– Что верно, то верно. Мало кому такое будет по душе, но, прежде всего, нужно надёжно оберегать рубежи земель своего властителя и не давать даже малейшего повода для возникновения каких-либо недоразумений. Коль нет такого порядка, происходит то, что ты видишь, и моей вины в этом нет. Я ответил на все твои вопросы, ты же оставил безответным мой единственный вопрос.

– Признаюсь, мне неизвестно о пропаже ваших людей, но я перед тобой и одно лишь могу сказать тебе: разворачивайся и срочно покинь эти земли. Иного не дано. Я исполняю волю своего правителя.

– Тогда ты должен ясно понимать, что и я не по своей какой-то личной прихоти нахожусь здесь.

Бруакер молча развернул коня.

Оба полководца направились к своим войскам.

Шурдия вернулся на левый фланг.

– Сотник Сиргс других их войск не обнаружил. Похоже, они все здесь. Он не замечен ими и уже обошёл их, как и было велено ему тобой, – сообщил командующему стремительно подлетевший Гурис.

Тот нервно развернул скакуна.

– Хорошо. Будем атаковать. Другого выхода уже нет, – с этими словами Шурдия вытянул вверх руку блеснув полотном меча, приподнялся в седле, оглянулся по сторонам и указал в сторону врага.

Гурис возглавил конницу правого фланга. Громкой дробью ударили в барабаны. Отряды двинулись вперёд. Одновременно навстречу им тронулись и напатийцы. Их боевые колесницы на ходу выравнивались прямо перед египетским строем. Замысел Бруакера был понятен Шурдии.

Врезавшись в ряды его пехоты, внеся в них сумятицу, надвое разорвав её в слабом месте, окружив обе части по отдельности, тот явно намеревался завершить сражение разгромом каждой из них. Шурдия был готов к такой тактике.

Войска медленно сближались. Первыми не выдержали напатийцы. Рванув с места, колесницы устремились на египтян. Парные лошади, умело управляемые возницами, по бокам от которых находились по два лучника, быстро сокращали небольшое расстояние. Опытные египтяне тут же осыпали их стрелами и, не принимая удара, плотно прикрывшись щитами, раздвинулись перед ними, пропуская сквозь свои ряды. Вторая линия их пехоты мгновенно развернулась и вновь выпустила тьму стрел и копий, но теперь уже в спины проскакаквших мимо лучников. Сражённые в упряжках кони с грохотом падали, увлекая за собой свои раненые и здоровые пары вместе с колесницами, летевшими с треском через тела. Вскоре только несколько из них, чудом уцелевших, потеряв кто возниц, кто воинов, описав широкий круг, остановились в отдалении, не решаясь прорваться обратно, надеясь на помощь своей пехоты. Та, приотстав вначале, уже сошлась в битве с противником. Персидские сотни, заворачиваясь полумесяцем, охватывали её с боков. Перекрывая стук барабанов, земля наполнилась звуками боя: ржанием лошадей, лязгом оружия, стоном увечных и криками дерущихся. Стоял невообразимый гул.

Самым неожиданным для напатийцев стало внезапное появление за их спинами свежей персидской конницы. Теперь исход сражения был предрешён. Уже не имея никакой возможности для отступления, побросав оружие, все воины Напаты упали ничком на землю, поднимая руки над головами.

По команде Шурдии битва была прекращена. Кружась на коне посреди своих склонённых войск, Бруакер озирался по сторонам, ещё не веря в случившееся. Наконец, обречённо смирившись с поражением, он спрыгнул на землю, взглянул на окровавленный меч и бросил его себе под ноги.

Большая стая грифов, покружась над долиной, опустилась невдалеке на горные выступы.

* * *

Шесть сотен напатийцев были разоружены. Три с половиной сотни были убиты. Остальные, получив ранения, едва были живы. Из двадцати колесниц только восемь остались пригодными. Потери персидско-египетских войск составляли сто двенадцать человек убитыми, из которых семьдесят один были египтянами. Раненых в их рядах насчитывалось двадцать два человека.

После полудня у самого подножья гор все приступили к погребению погибших. Под присмотром персидского отряда напатийцы предали земле тела своих воинов. В стороне от них были захоронены персы и египтяне.

На ночь по велению Шурдии всех пленённых расположили в отдельном лагере, охраняемом конной сотней. Здесь же им была выделена часть еды и воды, из той, что имелась у них для этого похода.

В шатёр Шурдии, куда был приглашён Гурис, ввели Бруакера. Он был подавлен. Весь его смиренный облик свидетельствовал о сильных переживаниях от постигшего горя. Перемены, произошедшие в полководце в течение всего одного дня, были разительными.

Взглянув на него, Шурдия предложил ему сесть. Тот устало опустился на походный стул, слегка подался вперёд, упёрся локтями в широко расставленные колени и сильно сжал сплетённые длинные пальцы. Его высокий рост теперь скрадывался ссутулившейся позой. Без боевого одеяния и оружия, по рукам и ногам покрытый запёкшейся кровью, он был похож на простого мясника, на мгновение оторвавшегося от своего ремесла. Даже некогда белая ткань набедренной повязки была сплошь пропитана бурыми пятнами.

– Что теперь поведаешь мне, доблестный Бруакер? – спокойным голосом нарушил тишину Шурдия.

Услышав своё имя, тот поднял голову и взглянул ему прямо в лицо.

– Сказанное мной тебе было истиной, – не сводя с него глаз, продолжал Шурдия. – Но ты не поверил и стал моим пленником. Скажи мне, что будет с тобой по возвращении, если я отпущу тебя и твоих воинов?

– Не знаю. Всё зависит от того, куда ты пойдёшь дальше и кто придёт за тобой, – вздохнув, тихо ответил тот.

– Мне известно, что ты встал на моём пути, закрывая дорогу в горные ущелья. Не о тех ли местах ты так печёшься?

При его последних словах в глазах Бруакера блеснул огонёк, но тут же погас. Он напряжённо выпрямился.

– Не нужно молчать. Нам многое понятно. Хочу лишь узнать, насколько ты искренен, чтобы правильно решить твою судьбу. К тому же не следует забывать о том, что мы все воины, и по этой причине ты обязан отвечать на мои вопросы. Это не угроза. Это моё право победителя и твоя обязанность побеждённого.

– Хорошо, – после тяжких раздумий начал Бруакер. – Как ты верно сказал, я всего лишь воин, и со мной не делятся всеми сведениями. Думаю, о твоём вступлении в наши земли царю Куша и правителю Напаты было известно с самого начала. Видимо, не зная о твоих намерениях, приняли решение пропустить тебя. К тому же войск у тебя не так много. Именно по этой причине ты прошёл так далеко. О том, для чего ты здесь, пока никому, кроме меня, не известно, но взятое тобой направление стало уже опасным.

Он замолчал.

– Что ж, продолжай, – выдержав паузу, по-прежнему спокойно произнёс Шурдия.

– В двухдневном переходе отсюда находятся царские рудники. Может быть, на них твои люди. Этого я не знаю.

– Ты бывал там?

– Нет, – Бруакер опустил голову.

Шурдия и Гурис переглянулись.

– Как сильно они охраняются? – спросил Гурис.

– Я не знаю. Такое держится в строжайшей тайне. Думаю, вам туда не попасть, даже если бы у вас была целая армия.

– Не слишком ли ты принижаешь достоинства наших воинов? Я вижу, ты невысокого мнения о них? – слегка раздражённо повысил голос Шурдия.

– Я не о том. Уж больно ненасытны эти рудники. Огромное множество рабов постоянно поставляется туда, и, несмотря на это, их всё время не хватает. Такое количество не удержишь в повиновении малым числом войск.

– Тебе что, жалко рабов? – удивлённо спросил Гурис.

– Тех, что добыты в войне, нет. Но туда часто забирают своих, за долги, – как-то с горечью ответил тот.

– Вот видишь, ты сожалеешь о судьбах простых людей, а меня понять не захотел, – с укором произнёс Шурдия.

– Я выполнял приказ.

– Те, кто уводит в рабство должников, тоже исполняют волю правителей. Не так ли? – Шурдия, понимая, что разговор ведётся уже не о том, о чём следовало, всё же из нарастающего желания как можно больше узнать об этом человеке задавал отвлечённые вопросы.

– Да, выходит так.

– Скажи, у тебя есть семья?

– Нет.

– Что сулит твоя страна за твоё поражение?

– Я не вернусь в Напату.

– Почему? У такого, как ты, военачальника наверняка много заслуг перед ней?

– Чтобы смыть позор, этого недостаточно. Здесь со мной находятся те, с кем довелось мне пройти много войн. Сегодня я впервые не сумел привести их к победе. Что для меня наказание правителей, если главная моя кара – во мне самом. Я увидел их склонёнными, значит, они уже не верят в меня, – Бруакер взглянул в лицо Шурдии глазами, полными отчаяния, и, с сожалением махнув рукой, низко опустил голову.

Воцарилось молчание. Четыре ярких факела по углам шатра потрескивали сгорающим маслом, отбрасывая от сидящих множество косых теней.

– Может, ты и прав, – задумчиво произнёс Шурдия, понимая, что перед ним находится человек чести, истинный воин и хороший военачальник.

Его признания не являлись предательством, а были лишь соблюдением правил войны. И не боязнь за свою судьбу привела его к откровению. Тому, кто не раз бывал на грани жизни и смерти и вдруг осознал свою ненужность среди людей, никакой палач не страшен.

Шурдия поднялся. Бруакер выпрямился и спокойно посмотрел на него.

– Не знаю, как и чем тебе можно помочь, – неожиданно проникновенным голосом очень искренне произнёс перс.

Пройдя в дальний угол, недолго постояв, развернувшись, он продолжил:

– Я готов освободить тебя и твоих воинов, но после того, как продолжу свой путь, вас от наказания уже ничто не спасёт. Стоит ли идти по своей воле в рабство к тем, кому служил верой и правдой? Уйти обратно я уже не могу. Выход у тебя только один – присоединиться ко мне. Если такое предложение устраивает тебя, то я сочту за честь иметь под своим началом такого, как ты, полководца. Обещаю при возвращении в Египет наградить твоих людей. Там, в моей стране, вас оценят по достоинству. К тому же для тебя появляется возможность спасти своих воинов от бесславной погибели и вновь обрести их веру. Ну а если не доведётся вернуться, вместе поляжем в твоей земле.

Гурис не меньше Бруакера был удивлен словами командующего.

– Можешь пока не отвечать. Подумай до рассвета. Большего времени дать не могу, его и у меня остаётся не так много.

Бруакер встал, взглянул прямо в глаза Шурдии и решительно вышел из шатра.

* * *

– Как думаешь, что будет с пленными? – Данталу после бурного дня и первой в его жизни битвы не спалось.

– Отпустят, – зевая, ответил лежащий рядом Форкис.

– Они же снова придут и других приведут. Тогда нам точно не выбраться отсюда, – удивился юноша.

– Значит, казнят, – засыпая, равнодушно прошептал тот.

– Чего сразу не порубили? – не унимался Дантал.

– А так неинтересно.

– Ты всё шутишь, а мне вот не до сна, – возмущался младший брат.

– Лучше признайся, страшно было? – переворачиваясь, спросил Форкис.

– Очень. Я-то поначалу ничего увидеть не мог. Глаза пеленой заволокло. Вроде того, как будто я чуточку даже ослеп. Чуть с коня не слетел. Вот тогда я сильно напугался и тут же прозрел. Хуже всего, когда долго ждёшь. Потом уже некогда думать. Голова пустая становится. До сих пор передо мной стоит тот, кого первого сшиб.

– Он ещё долго будет являться к тебе. Так всегда бывает. Ты не бойся. Со временем такое проходит, – успокаивал его брат.

– Да, наверное, – повернувшись к нему, прошептал тот.

– С колесницами у них неправильно вышло. Не нужно было в один ряд идти. В две колонны надо было, чтобы цепью, друг за другом. Много бы положили. Не додумались, вот и попались. А всё спешка. Хотели числом взять, – Форкис стал увлечённо делиться мыслями, забыв на мгновение про усталость и сон, о котором весь вечер мечтал.

– Верно. Пока первые развернулись бы, до задних ещё черёд не дошёл бы, а потом – по кругу. Поди попробуй одолей их при такой быстрой езде, – соглашался Дантал.

– Ты у меня стал самым настоящим воином, – Форкис коснулся пальцами подбородка юноши. – Конечно, лучше было бы тебе не видеть и не знать всего этого, но ничего не поделаешь, коль такому суждено было случиться. Не переживай сильно. Мы вместе, а это самое главное. Ладно, давай спать, уже поздно.

– Давай.

* * *

Незадолго до рассвета Бруакер уже находился в шатре персидского командующего.

– Ты обдумал моё предложение? – встретил его вопросом Шурдия.

– Да. Я принимаю его. У меня нет другого выхода.

– Только по этой причине?

– Я верю тебе.

– В таком случае всем твоим воинам предстоит скорая встреча в бою с сородичами. Не будет ли измены?

– Я знаю, ты не отпустишь нас. Даже если пощадишь, все мои люди станут рабами в тех рудниках. Они тоже понимают это.

– Но служа мне, они обрекают своих близких на рабство. Ведь то, на что ты соглашаешься, и есть предательство!

– Мне тяжело слышать такие слова. По-своему ты, конечно же, прав. Прежде я никогда не находился перед подобным выбором… Долгие годы мои воины провели в походах. В них они и состарились, так и не успев обзавестись семьями. У многих из них не осталось никого из родных. Что им терять? Служа правителю, они ничего не нажили кроме ран и увечий. Обещанное тобой вселяет хоть какую-то надежду на спокойный остаток жизни. В этом походе ты не пришёл убивать. Твоя цель – найти и уберечь от смерти простых подданных своего повелителя. Такая забота нам неведома. Не веря в твои намерения, я встал на твоём пути и в равном сражении был одолён тобой. Ты не свершил расправы над нами. Перейдя на твою сторону, я лишь пытаюсь предоставленной мне возможностью сохранить жизни своим воинам. Думаю, они заслужили такое отношение. Ну а если доведётся вступить в сражение, что ж, значит, другого не дано. Пусть задумаются те, кто с утра направляет нас на бойню, а к вечеру уже не помнит о нас. Вчера, когда первый из моих воинов бросил меч, он не предал меня, он утратил последнюю веру в себя и в то, что может настать долгожданный момент достойной оценки его преданного служения.

– А как же честь?

– Она не потеряна там, где жива доблесть.

– Разве воину, склонённому в битве, присуще такое?

– Мужество чуждо тому, кто идёт бессмысленно на смерть. Да и отчаяние не лучший спутник и советчик, а всего лишь жалкий поводырь. Признание поражения от достойного противника – это и дань, и награда. Служение без веры всегда имеет один исход – проигрыш.

– Твои слова свидетельствуют о твоей мудрости. Признаюсь, они очень понятны мне и отчасти приятны. Осталось убедиться в их единении с поступками. Готовь свои войска к выступлению. Лично тебе я доверяю.