Глава третья

Корабль купца Прета вот уже тридцать восьмой день плыл по Красному морю, преодолев две трети его вод. Он держал курс на северо-запад, возвращаясь от берегов Индии в Навкратис. Сорокадвухлетний Прет разительно выделялся среди своего окружения из-за довольно высокого роста и весьма крепкого телосложения. Курчавые чёрные волосы, стянутые вокруг головы красной лентой, слегка спадали ему на плечи и развевались при каждом дуновении ветерка. Бронзовый загар, покрывавший его мужественное лицо и ладное тело, красиво сочетался с его просторным белоснежным хитоном, туго перехваченным на талии широким коричневым поясом из кожи. Такого же цвета сандалии завершали его простое одеяние, выказывая в нём принадлежность к греческим кровям. Отпущенные на время плавания усы и бородка были аккуратно подстрижены и придавали его облику более зрелый возраст.

Немногословный по жизни, в это утро он был по-особенному молчалив и задумчив. Вот уже восемь месяцев прошло с того дня, как он покинул свой дом, до которого теперь оставалось чуть более полумесяца пути. Он очень скучал по дочери, и чем ближе находился к родному городу, тем сильнее тосковал по ней. Казалось, время замедлило свой ход, и изрядно потрёпанное судно едва скользило по водной глади. С тех пор, как умерла его жена Эрифила, минуло четыре года. Их дочери Ортии тогда было всего лишь десять лет. Два последующих года после смерти её матери он не покидал свой дом, стараясь быть рядом с дочерью. Нелепая роковая случайность совершенно неожиданно отняла жизнь у его супруги, оставив в этом мире его вдвоём с Ортией.

Тот день начинался как обычно, и ничто не предвещало беды. Накануне, довольно поздно завершив торговлю с прибывшими издалека купцами, он возвратился домой и решил наконец-то отоспаться. Утром, когда он ещё находился в своей постели, к нему вдруг вбежала одна из служанок и сквозь рыдания стала пытаться что-то сказать, всё время жестикулируя и указывая в сторону двери. Так и не сумев понять её, но уже почувствовав, что что-то случилось, он выбежал из комнаты. Прямо на выходе из дома сгрудилась прислуга, тут же расступившаяся перед ним. Эрифила неподвижно лежала на спине, касаясь головой нижней ступени. Из-под её волос медленно расплывалась густая кровь. У её ног в луже воды валялись осколки кувшина. Едва он успел приподнять её голову, она умерла, натужно выдохнув. Цветы, её страсть, её и погубили.

Эрифила всегда сама ухаживала за ними, высаживала, стригла, поливала их, не доверяя никому свои любимые занятия. В это утро, по своему обыкновению, она и занималась чем-то подобным. Видимо, как он понял, выронив кувшин с водой и поскользнувшись, она ударилась о грань ступени.

Прет всегда с горечью вспоминал тот злополучный день. Тоска по супруге, так рано покинувшей его, была невыносимой. С их самой первой встречи Эрифила заполнила собой и всю его душу, и весь окружающий его мир. С той поры всё, к чему он стремился, всё, что он творил, было связано с ней и посвящалось только ей. Он долго не мог свыкнуться со страшной мыслью, что её нет и никогда уже не будет. Каждый раз, возвращаясь домой, он подолгу стоял перед воротами, не решаясь отворить створку, и когда, набравшись духу, всё же делал это, то с надеждой оглядывал двор, желая увидеть её. Но её нигде не было. В такие мгновения жуткая холодная пустота заполняла всю его душу, острыми иглами разрывая его сердце. Не входя в дом, он выхватывал меч и срубал в ярости все цветы, растаптывал их ногами, после чего уходил прочь, подальше от дома, где в одиночестве валился на землю и долго лежал, терзаясь муками и бессилием.

Именно с той поры дом для него опустел, и даже двор утратил прежнюю торжественность. Никто не решался украсить его цветами. Всегда весёлая Эрифила могла с лёгкостью развеять его тяжкие думы, облегчая его душу, наполняя его разум нежностью и теплотой. Её неизменно мелодичный звонкий голос, словно журчащий ручеёк, в своём звучании был чист и свеж. Услышав его, все обитатели дома сразу настраивались на лёгкое, какое-то праздничное и игривое поведение. Маленькая Ортия ни на шаг не отходила от матери, всё время что-то щебеча и при каждой возможности обвивая её ручонками.

Однажды, по прошествии двух лет после смерти Эрифилы, он после долгого пребывания не у дел впервые совершил дальнее плавание и вернулся домой, а войдя в свой двор, был поражён произошедшими там переменами. На миг ему вдруг почудилось, что она жива и всё, что произошло с ней, было лишь страшным сном. Весь двор, как прежде, благоухал запахами и пестрил разноцветьем. От неожиданности он прислонился к стене, не смея пошевелиться, не отрывая взора от множества красивых цветов. Сердце невольно затрепетало. Увиденное дальше сковало дыхание. На ступенях дома спиной к нему стояла Эрифила. Такого не могло быть. Он присел и закрыл лицо руками. В голове зашумело и гулко застучало от нахлынувшей крови. Пошатнувшись, он выставил руку, упёрся ею в каменный настил под ногами и с усилием стал подниматься. Эрифила обернулась к нему. Перед его глазами всё тут же дрогнуло и стало медленно расплываться, оставляя лишь белый силуэт идущей навстречу к нему женщины.

– Отец, – сквозь звенящий в ушах стук услышал он тихий голос, – что с тобой? Тебе плохо?

Пелена постепенно рассеялась, и вместе с ней стал отдаляться и затихать шум в голове.

– Дочь моя, это ты. Моя чудная Ортия, – прошептал он, обнимая её. – Всё хорошо. Я дома. Я с тобой.

Прет часто вспоминал тот день, вновь и вновь переживая волнительное состояние. Тогда он долго не мог прийти в себя. Наполненная горем душа ослепила его, охватив всё его сознание. Он совсем забыл о том, что его дочь не может быть вечно маленькой, и впервые по-настоящему увидел и услышал её. Она заметно подросла, но самое удивительное заключалось в том, что внешне она была очень похожа на свою мать. Различия между ними он почувствовал несколько позже, когда сумел окончательно успокоиться от пережитого, ясно осознавая, что чуда всё-таки не произошло.

С той поры его сердце заполнилось любовью к дочери, постепенно вытеснившей из него почти всю боль, но только до той самой последней грани, за которой навсегда остались тоска и печаль. Сегодня пошёл пятый год, как не стало Эрифилы. Все его думы были о ней и о дочери.

* * *

Далёкие и прежде неизведанные земли Индии, к берегам которой Прету довелось попасть впервые, произвели на него двоякое впечатление. Особых богатств и разнообразия среди того товара, которым торговали в дельте реки Инд, он не увидел. Купцы из городов Аргант и Каспапир по каким-то причинам не прибыли в те сроки, которыми он обладал.

Торговля с представителями племён Гандаров, калатиев и ониев, хотя и была интересной, но всё же не могла раскрыть для него всех возможностей здешних государств. Ему следовало проплыть дальше, обогнуть южные берега и добраться до дельты реки Ганг. Из рассказов купцов, бывавших там, Прет знал, что вся мощь Индии – власть, наиболее крупные города и богатые торговцы – располагалась именно в её долине.

В той стороне особо выделялась страна Магадха, в столице которой – в городе Раджагриха – размещалась правящая династия Харьянка, основанная и управляемая отважным царём Бимбисарой, разгромившим и подчинившим себе соседнее государство Анчу, ведшим ожесточённые войны на севере с объединёнными племенами Личчхавов и на западе – с государством Аванти. Несмотря на такое сложное положение, правитель Магадхи всячески поддерживал и развивал торговлю с западными странами, создавая для этого все возможные условия.

Идти туда Прет не решился. Для такого сложного плавания, особенно при обратном направлении, ему мешали сильные тёплые течения, приходящие с юго-запада к берегам Индии и уходящие от них на юго-восток. Но главной причиной отказа от такой затеи было состояние его судна, старого военного египетского корабля, когда-то давно отслужившего своей основной цели и доставшегося ему от отца вместе с торговым делом. Некоторые детали судна были слегка изменены. Форштевень – передняя часть мощного килевого бруса – был освобождён от металлического тарана. На далеко выступающей кормовой её части – ахтерштевне – теперь вместо одного были установлены два крупных рулевых весла. По-прежнему по оконечностям корабля жёстко крепились ограждённые площадки для лучников. На топе двуногой съёмной мачты с узким прямоугольным парусом для них также имелась плетёная корзина. В остальном всё оставалось нетронутым. По возвращении домой кораблю требовался очень тщательный ремонт, но наилучшим вариантом было бы приобрести более новое судно, и, конечно же, обязательно торговое, о чём всерьёз подумывал Прет.

* * *

Море было спокойным. Небольшие волны плавно разбегались в стороны от идущего корабля. Близкий розовато-красный высокий скалистый массив у самой воды оставлял узкую ровную линию золотистого песчаного берега, заманивая людей подойти к нему и ступить для отдыха на его мягкий покров.

Пройдя небольшое расстояние, Прет, поддаваясь нарастающему в нём соблазну, повелел приблизиться к отмели и встать на якоря. Вода, и без того прозрачная во всём море, в этом месте своей чистотой ещё больше напоминала собой огромную плоскую каплю утренней росы, слегка подрагивающую от соприкосновения с судном, искрящуюся и переливающуюся яркими красками донного рельефа.

Отстегнув пояс и сняв сандалии, легко вскочив на бортовой планширь и ловко оттолкнувшись от него, Прет в красивом прыжке вошёл в воду. Ощутив в первое мгновение приятную обволакивающую прохладу, он, вынырнув на поверхность, уже через три-четыре гребка понял, насколько тёплой была вода, прогретая солнцем в этом неглубоком месте.

Долго плескаясь, уходя как можно ближе ко дну, где царил свой причудливый мир, Прет удалился от корабля и вскоре вышел на пологий берег, обжигая ступни раскалённым вязким песком. Пройдя с десяток шагов, он оказался у самого подножья гор, уходящих каскадами высоко вверх. Вблизи они не были такими гладкими, как казались издали, и имели шероховатую поверхность и более серый оттенок.

Оглянувшись, он окинул взором бескрайний водный простор, посреди которого неподвижно чернело бортами его старое судно. Отсюда, с берега, оно выглядело маленькой ветхой лодчонкой, одиноко и сиротливо ожидавшей его возвращения, при этом совершенно не вписываясь в яркую синеву моря и неба, словно стыдясь своего жалкого вида и торопясь поскорее покинуть эти райские места, более не омрачая собой царящую здесь красоту. От такого невольно возникшего сравнения Прету стало неприятно и даже обидно за свой корабль и за людей, что находились на нём.