просто безумцы, если пошли на такое!

Близилось время обеда и Афанасий Коршунов, чтобы нагулять аппетит, как раз приехал в этот же парк на машине, вместе с Баргестом. Тот, бегая, как обычно без поводка и намордника недалеко от фонтана, почему-то счёл своим долгом порычать на неведомое ему большое животное. Афанасий поспешил подойти, чтобы успокоить его, но сделал это крайне неосторожно. Когда он приблизился к скакуну сзади, тот, и без того напряжённый лаем крупной собаки, в миг изогнулся и лягнул его копытом в живот с такой силой, какая есть в ногах каждого скакуна. Афанасия отбросило назад метра на три. Поняв, что произошло, Кимаир метнулся к нему. А Баргест, решив, что виновник этого происшествия теперь ещё и сам покушается на его раненого хозяина, догнал мальчика и впился ему зубами в ногу. Кимаир вскрикнул, сначала от неожиданности, но уже в следующую секунду истошно орал от боли. Седой мужчина в очках первым подоспел к нему. Отгоняя пса, он стал хлестать того тростью по морде, но пёс не сдавался. Вскоре на крик мальчика обратил внимание весь гулявший в парке народ, но никто из них не решался подойти и близко к разъярённой большой собаке.

Вместо этого, сразу несколько моих граждан, гулявших в парке и видевших это, пришли на помощь хозяину этого пса, корчившемуся на земле от боли. Но тот, к огромному удивлению очевидцев, уже сам пытался подняться, лишь стиснув зубы, и держась за живот.

– Вы в порядке? – участливо суетились люди. – Я звоню в «Скорую»!

Он Вас чуть не убил!

– Нет, этим меня не убьёшь! – заверил их Афанасий. – Всё равно, большое всем вам спасибо.

Почти все те, кто видел произошедшее в считанные мгновения, так испугались за мужчину, и за этого мальчика, что оцепенели на месте. Другие, стали расходиться, уводя из парка детей.

Немного придя в себя, Коршунов подошёл и унял своего пса в мгновение ока.

– Сильно укусил? – побеспокоился Афанасий, осматривая рану на ноге Кимаира. – Нужно в больницу!

Он прикоснулся пальцем к краям рваной раны мальчика и тот вдруг почувствовал, как боль в ноге сразу же унялась, будто этот человек знал какую-то особую точку. А люди, ещё оставшиеся на месте событий, увидев его, без страха присевшим рядом с собакой, вдруг признали в мужчине кандидата на пост мэра города.

– Да это же сам Афанасий Коршунов! – крикнул кто-то из горожан. – Тогда всё понятно!

– О Вашей исключительной неуязвимости ходят легенды! – воскликнула следом женщина в белой шляпке. – Я по телевизору видела, как Вы через окно залезли в горящий автомобиль и помогли выбраться водителю, которому в той аварии ноги сдавило!

– А я читал, что Вы прыгали в реку с Калининского моста! – продолжил за ней какой-то парнишка. – Там любой бы разбился насмерть!

– Поверьте, я просто купался, – смущённо улыбнулся на это Коршунов, – к тому же, Баргест ждал меня внизу, у воды. Он точно не дал бы мне утонуть. Это мой ангел-хранитель!

– Вы удивительный человек! – наперебой зашумели граждане. – Настоящий феномен!

Но когда у них на глазах, Афанасий, только что получивший удар такой силы в живот, ещё и взял на руки мальчика, которого покусала его собака, люди сразу притихли, и стали молча ему аплодировать.

– Никого не смущает, что его зверь чуть ребёнка не растерзал?! – раздался позади них тот же звонкий женский голос с ядовитой усмешкой – Тоже мне, «ангел»! Этот пёс монстр, следует усыпить!

Коршунов обернулся и увидел Анчуту Беспятову, стоящую у фонтана, играя монеткой в руке. В этот раз, она оделась не так женственно, как на митинг: в короткую жёлтую блузку и чёрные шорты, которые идеально прилегали к её стройной талии, ни от кого не скрывая не менее стройных ног. К тому же, она распустила свои длинные рыжие волосы, и те, как медь, искрились на солнце. На её лице светилась улыбка, неизменно алых сомкнутых губ.

– Разве на таких собак не полагается надевать намордник в общественном месте? – спросила она, даже не притворяясь, будто опечалена тем, что произошло. – Вы нарушаете закон, гер Коршунов! Или считаете всех столь же неуязвимыми, как Вы сами?

– Баргест – наполовину волк, – напомнил ей Афанасий. – А волкам нельзя сковывать пасть, иначе они будут чувствовать себя пленниками, и хозяина считать своим главным врагом.

– Тогда его нужно держать в зоопарке! – рассмеялась Анчута. – Куда смотрит милиция?

На самом деле, ей было известно, почему Афанасий не держит Баргеста на поводке. Этот пёс был так же неуязвим, как и его хозяин. Пуля прошла бы сквозь него, как сквозь тень, а яд не подействовал бы и вовсе, пока тот оставался свободным от клетей и цепей.

– Я отвезу пострадавшего в больницу и если его родители решат подать на меня в суд, там знают, куда присылать повестку! – ответил на это Коршунов и, более не обращая внимания на Анчуту, понёс мальчика к своей машине, припаркованной за малыми воротами парка. Баргест последовал с ними.

Но Кимаир тут же потребовал его отпустить.

– Как же мой конь? – беспокоился он. – Как же Ифел?

– Малыш, с такой раной ты вряд ли сможешь сейчас ехать верхом, – заверил его Афанасий.

– Но идти-то я сам могу! – сказал Кимаир. – И никакой я Вам не малыш!

– Ну, как скажешь, – уступил ему Коршунов. – А ты не боишься мою собаку?

– Да что я, по-Вашему, трус?

– Я этого не говорил.

Афанасий поставил его на землю.

– О твоём коне позаботятся, не волнуйся, – пообещал он мальчику. – А в больницу тебе обязательно нужно. Это так просто не заживёт!

– А Вам, почему ничего не сделалось? – недоумевал Кимаир. – У Ифела ведь очень сильные ноги! Вас самого сейчас должны на руках нести, а Вы меня носите! Вы, правда, неуязвимы?

Коршунов загадочно улыбнулся.

– Нет, конечно же, как и все, я смертен, – ответил он. – А неуязвимым меня отчасти делают те, кто так искренне за меня переживает. Ведь все так испугались, когда меня лягнул конь, что я просто не мог пострадать от этого! То же самое было и прежде. Но, разумеется, я и сам всякий раз запрещаю себе попадать в больницу, и тем более погибать. Кто же тогда будет заботиться о моём Баргесте? Ну, пойдём в машину, а то, ты сейчас истечёшь кровью.

Я искренне восхищался его редким умением уходить от ответа, уводя разговор в сторону. Без этого, Афанасий никогда не стал бы успешным предпринимателем и политиком. Он умел отвечать на вопросы правдиво, но так, будто на них и не отвечал, и мог не ответить так, будто уже ответил. Причём, все оставались этим довольны. Потому что Коршунов обычно переводил разговор, касающийся своей персоны, на разговор о том, что куда больше должно волновать собеседника – то есть, на него самого. И это всегда срабатывало.

А вот Иван Крепцов явно не обладал такой способностью и на все расспросы Сияна по пути к храму отвечал открыто, как на духу. Он показал мальчику городской транспорт и немного ознакомил его с правилами уличного движения. На словах объяснил, что такое трамваи и поезда. Сиян с интересом слушал, глядя по сторонам, и всему дивился.

– У моих людей тоже есть техника, но другая, – сказал он диакону. – Им нет особой необходимости передвигаться на больших скоростях. Зато, чтобы не заблудиться в лесу, они сделали себе пару незаменимых приспособлений.

Он вынул из сумки какой-то небольшой плоский предмет круглой формы. Задняя стенка его была сделана из меди, а спереди в него была влита стеклянная линза. Сиян надавил на край этой штучки пальцами, и она раскрылась у него в руках, точно пудреница, или такая шкатулка. И, хотя сама эта вещица была почти плоской, в нутрии неё, к удивлению Ивана, оказался белый шарик, величиной со среднее яблоко.

– Что это такое? – не понял Иван.

– Это световолоконный прибор, путеводный клубок, – пояснил ему Сиян. – Он может указать путь, но не ко всем и не всякому. С его помощью, можно без труда найти любого кровного родственника, а также крёстных родителей, или наоборот, своего крестника. Супруги, если они повенчаны, тоже найдут друг друга. Но чужие друг другу люди – уже не смогут.

– Интересная вещь, – оценил Крепцов. – Давай её прямо сейчас и испробуем! Отец Николай мой крёстный, и приёмный отец.

– Ладно, – согласился Сиян. – Но учти, что клубок поведёт тебя кратчайшим путём, огибая лишь рытвины и канавы, а с вашими правилами дорожного движения его не ознакомили!

– Тогда не надо, – рассмеялся Иван, и полюбопытствовал. – А он быстро движется?

– Скорость можно отрегулировать с помощью его короба, – объяснил Сиян. – Ещё, можно подсветку включить, чтобы клубок был хорошо виден в тёмное время суток. Правда тогда силушка у него быстрее иссякнет, и придётся потом его в коробе некоторое время держать.

– А там что, какой-то источник питания? – поинтересовался Крепцов.

– Там слова, – пояснил Сиян. – В них и есть его сила. Он от слов одухотворённых работает.

– Так можно ведь, просто их над клубочком произнести? Слова эти, – предположил Иван.

– Нет, – улыбнулся Сиян. – Ты не разумеешь. Это тебе не кудесничество, чтоб шептать. Там другое… Эти слова выстроены в определённом порядке, с заданной для них частотой.

– У нас это называется кодом, – подсказал я собрату.

Иван ненадолго задумался.

– У меня здесь ещё много полезных устройств, – признался Сиян. – В основном такие, чтобы не потеряться. Ведь согласись, что и ты не пошёл бы в неизвестный тебе другой мир, не взяв с собой каких-нибудь нужных тебе предметов?

– А что там ещё у тебя? – поинтересовался Иван.

– Разное, всего сразу и не покажешь, – ответил мальчик. – Вот, листом видения могу научить тебя пользоваться. Только в нём пока всего одно имя, твоё! А впиши в него крёстные имена других людей, и сможешь увидеть мир их глазами.

– Такое возможно? – усомнился Крепцов.

– Это один из самых простых приборов, – рассмеялся Сиян. – Даже Кимаир, и тот справился!

Он показал Ивану лист видения, и достал медную спицу со светящимся острым концом.

– Чьё имя здесь начертать? – спросил он диакона.

– Знаешь, есть один человек, за которого я, признаться, немного волнуюсь, – ответил тот. – Его зовут Иосиф. Посмотреть бы, чем он сейчас занимается, и не готовит ли он план мести своему должнику.

– Крещёный?

– Да.

– Что же, давай посмотрим.

Иосиф Залманович, чьё имя Сиян выводил в эту минуту ровными буквами на листе, только что нашел для себя недорогое жильё в моём Калининском районе, на улице Мира. Комната, которую он решил снять, находилась на 8 этаже общежития, и плата за месяц была действительно небольшой.

Адоневич таких цен нигде никогда не видел.

– А в чем-таки, подвох? – спросил он с недоверием пожилую вахтёршу в платочке, пока та вносила его данные в журнал проживающих. – Что здесь? Крысы? Клопы? Тараканы?

– Общий санузел, душ, и кухня, на весь этаж – ответила та, не отрывая карандаша от листа. – Вы сами всё видели, чего тогда спрашиваете? Вот вам ключ.

Она положила ему в руку длинный железный штырь с зубьями, по виду напоминавший пилку с отверстием для кольца.

– Спасибо, – поблагодарил её Адоневич, и отдал ей полторы тысячи за первый месяц.

Условия проживания там, конечно, были не сказка. В комнате, которую он снял, из всей мебели был только диван, облезлый табурет и небольшой столик с полочкой для журналов. Под окном с почернелыми двойными рамами протянулась ржавая конверторная батарея. С потолка свисала лампа без абажура, на изогнутом проводе. У стены лежал свёрнутый в рулон половик, а за стенкой храпел сосед, да так громко, что казалось, будто его прямо в этот рулон закатали.

– Да… – протянул Иосиф Залманович, поглядев ещё раз на это убранство. – Удружил Олень, спасибо тебе, век не забуду! Чтоб тебя, с особняком твоим смыло, как Тонис-Гераклиос, нажившийся на разорённых македонцами землях!

Я внимательно вслушался в слова этого проклятия. Оно показалось мне даже поэтичным, и произнесено было не столько с ненавистью и злобой, сколько с болью, обидой и горечью. От этого, красивые сами собой образы и слова, оказались пропитаны гаввахом высочайшего качества, как бисквит – медовым сиропом. Мне даже сделалось страшно за Адоневича, когда я представил, какие мухи слетятся на этот мёд! Оставалось надеяться, что хотя бы красота речи разбавит собой негатив и тем самым задержит поток гавваха, снизив его мощь и силу.

Иосифу Залмановичу повезло, что самые опасные из этих мух, были на тот момент далеко за рекой, в моём Привокзальном парке. Настоящие очевидцы произошедшего там уже разошлись по домам, к тому времени, как на место прибыл лейтенант Волюка. Но свидетелей, готовых дать ему показания, было достаточно и без них.

– Я стояла здесь, у фонтана, и видела, как мальчик пытался напоить из него своего коня, – говорила Анчута. – Конь был спокоен, пока его не облаял пёс Афанасия Коршунова. Потом, он и вовсе укусил мальчика, да так сильно, что чуть не отгрыз ему ногу!

– А какой породы была собака? – уточнил лейтенант.