Лирическая, обломная…

– А литр пива – это много?

– Смотря, какой он по счёту.

Анекдот от И. Раскина

– Эх, Зяма-Зяма! Вот здесь я и Гога вспоминали прошлое. Да-аа! – Монзиков взглянул на меня и сладостно вздохнул.

– А дальше-то что? Дальше? – я слушал захватывающий рассказ, который наверняка был очень и очень многообещающим. И действительно. Все, что потом я услышал, было подобно крутому детективу в стиле Агаты Кристи или может быть даже Виктора Пронина.

Пение птиц, которые то и дело подлетали к нашей скамейке, стоявшей невдалеке от переполненных мусорных баков, редкие, сильно ободранные кусты сирени и здоровенные грязные лужи нас не радовали. Откуда-то издалека раздавалось пьяное пение, которое все время прерывалось громким залихватским свистом и отборнейшим матом. Да, чуть не забыл, несколько дней тому назад я попытался устроить литературное чтение отдельных глав своего романа, которые больше всего нравились Петровичу. Читал на улице, затем в ресторане, где работал мой знакомый швейцар. Кстати, там меня даже накормили на халяву. Сказали, правда, чтобы я сматывал поскорее удочки и не распугивал клиентов своей хренотенью. Но я-то знаю, что выгнали меня только из-за того, что истинные поклонники литературы не могли от меня оторваться. Все слушали меня с раскрытыми ртами. А ведь в ресторан идут для того, чтобы набить брюхо, показать даме свою крутизну, попить коньячку и т. д. А если же просто сидеть и слушать, то дохода от таких клиентов не будет. Это уж точно! Вот они и турнули меня, чтобы я им бизнес не подрывал. А то, что вдогонку мне кричали всякие оскорбительные слова, так это тоже легко объяснимо. Страна должна знать своих героев. Не легко сегодня живется настоящим талантам. Зависть, злоба – так и сквозят на лицах примитивных уродов, которые и читать-то толком не умеют. Ведь, например, почему в театрах или в филармонии всегда дают программки? Да очень просто! Дают их только для того, чтобы было понятно, о чем поют или для чего танцуют, какая музыка и кто автор. Исполняют-то всегда чужие вещи! А тут читал сам автор! Это ж очень важно, потому как кроме автора никто не сможет прокомментировать или подать ценную, правильную идею. Многие сегодня имеют какую-нибудь мысль… Думают ее, думают, а результатов – ноль. А почему? А все потому, что надо всегда оставаться человеком. Надо людей любить. Надо помогать друг другу, даже за деньги, как я, например. Ставлю клиенту новую прокладку, беру чирик. Сначала, конечно, меня могут и обматерить, но на следующий день если уж спасибо и не скажут, то, по крайней мере, и морду мне не набьют. Кстати, они-то с голода не умрут! Беднее не станут. Это точно, а вот в хозяйстве будет полный порядок. Николаевна – из соседнего дома – меня даже отругала за то, что мало я пишу о природе. Она считает, что если есть такие писатели, как Паустовский, которые только о природе и писали, то значит, и другие должны ее описывать. Даже у Толстого чего-то там такое тоже есть. Но я же не Лев, чтобы описывать, кто под каким деревом целовался или куда, например, поехал на поезде, а затем лег на рельсы и любовался журавлиным клином, кудрявыми березами и всякой другой ерундой. О природе писать могут все, и сколько хочешь! А вот о героях нашего времени – пишут только единицы. Лермонтов и тот только один раз написал про своего героя, который почему-то вдруг у него плохо кончил. А я пишу о тех, которые среди нас, которые не бьют себя в грудь и не кричат на каждом шагу «Я – герой! Я – герой!» А на самом-то деле он и есть герой, потому что живет среди сплошных героев в геройское время!

Хотел, было обратиться к фотографу, чтобы он сделал мне иллюстрации к роману. Так он заломил такую цену, что даже страшно сказать. Тогда попросил батяню своего нарисовать. А батя жалуется на отсутствие времени, сил. Вот и получается теперь – либо буду создавать творческий коллектив, либо буду гнать сюжет за сюжетом и радовать читателя без иллюстраций и без всяких там художественных изысков?! Я выбрал творческие муки. Буду писать, писать и писать.

По секрету скажу, есть идея написать классный детектив о том, как можно брать взятки и никогда не попадаться с поличным.

Боюсь только одного – меня не правильно поймут, а ведь я точно знаю, что берут сегодня все. Не берут лишь те, кто не может, у кого нет такой возможности. Принцип «кто что охраняет, тот то и имеет» сегодня существенно дополнен другим – «брать надо так и столько, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы!»

Сколько правителей, сколько городничих, сколько министров было на нашем веку?! Вор на воре, убийцы и пьяницы… И хоть бы один из них был привлечен к ответственности? А народ только и делает, что хает и хает, материт и материт всех и всё. Вот и думаю, «А не пора ли сделать очередную революцию? А может быть, каждый из нас будет просто заниматься своим делом? И тогда страна наша станет богатой и сильной. Тогда догоним и перегоним Америку. Тогда не будет у нас и преступников. И армия с милицией нам будут не нужны, потому что не будет в них большой надобности.

Но такое уже было в истории. Были уже мечтатели и фарисеи. Были и социальные революции, которые заканчивались экономическими тупиками и политическими катаклизмами.

Вот и приходится сегодня восполнять брешь в литературе. Вот и пишу о тех, кто родился в совдепии и строит вместе с другими наше светлое будущее.

Мне иногда говорят, что многих моментов не было и быть не может. Что все мои сюжеты – следствие алкоголизма и богатой фантазии. А как же быть с Зощенко, с Пикулем и другими талантами, которые брали исторический материал и чудесным образом доводили его до читателя?

Я обещал, что мата и политики у меня не будет. Да, стараюсь о грустном не писать. Стараюсь и… страдаю. Не пишу, а сам мучаюсь от того, что роман получается однобоким, не колоритным.

Кажется, все это уже было? Ведь я уже давал подобные обещания и что, меня опять потянуло резать правду-матку?

К 20⁰⁰ Монзиков и Гога выпили 2 литра водки под 6 кг яблок и 300 г. докторской колбасы, четыре черствых бублика и две ириски. Языки еле шевелились. Кроме мычания, сопения и пьяного бреда от двух представителей сильнейшей половины мира исходил сильный алкогольный запах.

Проходившая мимо бабушка хотела, было взять у мужичков пустые бутылки, но они ее послали на три буквы. Более того, Гога вдруг попытался еще ее и пнуть левой ногой. Попытка не удалась. Тогда, встав, он попытался сделать это еще раз, но не устоял и плюхнулся в озеро. Монзиков, тщетно стараясь вытащить из воды друга-собутыльника, перелетел через него. Барахтаясь на мелководье, постепенно они заходили на глубину.

Видя такое дело, бабуля подняла шум. Прибежавшие на крик дачники, вытащили обоих из воды и отволокли… в пикет милиции, который был закрыт на висячий замок. Тогда, не долго думая, кто-то решил, что их надо посадить на электричку и отправить подальше от города. Через 50 минут пассажиры третьего вагона с шумом вытолкали пьяных, грязных и абсолютно мокрых мужичков на перрон станции Привольное – небольшого городка с населением около 20000 жителей. Не прошло и 10 минут, как Монзиков и Ляхов оказались в ИВС, где и провели всю ночь вместе с бомжами, клопами и двумя занюханными алкашами.

В субботу и воскресенье ими никто не занимался, а в понедельник дежурный следователь вызвал сначала Монзикова, а затем Ляхова для составления административного протокола за справление нужды прямо на перроне вокзала.

Когда он узнал, что Монзиков является адвокатом, а Ляхов – его друг, то, сменив гнев на милость, Диденко – так звали следователя – начал рассказывать Монзикову историю, легшею в основу одного уголовного дела, с которым он до сих пор мучается, и не знает что с ним делать и как ему дальше быть.

Однажды, во время дежурства Диденко, в милицию прибежал заявитель – весь в слезах, со следами побоев и большими дырами на почти новой, импортного производства, куртке.

– Помогите, пожалуйста! Товарищи, дорогие. Что же это такое? Прямо на моих глазах творится беззаконие? – мужчина, с виду вполне приличный, активно размахивая руками, пытался схватить любого милиционера, который оказывался около него.

– Уважаемый! Не надо суетиться! Успокойтесь! Давайте лучше рассказывайте всё по порядку. У Вас заявление?

– Да. Я буду делать заявление. А где начальник? – мужчина, разговаривая на повышенных тонах, продолжал метаться из угла в угол грязной комнаты.

– Диденко! Диденко, оглох что ли? К тебе пришли! – сипатым голосом, не выговаривая половины буков алфавита, кричал прапорщик милиции Кубайс – помощник оперативного дежурного.

Диденко, старший лейтенант юстиции, следователь г. Привольное, которому было уже далеко за 40, жуя солёный огурец, подойдя к крикуну, раздраженно спросил: – Ну, что там у Вас?

– Беда, товарищ начальник! Изнасилование! Понимаете?

– Так! Значит так… Сейчас пойдем ко мне в кабинет и составим протокол. А затем выедем на место преступления. Понятно?

– Так точно, всё будет, как Вы скажете.

– Серёга! Позвони операм! Будем брать насильника. Пусть не пьют и пусть ждут меня. Я через полчаса буду готов.

И Диденко отправился в соседнюю комнату, где находились еще двое сотрудников милиции, и где он планировал сразу же завести уголовное дело по ст.131 УК РФ.

Следователь Диденко сидел за ужасно захламленным бумагами столом, на котором лежали разного рода документы. Там же россыпью валялись обгрызенные карандаши, остатки картофельных чипсов, окурки, грязные ложки, нож без ручки, два справочника для сантехников и чистые бланки протоколов. Комната была в таком состоянии, что первое впечатление было – это склад гоголевского Плюшкина.

Маленький, почти лысый, с аккуратным животиком и кривыми ножками Диденко тщетно искал на столе свои очки, которые он оставил при выходе. За правым ухом торчал огрызок красного карандаша. Вместо ручки он держал обыкновенный замусоленный стержень от шариковой ручки.

После того, как Диденко записал полные данные заявителя, он начал задавать вопросы по существу преступления.

– Итак, Виталий Сергеевич, кто, кого и когда изнасиловали? Кто свидетель? Где был совершен… – договорить он не успел, т. к. Монарцик принялся отвечать на первый вопрос.

– Дину, мою маленькую Диночку. Она у меня…

– Стоп! – Диденко старался разговаривать спокойно, но этого ему не удавалось. – Не расстраивайтесь!

– Да как же мне не расстраиваться, если Дина была ещё девочкой. Маленькая такая, бедненькая моя девочка. – Виталий Сергеевич даже заплакал. Когда он несколько раз всхлипнул, на лице каждый раз появлялась страдальческая гримаса. Видно было, что что-то его огорчало. Диденко даже показалось, что что-то у заявителя болело внутри.