– Даже если одному из них удастся подселиться в чужое тело, его дух никогда не будет прежним, мельчая день ото дня. Только представь – он старался воскреснуть, вернуть земные ощущения, снова испытать вкус любимой пищи, сладость спокойного сна, тепло человеческих объятий. Но единственное ощущение, которое будет испытывать, – чувство утекающей сути, рассеивающейся в пустоту. А вместе с этим чувство обреченности и неотвратимого конца. Цепляясь за отвоеванное в противоестественной борьбе чужое физическое тело, духи лишаются последней крупицы добра и тем самым навсегда вычеркивают себя из всех возможных миров, – поведал неразговорчивый до сих пор спутник.

– Что же меня отличает? – Я сомневался, что чем‑то лучше их, однако хотя бы пребывал в сознании и мог контролировать свои действия.

– А ты подожди, – произнес черный человек уже привычным издевательским тоном.

Мысль о родителях заставила пройти вперед через толпу умерших. Это действие не осталось незамеченным, и, хрипло задышав, они потянулись ко мне изгнившими костлявыми руками.

Мертвецы отнимали мою энергию, наполняя пустые голодные души, только она не задерживалась в них, утекая, словно вода из треснутого кувшина. Забрать силу, чтобы тут же ее потерять, без возможности насыщения – в этом их суть.

Я злился, упорно двигаясь вперед, но каждый последующий шаг давался сложнее предыдущего. Попытался бежать, однако ноги оказались слишком тяжелы, чтобы оторваться от земли. Какое‑то время я черпал руками по воздуху, глотал его ртом, кричал от ужаса и смятения.

На теле стали проявляться гнойные язвы, сочившиеся черной слизистой вонью. А рядом стояли такие же мертвецы и хищно глядели мутными глазами.

Когда сил не осталось, голос потух. Наступила тишина. Голод сдавил со всех сторон. И только ничтожные помыслы кишели в этой тиши, как назойливые мухи, от которых не отмахнуться.

Без временного счету пытки тянулись слишком долго. Не в силах пошевелиться, окруженный разлагающимися духами я пытался воззвать к богу, но не мог отдавать мысли вовне. Я был заперт внутри особого мира потерянных душ, пропащий в чужих страшных образах и в собственных. Погруженный в зловонное болото самых мерзких человеческих желаний, среди которых оказались и мои.

Сейчас мои мысли точно так же выставлены напоказ: без прикрас обличали суть и концентрировали всеобщее презрение. Мелкие обреченные людишки осуждали меня, кривились, насмехались. Даже когда они погибали, их не покидало чувство превосходства, хотя чем они могли превосходить остальных? Только тем, насколько больше сожрали красоты, насколько чаще плевались злобой, насколько бездарнее растратили отпущенное время.

Их души истлели, прожженные черными язвами, искореженные под гнетом грехов. Даже выворачивая внутрь глаза, они по-прежнему гордились собой. А черный человек просто стоял рядом и молчал, или его мысли уже не доходили до моего голодного зараженного сознания.

Внезапно во всеобщий поток страданий вмешались совсем иные эмоции. Счастье, даже восторг. Но восторг устрашающий, не сулящий ничего доброго. Совсем наоборот, сродни восторгу толпы, увидевшей публичную казнь преступника. Сродни их удовольствию видеть, как катится человеческая голова с гильотины, как с треском падает на булыжную мостовую. И пока она рефлекторно моргает, люди с той же жестокой веселостью принимаются ее пинать, будто окровавленный мяч. Именно такой дьявольский восторг вторгся сюда.

Чужак грузно двигался где‑то позади, хрипя и протяжно шаркая, будто волоча по земле огромный набитый мешок. Я не мог его увидеть, только почувствовать. Глаза застыли в глазницах, однако я интуитивно понимал происходящее. Некто пришел за нами и сейчас пожирает души. Он подбирается все ближе и ближе, в то время как мне уже не пошевелиться. Не замахнуться рукой в попытке ударить, защититься, оттянуть гибель.

– Самоубийца, – прошипело чудовище, прожигая взглядом затылок. – Самоубийца!

Серые, щетинистые, выгибающиеся во все стороны руки с длинными когтистыми пальцами потянулись ко мне. Черный человек выступил вперед, глядя поверх моей головы прямо на монстра.

– Самоубийца!!! – еще более рьяно прохрипело чудовище, гладя воздух рядом со мной, желая поскорее сомкнуть пальцы.

– Бери остальных, его не трогай, – прошептал черный человек, криво улыбаясь. – И лучше не зли меня.

Монстр покорно опустил руки и попятился, быстро переключившись на других. Я же окончательно перестал понимать происходящее. Зачем стервятник защитил меня? Почему не прогнал чудище, чтобы забрать с собой всех? По могуществу он – что хозяин для пса, так чего же сам стережет меня? Выходит, я и правда чем‑то лучше?

Но даже когда все стихло, и мы остались стоять на площади вдвоем, он не отвечал. Чего мы все‑таки ждем?

Когда тонкая связующая ниточка наконец разорвалась, земля подо мной разверзлась.

– Пора, – произнес черный человек, схватил меня за руку, и нас увлекло сквозь неизведанные пространства, чужие реалии и чьи‑то сны.

Мы стояли позади выжженной степи в окружении кровавых деревьев. Приглядевшись, я уловил черты людей, вросших в землю. Их воздетые к тяжелому грозовому небу руки превратились в кривые ветви, сухие и мертвенные. Люди стояли по пояс в холодной черной земле, дрожали и стенали, и я лишь мог догадываться, как их ноги, превратившись в корни, глубоко врастали в безжизненную почву, но так и не встречали живительную влагу.

Широкий ров впереди окружил зловещую черную скалу, возвышавшуюся над красной рощей, надо мной и над черным человеком. У заостренных каменных вершин кружило каркающее воронье. В скальных расщелинах бурлила огненная лава. Она вырывалась наружу и застывала странной прозрачной смолой. Величественные массивные двери, ведущие внутрь скалы, настежь распахнутые, призывали меня. Над дверьми огненные извивающиеся языки образовывали надпись:

«Судьи – здесь. Вся власть – пороку».

Я понимал: войдя внутрь скалы, никогда уже не выберусь на свободу. Здесь бежать некуда. Каждое из направлений сулило лишь бескрайние обугленные земли или непроходимые леса вечных мучеников.

Я подошел ко рву, доверху наполненному ядовитой водой и зеленоватым паром, со дна которого доносилась странная погребальная песня. Приглушенные воющие мотивы поднимались вместе с испарениями, проносились над водной гладью и окутывали деревья.

Пленка воды приподнялась бугром и лопнула, разорванная тем, кто жил на самом дне. Почуяв меня, страж вынырнул. То, что сначала показалось пузырящейся кожей, оказалось множеством глаз, смотрящих во все стороны. Страж молчаливо изучил поверхность и повернулся ко мне самым большим глазом. Он ждал от меня действий, но каких?

Я осторожно поклонился. Он закрыл глаза, бесшумно погрузившись на дно. Спустя мгновение ядовитая дымка рассеялась, образовав тропинку прямо ко входу внутрь скалы. Я вопросительно посмотрел на сопровождающего – тот кивнул.

Сделав первый несмелый шаг, я с удивлением подтвердил догадку – гладь воды держала, как прозрачная ледяная корка. И я двинулся вперед, настороженно глядя под ноги, поскольку все здесь казалось ненадежным, обманным, зыбким, рискующим вот-вот обернуться очередным кошмаром для случайного путника.

А на дне под толщей воды неподвижно стояли утопленники, прямые и скованные невиданными силами, без возможности всплыть на поверхность. Некоторые спали, прикрыв глаза, задрав головы и раскрыв рты. Те, кто проснулись, пытались дышать, но, захлебываясь, вновь переживали ужасы физической смерти, погружаясь в жуткий сон. Чтобы через какое‑то время вновь ожить, вновь захлебнуться и вновь умереть.

Медленные шаги по поверхности и мой взгляд, устремленный в воду, рождали осознание – я ничем не смогу им помочь, как и они ничем не помогут мне.

Поравнявшись с исполинскими дверьми, я испытал явное облегчение, встретив под ногами почву. Мы вошли внутрь скалы, оказавшись в темном колонном зале, уходящем далеко вперед. Здесь гремела жуткая, режущая слух музыка. Отполированный до зеркального блеска каменный пол отражал гобелены, изображающие сцены казней и пыток. В центре зала – гигантский каменный змей с сотней голов… Справа – вереница обнаженных мужчин и женщин. Они стояли на коленях, сложив за спиной почерневшие до локтя руки и склонив головы. Я оказался в самом конце этой очереди, не имея ни малейшего представления, что тут творится. Мои руки были так же черны. Это не грязь. Оттереть черноту невозможно, она идет изнутри. Здесь никто не осмеливался говорить друг с другом, люди молчали, погруженные в раздумья под звуки невидимого оркестра.

Из противоположных дверей вышла дюжина отвратительных карликов, держащих кубки, и я догадался – это причастие.

Статуя многоглавого змея внезапно ожила. Видимо, посчитав свою миссию оконченной, черный человек скрылся за бархатной занавесью арочного прохода. Змей, извиваясь, медленно выползал из стены, его головы таращились по сторонам, шипя и высовывая раздвоенные языки. Чешуйчатые кольца собрались на полированном полу, головы раскинулись веером и хором заговорили низким утробным голосом:

– Избранные из человечьего стада, призванные истребить его! Лишенные света, призванные отбирать его! Навечно проклятые, чернорукие, рожденные гневом! Вечно голодная тьма приветствует вас!

Из раскрытых змеиных пастей заструился черный дым, надвигаясь на нас. Женщина, стоявшая рядом, нетерпеливо встрепенулась и снова уткнулась взглядом в пол, пытаясь подавить улыбку. Она явно этого хотела и пришла сюда самостоятельно. Я всматривался в остальные лица: на каждом читалось желание, удовольствие, ликование, возбужденность. Пытаясь найти хотя бы одного испуганного человека, я все больше убеждался: здесь таких нет.

Кроме меня.

Так стоит ли принять участь, или же я могу попытаться ее изменить? И если посмею отказаться, не уплачу ли за это вдвойне, не повлеку ли наказание куда страшнее?

Головы продолжали громогласное напутствие:

– Превратитесь в храм зла, впитайте его, чтобы оно стало вашим щитом! Чтобы ослепли неверные, не успев узреть вас. Чтобы оружие врагов, направленное на вас, проткнуло их собственные сердца! Примкните к нашим легионам!

Нас заволокло едким черным дымом. Кривоногие карлики спешили к обнаженным людям, предлагая испить из кубков. Один из них побежал ко мне и к рядом стоящим черноруким, сверкая крохотными глазками. Он протянул кубок с дымящейся коричневой жижей, и к нему потянулось множество рук страждущих. Люди, расталкивая друг друга, выхватывали кубок и торопливо делали большие глотки.

ПРО́КЛЯТЫЙ

А дальше с ними происходили жуткие трансформации: ноги и руки вытягивались, покрывались чешуей или грубой шерстью, вырастали хвосты, из звериных пастей вырывался злобный рык. У каждого, кто испил из кубка, проявлялись чудовищные уродства. Теперь это не люди, а дьявольские отродья, готовые безропотно служить злу, разрушать людские надежды, вселять страхи, болезни, обрекать на страдания. Из разинутых пастей вырывались призывы мести и безумный смех.

Первая змеиная голова снова заговорила:

– Злословие, идущее от раздора, приводящее к убийству под началом Ваалберита! – Голова опустилась, легла на пол и замерла с широко открытой пастью. Несколько чудищ оживленно направились к ней, чтобы войти внутрь.

– Слуги Велиара, жаждущие вовлекать в грехи, вселяющие похоть, толкающие на извращения! – Вторая голова сделала то же, что и первая. К ней направилось еще несколько чудовищ.

– На лень и празднество подстрекающие с Астаротом, раздувающим человечье тщеславие! – И третья голова опустилась, принимая новых слуг.

Каждая последующая голосила свое, призывая оставшихся пополнить демонические легионы и занять свои места среди отреченных от бога.

– Хватающие проклятых под знаменем Думаха, толкающие их в бездну вместе с Тахарилом! Здесь обольстители! Провоцирующие на гнев вместе с Сафсиритом! Отвечающие перед Таскифом за развращенных и совокупляющихся со зверями! Исторгающие яд под предводительством Натзирила! Лжецы Сартая, разрушающие человечьи грезы! Поклонники Скафорта, препятствующие богослужению! Желающих причинять боль принимает Ангарей, вселяющий болезни! Смерть детей и нерожденных управляется Аскарой! Жаждущие подстрекать к пагубным удовольствиям рядом с Элхимом! Покровительствующие ворам – примкните к Шеолу, рядом с Шодедом – поощряющие расточительство! Примыкайте к Тсафону, Несиру, Тзалмону и ловите, травите, пытайте кощунствующие души! Карающие стражи для пленников каждой адской пропасти: Тебела, Тсиаха, Нешаха, Гиа, Адамаха, Аратса, Арека!..

Шальная музыка ускорялась, врезаясь в мысли, а ликующий хохот срастался с нею, доводя до безумия.

– Мое имя Утбурд, и я посвящаю тебя! Пей! – приказал карлик, прервав мое потрясение и протягивая почти опустевший кубок.

Коричневого отвара осталось ровно на один глоток, принадлежащий только мне. Трясущимися руками, все еще испытывая сильнейший голод, я взял кубок. В нос ударила кошмарная вонь. Оставшиеся в зале новоявленные чудовища пустились в безумную вакханалию, а находящиеся рядом настороженно наблюдали за моими действиями. Я смотрел на их клыки и когти, понимая, что выбор свелся всего к двум вариантам: угодить в лапы монстров или утратить человеческий облик вместе с ними.

– ПЕЙ!!! – рявкнул карлик, брызнув слюной.

Протянув руку, я вылил остатки пойла на его лысую башку и швырнул кубок в сторону. Стекающие потоки жидкости мгновенно превратились в черных гадюк. Они подняли на меня шипящие головы, обнажая ядовитые клыки. Ярость карлика обрушилась на меня огнем. Я закричал – боль была выжигающей, пронизывающей, испепеляющей все, что во мне до сих пор оставалось.

Пытка прекратилась столь же внезапно, как и началась.

Открыв глаза, я обнаружил рядом черного человека.

Сжав губы, он поднял меня за шкирку и потащил за собой, мимо беспорядочно сношающихся монстров, призывающих присоединиться. Туда, за черную арочную занавесь, за которой скрывалось безграничное пространство, состоящее всецело из лестниц, идущих во всевозможных направлениях. Из лестниц, переплетенных между собой, выгибающихся под прямыми углами, и уходящими ввысь, к новым бесконечным лестницам, двоящимся, троящимся, скручивающимся в мертвые петли и бесформенные зигзаги.

– С чего ты решил, что имеешь выбор? – с холодной яростью спросил он, буравя меня взглядом.

– Но я все еще я, значит, выбор был! – возразил я, пошатнувшись от голода.

– Ты здесь, потому что за это уплатили непомерно высокую цену, а не оттого, что в тебе нуждаются. Самоубийцы даже демонам не нужны!

– Кто же заплатил за то, чтобы я стал адской дрессированной зверушкой?

– Здесь твой шанс БЫТЬ! Без нашего покровительства тебе долго не протянуть! Но вижу, твой спаситель старался зря.

Лжет, чтобы сбить с толку…

Хотя, даже если это правда, я все равно уверен, что поступил правильно.

– Если суждено умереть, хочу умереть человеком, – сказал я, мысленно разгоняя голодную мглу, застилающую взор.

– Все еще считаешь себя таковым? – усмехнулся темный. – На человека ты только похож, но это ненадолго.

– Пока есть силы, буду бороться хотя бы за это.

– Только сил у тебя не осталось, – заметил он.

– Это жалость или сострадание?

Черный человек какое‑то время внимательно изучал мои глаза, словно пытаясь в них что‑то прочитать, а после вздохнул и тихо сказал:

– Идем.

Это было так неожиданно и непохоже на тот леденящий поток отчуждения и ненависти, который довелось ощутить в начале нашего знакомства.

Он выбрал одну из тысячи лестниц, направленных неведомо куда, уводя за собой. Пока мы спускались по каменным ступеням, и эхо шагов гулко отскакивало от стен, я все время ощущал внутреннее беспокойство, будто чьи‑то недобрые глаза наблюдали за каждым моим движением. Чувство страха обострялось и оттого, что краем глаза я то и дело улавливал тени, мелькающие рядом. И почему‑то казалось, стоит оступиться – они схватят и безжалостно разорвут на части.

Наконец мы вышли в пустой длинный коридор со множеством резных дверей, скрывающих столько же тайн. Черный человек открыл первую и жестом пригласил войти.