– Владимир Николаевич! Здравия желаю! Вызывали?
– А, Александр Васильевич!? Как хорошо, что Вы пришли ко мне. Видите ли, у меня есть к Вам маленькая просьба личного характера. Только прошу Вас, никому ни слова! – Кефиров поднес к губам палец, и заговорщически посмотрел на Монзикова.
– Владимир Николаевич! Вы же знаете, что я ничего никому не скажу.
– Александр Васильевич, меня вызвал сегодня сам, – и Кефиров поднял вверх указательный палец правой руки, – начальник, и говорит, что стихи мои ему очень и очень понравились.
– Какие стихи? – Монзиков непроизвольно состроил такую физиономию, как будто съел кислый-прекислый лимон. Он никак не мог включиться в разговор.
– Ох, ну как же какие!? Ну, те, которые мы с Вами тогда написали, помните?
– А-а, те, ну да, конечно?! – и Монзиков стал оглядываться по сторонам.
– Да Вы не волнуйтесь. Сейчас мы с Вами закроемся! С руководством я уже все согласовал. Начнем, да?
– А зачем нам закрываться? – Монзиков с удивлением взирал на Кефирова.
– Ну, как же! Ведь нам надо написать прекрасную поэму для нашей газеты «Криминал», с редактором которой есть договоренность. Наш начальник сказал, что уже сегодня он ему привезет новую поэму.
– Можно позвонить?
– Можно, конечно можно! Вам все можно! – Кефиров закрыл дверь кабинета на два замка, достал бутылку водки и три бутылки пива. Затем из шкафа, что стоял в углу его нового отдельного кабинета, извлек остатки от докторской колбасы, пол-огурца, плававшего в трехлитровой банке и надкусанный батон.
Разгон начали с водки без закуски. И только после третьего тоста, когда бутылка была распита – пили из граненых стаканов – и на столе оставались лишь крошки да окурки от монзиковских папирос, поэты перешли к пиву. Именно под пивом и родились прекрасные строки, которые Владимир Николаевич каждый раз надиктовывал по селектору своему подчиненному.
В. Кефиров
Тяжелые милицейские будни
Наша служба и опасна и трудна,
И работа наша тоже не легка.
Если вдруг порой раздастся где-то взрыв,
Значит, это прогремел коварный взрыв.
И тогда наряд прибудет очень скоро,
Всех задержит, и преступников найдет!
Верьте нам, что будет очень здорово,
Если криминал из города уйдет.
Все устали, нервы уж ни к черту!
Сколько можно в прятки всем играть?
Эй, бандиты! Не собьете вы нас с толку!
Руки вверх! А то начнем стрелять!
Обыватель, не грусти, не надо!
Не роняй слезу за воротник,
Лучше помогай бороться с гадом!
Выходи и залезай на броневик!
Будем бить совместно всех бандитов,
Чтобы легче стало всем дышать.
И тогда на деньги от кредитов,
Мы построим рай и благодать.
Тяжела работа у милиции,
Нет ни счастья, ни восторга от нее.
Это – как у западной полиции,
Только тяжелее, все равно!
Кефиров был настолько счастлив, что даже не заметил, как в творческом порыве выпил не только весь огуречный рассол из трехлитровой банки, но и сгрыз два новеньких карандаша.
Через два дня, на второй полосе, шедевр Кефирова был опубликован. Уже вечером сначала в редакцию газеты «Криминал», а затем и в ГУВД начали звонить граждане. Все звонки «сводились» к тому, что в милиции сейчас много случайных людей. Что есть оборотни, есть психически ненормальные. И очень важно, чтобы руководство видело таких людей, и избавлялось от них.
Каждый звонивший интересовался наличием медицинского освидетельствования, или, проще говоря, медицинской комиссии, которая должна выявлять всех придурков и шизиков. Но что интересно, так это то, что все без исключения полагали, что автор стихотворения Кефиров – психически ненормальный человек, которого обязательно следует не только уволить из органов, но и изолировать от общества.
История эта была бурной и с очень печальным концом. Весь груз, вся тяжесть испытаний злого рока судьбы пала на плечи… Монзикова. Да, да! Начальник РУВД открещивался от своего Кефирова, а тот в одночасье забыл, что Монзиков – один из самых результативных следователей не только РУВД, но и всего города.
Монзикову предложили написать рапорт на увольнение по собственному желанию.
Для чего писатели берут эпиграфы, цитаты? У них что, не хватает собственных идей, эрудиции? Или это – веление времени, или это – т. н. социальный заказ? Или их мысли совпадают с идеями классиков? На этот вопрос никогда и никто не давал и не сможет дать однозначного, правильного ответа. Вместо эпиграфа ко второй части я попытался лишь предположить, что у Александра Васильевича Монзикова началась структурная перестройка, его жизнь круто изменилась. И действительно, у каждого человека в жизни бывают определенные вехи, этапы, которые оказывают решающее воздействие не только на него самого, но и на окружающих его людей, и, прежде всего – на его родных и близких.
Мне бы очень не хотелось, чтобы, читая этот роман, Вы, дорогой читатель, лишь пытались узнать в его героях прототипы своих знакомых и близких. К сожалению, должен оградить Вас от подобных попыток, поскольку дело это – утомительное и бесперспективное. При этом следует помнить, что на Земле хороших людей – нимало! А плохих? А «ни рыба, ни мясо»? А в абсолютных и в процентных величинах?
Сегодня многие писатели показывают внутренний мир бандюганов, политиков, артистов… А ведь есть и другие колоритные фигуры, окружающие нас в нашей повседневной жизни. Это и взяточники всех мастей, и болтуны, и шарлатаны, и просто лодыри и бездельники. Так что же теперь с ними со всеми делать, а? Писать о них романы, прославлять их черные дела? А будет ли это интересно хоть кому-либо из читателей, кроме близких их врагов и потенциальных недругов?
Ни на один из перечисленных выше вопросов, я, дорогой мой читатель, ответить ни сегодня, ни завтра не смогу. И не потому, что у меня скудоумие или дефицит кругозора, а потому лишь, что только правда может быть полезной и интересной. И я готов поклясться самым дорогим, что только есть у меня на свете, что все факты, описанные не только в этом романе, но и в других моих произведениях имели место быть. Фамилии, безусловно, могли быть искажены. Имена и города – вымышлены, но факты все без исключения взяты из нашей жизни.
И если мои герои Вам не симпатичны, то это лишь от того, что Вы чем-то на них похожи. Горькая правда еще никого не радовала и никогда не была бальзамом для души и сердца.
Должен признаться, что в этом романе я постарался по мере своих сил максимально, насколько это возможно без ущерба для всего произведения в целом, отойти от политики, лирических отступлений, ненормативной лексики и многословных описаний природы. Насколько мне это удалось – судить Вам, мой дорогой читатель.
Вторая и третья части романа выгодно отличаются от первой, которая была написана за четыре дня и три ночи, на одном дыхании. Вторая часть создавалась несколько сложнее, т. к. было очень много рутинной работы. А вот третья часть оказалась настоящим шедевром кулуарно-келейного творчества. Дело в том, что с Монзиковым я уже больше не встречался, и дальнейшая судьба его мне, к великому сожалению, досконально не известна. Забегая вперед, скажу лишь, что в конце 2004 г. Александр Васильевич выехал на Украину, где активно включился в политическую борьбу, для чего еще загодя стал изучать украинский язык. Несколько раз его видели в Киеве на Майдане Незалежности. Но что он делал в толпе сторонников Виктора Ющенко, никто не знает. Затем ходили слухи, что он пытался заняться бизнесом, для чего предпринял попытку создания транснациональной корпорации по международной торговле салом и горилкой. Но то ли сало быстро закончилось, то ли горилка – так никто толком и не знает до сих пор. Только известно, что в России его теперь не найти и связь с ним, скорее всего, утратилась навсегда…
Уволился Монзиков за одну неделю. Когда начал устраиваться на гражданке на работу, то заметил, что куда бы он ни обратился, везде ему отказывали, узнав о его двадцатилетней службе в «ментовке». Отказывали по-разному. Одни – смотрели в глаза невинным лучистым взором, другие – смотрели в сторону. Некоторые имитировали заинтересованность и записывали на листочек координаты и данные Монзикова.
Теперь уже бывшие сослуживцы стали вдруг чураться и сторониться Александра Васильевича. Даже с Анечкой и Катериной стали происходить какие-то метаморфозы. И вроде бы все и всё как прежде, да вот незадача – результаты стали диаметрально противоположными.
Пенсия была у Монзикова небольшой – 50 % от должностного оклада и звания. Силы и желание работать – ещё были.
И вот, стоя как-то в очереди приемного пункта посуды, Монзикова осенило, что самое главное в этой жизни – занять свое место под солнцем, занять свою нишу.
«А что, если пойти работать в адвокатуру, а?» – подумал Монзиков. И ему вдруг на душе стало так спокойно и радостно, что он даже не заметил, как сдал две сумки бутылок, получил деньги и вышел на улицу. Состояние было необычным.
На следующее утро, надев милицейскую форму – китель без погон с «гражданскими» пуговицами и брюки с выпоротым кантом, перекрашенную в черный цвет рубашку, Монзиков направился в городскую коллегию адвокатов. Поднявшись на третий этаж старинного особняка в центре города, Монзиков увидел предмет своего желания. По длинному коридору мимо охранника сновали взад-вперед адвокаты. Тут же велась торговля юридической литературой по ценам выше рыночных раза в два-три. Прямо в коридоре сидели клиенты, которые с надеждой ожидали своих спасителей – адвокатов. Непрерывно звонили телефоны, кто-то кого-то искал, спрашивал. Была обычная деловая суета.
Монзиков, не долго думая, вступил в разговор с охранником.
– Скажи, пожалуйста, а где здесь самый главный? – спросил Монзиков, продолжая оглядываться на снующую публику.
– В конце коридора – приемная президента, – невозмутимо ответил охранник.
– А как его зовут? – и Монзиков достал ручку с блокнотом.
– Иван Петрович Садков. Но если Вы к нему, то надо записаться на какой-нибудь день и время у секретаря или управляющего делами.
– А как зовут этих, ну, как их там? – Монзиков пытался вспомнить нужные слова, но на помощь опять пришел охранник.
– Секретаря – Наташа, а управляющего делами – Иван Алексеевич. Его Вы сейчас легко застанете.
– Ага, спасибо! – и Монзиков направился в приемную.
– Здравствуйте, Наташа! А где Иван Алексеевич?
– Иван Алексеевич у… – несколько растерянно начала отвечать Наташа.
– А, у Ивана Петровича, да? – подхватил Монзиков.
– Да. – Наташа пребывала в легкой растерянности. Лицо Монзикова ей было абсолютно незнакомо, но что-то ей напоминало о недавнем инциденте, который произошел с ней на улице. Утром, среди бела дня, когда толпы народа переходят улицу как попало и где придется, к ней пристал средних лет гаишник и стал требовать оплаты штрафа за переход улицы по красному сигналу светофора. Девушку он довел до слез, штраф получил, квитанцию не дал.
– Если меня кто-нибудь будет спрашивать, то скажите, что я у Ивана Петровича. Пусть ждут! – Монзиков решительно открыл дверь и оказался в большом зале, в котором легко можно было бы играть в волейбол или даже баскетбол. Вдали стоял большой дубовый стол с зеленым сукном, за которым величественно восседал Иван Петрович. Прямо по центру стола был приставлен небольшой столик – банкетка – длиною метра 3-4 и шириною около 1 метра. Слева и справа от Президента были выстроены в длинную линию дорогие черные с тефлоновым покрытием офисные столы. Удобные кресла, пепельницы и стаканчики с минералкой свидетельствовали о том, что все важные события происходят именно здесь. И событий этих, судя по всему, было предостаточно.
– Вы кто? – спросил Иван Петрович.
– Юрист Монзиков, Александр Васильевич. Хочу работать у Вас в коллегии. – Монзиков спокойно смотрел на Президента.
– А как Вы сюда зашли? Вы разве не знаете, что существует особый порядок, и исключений я ни для кого не делаю.
– Дело в том, что у меня есть очень выгодное для Вас предложение. Понимаете мою мысль, а? Мы можем очень и очень неплохо заработать на одном дельце. – Монзиков не дожидаясь приглашения, присел за банкетку и начал доставать какие-то бумаги, документы из своей старой, видавшей виды планшетки.
– Уважаемый…
– Монзиков, Александр Васильевич, – быстро вставил в многообещающую речь Ивана Петровича.
– Так вот, Александр Васильевич! Вы, если не передумаете, запишитесь, пожалуйста, ко мне на прием. В часы приема мы с Вами все и обсудим, хорошо? А сейчас – до свидания! Иван Алексеевич, проводите, пожалуйста, нашего коллегу. – Президент говорил спокойно, не спеша.
– Нет, Вы меня неправильно поняли! Не надо ждать приема. Можно прямо сейчас. Вот послушайте. Я получаю у Вас удостоверение и зарплату, и организую работу Вашей коллегии по нескольким направлениям, понимаете мою мысль, а? Зарплата моя будет чисто символической, пару-тройку миллионов плюс гонорар от каждого дела, которое я буду себе оставлять, плюс всякие там консультации и т. д. – Монзиков хотел, было сказать что-то еще, но его перебили.
О проекте
О подписке