Такая забота парня о чужом имуществе, когда сам едва на ногах стоит, и позабавила Славу, и одновременно удивила. Совершенно не к месту у нее вырвался короткий нервный смешок.

Распахнув дверь и щелкнув выключателем, она помогла ему доковылять до ванны и опуститься на ее край. Отодвинула в сторону порыжевшую от времени клеенчатую шторку. Парень в это время с кряхтением скинул ветровку, открывая растерянному взору Славы окровавленную футболку, исполосованную четырьмя глубокими порезами. Незнакомец попытался ее снять, потянул вверх, но видно было по молчаливой гримасе на его лице, что двигать рукам ему сейчас не слишком приятно. Поборов накатившее оцепенение, Слава схватила ножницы, разрезала футболку и бросила ее к ветровке в ванную. На бежевой эмали с разводами ржавчины остались алые капли.

Парень схватился за край раковины, поднял желтые глаза на Славу и прежде, чем та успела раскрыть рот, проговорил:

– Не надо скорую. Я им не доверяю. У меня и полиса нет. Сможешь сделать что-то?

– Я? Я даже не ветеринар, как дедушка. А это…

Слава сглотнула подступающий к горлу ком и качнула головой. От плеча до пояса спину парня пересекали неровные раны, похожие на следы когтей какого-то огромного животного. Тут и там на бледной коже виднелись старые и новые синяки и несколько грубых шрамов, свидетельствующие, что не впервые таинственный незнакомец попадает в подобную переделку.

– Что, все плохо? – тускло улыбнулся он.

– Ну, одной перекисью не обойдется.

– Зашить сможешь?

– Зашить? – ахнула Слава. – Нет уж, давай лучше…

– Никаких врачей! – отчаянно рявкнул парень, заставив Славу вздрогнуть. Потом уже чуть мягче, но по-прежнему непоколебимо добавил: – Если вызовешь службу, я уйду отсюда быстрее, чем они приедут, свалюсь в какой-нибудь подворотне и помру. Виктор Иванович же твой дед? Не поверю, что он не научил тебя хоть чему-нибудь.

– Ага, зашивать игрушечных зверушек.

– Это почти то же самое. Я бы и сам справился, но на спине не удобно.

Она с изумлением покачала головой.

– Ты или отчаянный, или дурак.

– Всего понемногу. Давай уже, пока вся кровь не вытекла.

Слава обреченно вздохнула и, понимая, насколько эта затея рискованная и сомнительная, все-таки согласилась. В конце концов до третьего курса ветеринарной академии она дотянула и даже успела поработать в приюте для животных, пока не уверилась окончательно, что подобная работа не только тяжелая морально и физически, но еще и мало оплачиваемая.

– Ладно. Сейчас поищу аптечку.

– Она в зале в шкафу на нижней полке, – подсказал незнакомец, который, видимо, уже не раз бывал в квартире деда, как и не раз обращался к тому за помощью.

Быстро отыскав аптечку, Слава разложила ее на крышке унитаза. В аккуратном чемоданчике было все необходимое: хирургические иглы в индивидуальных упаковках, марлевые тампоны, бинты и даже местный анестетик.

Пульс Славы участился, она по-прежнему не была уверена, что зашивать раны без подготовки хорошая идея, но вместе с тем казалось, что это не так уж и сложно, учитывая наличие минимального опыта и множества часов наблюдений за операциями. В приюте вечно не хватало рук, и ее буквально после первой же недели поставили ассистировать в операционной. На тот момент в этом виделась отличная возможность получить практические навыки гораздо раньше, чем если бы она устроилась ассистентом в клинику.

Пока она мыла руки, поглядывая искоса на бледное, покрытое испариной лицо парня, уверенности поубавилось. Она исчезла вовсе, когда Слава обработала раны перекисью, заставив незнакомца дернуться и шумно втянуть воздух. Хотя при более тщательном осмотре раны оказались не такими уж глубокими, но все же выглядели страшновато. Немало вопросов вызывало, как он вообще умудрился их получить. Неудачно сходил за грибами в дикие места? Разругался с подружкой с убийственным маникюром?

Слава изо всех сил постаралась подавить нервный смешок. В стрессовых ситуациях у нее почему-то частенько возникало неуместное желание пошутить.

Руки начали слегка подрагивать, но она все же взяла шприц и анестетик. Подумала, а нужен ли он вообще. Парень выглядел крепким, раны не настолько глубокими, чтобы вызывать немедленное желание помереть от боли, хотя больно ему, несомненно, было. Решила, что хуже от этого точно не станет. Застыла за плечом незнакомца, пытаясь понять, чего ей сейчас хочется больше: попробовать свои силы или сбежать. Зачем вообще она ввязывается в подобную сомнительную авантюру? Похоже, здравый смысл вконец оставил ее.

Да, пожалуй, это был бы интересный опыт.

– Ты точно уверен?

– Точно, точно.

Слава стиснула зубы, почувствовала, как сердце колотится в груди, едва не пробивая ребра, и сделала первый маленький укол. Парень не дернулся и не закричал, да и вообще никак не выразил, что ему больно. Это немного приободрило, и Слава быстро насколько могла ввела анестетик вокруг раны. Потом отыскала иглодержатель и взялась за иглу.

Руки дрожали, внутри все заледенело от страха сделать что-то не так, а незнакомец дышал часто и шумно, сжимая кулаки, но терпел и не двигался. За это Слава была ему благодарна, хоть и не стала бы говорить подобное вслух.

Напряжение ничуть не схлынуло и руки все так же тряслись время от времени, но Слава чувствовала себя все более уверенно. На покрасневшей коже появился один не слишком аккуратный, но вполне приемлемый шов, затем еще один и еще.

Наконец она сделала последний стежок, обрезала хирургическую нить и выпустила иглодержатель из онемевших пальцев. Вместе с иглой он тихо звякнул о дно раковины, а девушка навалилась на край, не в силах поверить, что все получилось. Слегка ошалело взглянула на незнакомца – проверить, жив ли тот вообще. Он выдавил слабую улыбку.

– Совсем не больно. Ты молодец.

– Ага. Будешь мне должен как минимум один обед и подробный рассказ о том, что вообще происходит, – съязвила Слава.

– Знал бы, что здесь такие расценки, пошел бы к другому лекарю.

Подобие улыбки на его бледных губах быстро потухло, он опустил голову, видимо, вспомнив о дедушке. Слава помрачнела тоже. Быстро смыла кровь с рук под струей холодной воды, ополоснула лицо, а после принялась тщательно обрабатывать швы перекисью, стирая попутно кровавые потеки с кожи. Когда с этим было покончено, она закрыла швы повязкой, отметив про себя, что подтянутое тело парня с рельефными мышцами и выступающими на руках венами выглядит вполне неплохо. Мысль эта быстро рассеялась под натиском вопросов и переживаний, что вновь нашли себе место в ее голове.

Проводив незнакомца до дивана, Слава устало опустилась в кресло напротив. Появилась возможность рассмотреть гостя чуть более внимательно. Тот, положив локти на подушку, тоже разглядывал Славу. В зале на несколько секунд повисла напряженная тишина, в которой каждый из них пытался решить, что делать дальше.

2. Иглы, зеркала и секреты

– Так ты, значит, Мирослава, девочка с фотографии? – нарушил молчание парень.

Он лежал на животе, опустив щеку на скрещенные перед собой руки. Старенький дедушкин диван оказался маловат ему, и парню пришлось свесить ноги с края. Вечная проблема высоких людей, которая обошла Славу стороной с ее ростом чуть выше среднего.

– Просто Слава, – отозвалась она, едва не скривившись от звучания полного имени, которое обрело небывалую популярность в последнее время и потому невероятно ее раздражало. – А ты?

– Януш.

– Что за имя? Немецкое?

– Польское. Родители переехали в Смоленск… много лет назад.

Волнение из-за недавней операции и пережитого потрясения потихоньку проходило, и теперь никто из них не понимал, как себя вести. Незванный гость вел себя настороженно, словно присматривался. Размышлял, стоит ли ей доверять. Слава не винила его. Понимала.

Она с большим подозрением, хоть и без страха, относилась к незнакомым людям, не торопилась переводить их в разряд знакомых, да и в принципе общение не было ее коньком. Окружающие частенько видели в ее манере высокомерие и грубость, хотя она всего лишь пыталась быть честной с самой собой и всеми остальными. Если кто-то не нравился ей, она не стеснялась об этом заявить. А уж то, что в последнее время людей, которые нравились ей, становилось все меньше и меньше, своей проблемой она не считала.

Пауза затянулась, и когда стало понятно, что Януш не собирается рассказывать семейную историю и что он не из тех, кто с легкостью идет на контакт, Слава протянула:

– Ясно.

Что еще тут скажешь?

– Виктор Иванович много о тебе рассказывал, – заметил Януш.

– Правда? И что же? Кто ты вообще такой?

Этот вопрос давно крутился в голове, но только теперь появилась возможность уделить ему внимания чуть больше. Поспешное решение впустить незнакомца в квартиру внезапно начало беспокоить.

Полнейшее безумство. Никто в здравом уме не стал бы делать того, что сделала Слава, а на вопрос “почему” она и самой себе не смогла бы дать четкого ответа.

– Я понимаю, как все это выглядит, и мне жаль. Но я не знал о его смерти. А кроме него мне больше не к кому было идти.

Слава поджала губы и прищурилась. Интересно, как давно дедушка переключился с лечения животных на помощь людям? Возникло предположение, что он связался то ли с какой-то бандой, то ли с непонятной организацией. Хотя, может, парень был единичным случаем, каким-то давним знакомым. Слава не удивилась бы, что это так. Вполне в характере деда – помогать всем, кто просит помощи.

Удивительно, что, сидя с незнакомцем в одной комнате, она не чувствовала страха, хотя ситуация вполне располагала. Должно быть, сказывались ее старые связи с компаниями людей, которых в обществе принято называть “плохими”. Теперь же они остались в далеком прошлом вместе с юношеским духом бунтарства.

– Мы с Виктором Ивановичем знакомы много лет, – снова заговорил Януш. – Он был хорошим человеком и я многим ему обязан. Мне не хочется доставлять тебе беспокойство, и, если позволишь, я немного приду в себя, а потом уйду отсюда.

– Ладно. А как вы познакомились?

– Он иногда заходил в наш детдом. Помогал чем мог. – Печальная улыбка появилась на его губах. – Научил меня играть в шахматы.

В голове словно щелкнуло, всплыли обрывки телефонных разговоров с дедом. Слава изумленно приподняла брови.

– А, теперь я вспомнила. Он что-то рассказывал о тебе.

– Правда?

Она пожала плечами.

– Я не вслушивалась.

Его улыбка сразу потухла. Возможно, он хотел услышать что-то другое, возможно, ему важно было знать, как дед отзывался о нем. Но что Слава могла сказать? Едва ли она придавала значение рассказам о незнакомом человеке, и чаще всего они быстро вылетали из головы.

Однако теперь у нее стало чуть меньше причин для недоверия. Возникла даже какая-то благодарность к Янушу, который оставался рядом с дедушкой в те моменты, когда не могла она. И вина, потому что ее рядом не было.

Парень бросил хмурый взгляд на трельяж, что стоял у окна напротив дивана. В трехстворчатом зеркале отражался почти весь зал.

– Надо бы закрыть.

– Серьезно?

– Да, так будет спокойнее.

Слава скептически изогнула бровь, однако спорить не стала. Суеверия суевериями, но иногда сознание играет с людьми злые шутки в моменты сильного душевного потрясения. Наткнуться на зеркало ночью и в полусне увидеть там покойника она не горела желанием, так что закрыла створки трельяжа, а зеркало в коридоре занавесила простыней. После этого вновь опустилась в жесткое кресло напротив дивана, получив от Януша благодарный кивок.

– И часто ты приходил к деду вместо того, чтобы пойти в нормальную больницу?

– Довольно часто. Он многим из нас помогал.

– А вы – это кто?

Януш прищурился, поерзал немного и осторожно спросил:

– Виктор Иванович не рассказывал тебе?

– О чем именно? – сухо проговорила Слава, изогнув бровь. Пришло в голову недавнее предостережение соседки. Хотя, может, он имел в виду всего лишь детдомовских детей. – О связях с нелегалами, смоленских бандах, сектах? Я уже и не знаю, о чем думать.

– Раз не рассказывал, то, видно, у него были причины. Значит, и я не должен говорить.

– Ой, да брось! Я только что уйму времени зашивала твою спину! Что хоть произошло?

Януш задержал изучающий взгляд на сердитом лице Славы. Его молчание красноречиво говорило о том, что правды от него можно не ждать. В конце концов он вздохнул:

– Можешь считать это дворовыми разборками.

– Класс. – Слава с разочарованием скривила губы, скрестила на груди руки и холодно бросила: – Уберешься отсюда как только полегчает.

– Как грубо.

Он и бровью не повел, тогда как Славе все сложнее удавалось сдерживать свое раздражение. Она ненавидела пребывать в неведении, ненавидела ситуации, в которых ничего не может контролировать, но больше всего ненавидела ложь. Узнать, что дед скрывал от нее что-то, было не слишком приятно, так еще и этот парень подливал масло в огонь ее праведного гнева, скрывающего запрятанную глубоко обиду.

– По-моему, грубо воспользоваться моей помощью, а потом отказать в помощи мне. Я просто хочу понять, что происходило в жизни дедушки в последнее время. А ты, очевидно, знаешь о нем больше, чем родная внучка.

– Кто, по-твоему, в этом виноват?

Его слова вызвали в душе горечь. Слава всплеснула руками.

– Ладно! Разумеется, во всем виновата Слава. Пойду поставлю чайник.

Она резко поднялась с кресла и сделала несколько шагов к выходу из зала, желая в этот момент только остаться в одиночестве, но Януш окликнул ее, заставив остановиться в проходе:

– Погоди! – С трудом он приподнялся и сел, чтобы видеть ее. В голосе появилась некоторая мягкость и намек на раскаяние. – Ну ладно тебе, извини. Я правда не могу рассказать. Может быть, Виктор Иванович хотел защитить тебя, и я не собираюсь его подводить, раскрывая чужие секреты.

Он замолчал в ожидании реакции Славы. Та молчала тоже, но и уходить не спешила. Искоса глядела на него, раздумывая, не слишком ли она резка и почему так запросто выходит из себя. Должно быть, так она переживала утрату: злясь на себя и на весь мир.

Януш смотрел на нее без осуждения. Понимал, а, значит, и сам пережил нечто подобное. Помолчав, он тихо спросил:

– Как он умер?

– Сердечный приступ.

– Уже похоронили?

– Нет. Я как раз приехала, чтобы этим заняться.

– Мы могли бы помочь. Собрать немного денег или что-то еще в благодарность за все, что он для нас сделал.

Слава задумалась, прежде чем ответить. Она плохо знала город, не имела понятия, что делать, куда идти, а от одной мысли о куче документов, которые придется оформлять, и куче инстанций, которые придется посетить, начинала болеть голова. По хорошему, не следовало отказываться от помощи, но привычка решать все в одиночку пока что брала верх.

Она решила немного отложить принятие решения. Протянула уже без прежнего раздражения в голосе:

– Опять эти загадочные “мы”.

– Его друзья, – с неподдельной грустью ответил Януш. – Он был хорошим человеком, и для меня он – почти как второй отец. Я сочувствую тебе, Слава.

Он глядел ей прямо в глаза, разделяя с ней ее горе. Она поджала губы и потупилась. Не могла вынести этого сочувствия, потому что казалось, еще немного – и потянет всплакнуть.

– Ага, – пробормотала она, вновь повернувшись к дверному проему и узкому коридору за ним, провела пальцами по старому деревянному наличнику. – Так ты чай… Ай.

Палец наткнулся на что-то острое, Слава тут же отдернула руку и оглядела ее. На коже не осталось ни заноз, ни крови.

– Что там? – встревожился Януш, но Слава его проигнорировала.

Она пригляделась к проему. Тусклый, едва заметный блеск металла привлек внимание. Прямо за краем наличника в обои была воткнута игла, только самое ушко ее торчало на поверхности. Сложно было заметить ее, если не приглядываться специально. Слава подцепила ногтями иглу, вытащила и продемонстрировала Янушу.

– Игла.

– Нехорошо, – нахмурился парень. – Это значит…

– Разумеется, я знаю, что это значит – я же смотрю телевизор. Кто-то пытался навести порчу. Только не говори, что веришь в эти глупости.

– Это не глупости. Дай сюда. Ее надо раскалить и закопать на перекрестке.

– Серьезно? – скривилась Слава, но все-таки вложила иглу в протянутую ладонь Януша.

Парень внимательно оглядел иглу, повертел головой в поисках подходящего места и положил ее в итоге на стол, завернув в какой-то старый купон из тех, что лежали здесь же на аккуратной стопке книг. Вновь вернувшись на диван, он с мрачной серьезностью заметил:

– Даже если ты считаешь, что подклад не несет никакого воздействия, это все равно означает, что кто-то желал зла Виктору Ивановичу.

Слава на это лишь пожала плечами.

– Видимо, так.

– Нужно узнать, кто это и почему. Может, его смерть вовсе не была случайной.

– Нет уж, – отрезала Слава, сложив руки на груди. – Дед умер от старости, а порча и прочее – как минимум неправдоподобно. Я не собираюсь задерживаться здесь дольше необходимого. Улажу дела, разберусь с похоронами, выставлю квартиру на продажу – и прощай, Смоленск.

Януш вскинул на нее изумленный и даже немного печальный взгляд.

– Ты собираешься продавать квартиру?

– Я ведь только что сказала.

Парень тяжело вздохнул, так, будто ему и правда было какое-то дело до чужой квартиры в старом доме, тихо произнес:

– Что ж… Твое право, – и положил голову на подушку.

Крохотная кухня тоже ничуть не изменилась. Она вмещала в себя старенький холодильник, белый раскладной стол и белые же шкафчики, которые от времени посерели, пожелтели и кое-где расклеились. Холодильник нещадно дребезжал и гудел во время работы, а когда выключался, его трясло так, что внутри слышался звон стеклянных банок. Неподъемная газовая плита с духовкой занимала центральное место, и на ней сиротливо стоял закопченный чайник на пару чашек.

Порядок чувствовался во всем, и это каждый раз поражало Славу. На ее-то съемной квартире такая чистота возникала не чаще раза в месяц во время уборки и держалась обычно не дольше пары часов.

По коже пробежал легкий холодок, заставив поежиться. Форточка оказалась открытой, ночной воздух шевелил полупрозрачный тюль и приносил снаружи редкие звуки проезжающих машин и пьяную ругань соседей. Привстав на носочки, Слава закрыла окно, задержалась немного взглядом на черноте за стеклом, но не увидела ничего, кроме своего искаженного отражения.