Когда Мегрэ открыл дверь «Приятного уголка», в зале горела только одна лампа. Хозяин, стоя за стойкой, расставлял стаканы и бутылки. Он снял куртку и жилет. Его темные брюки спустились вниз выступающего живота, а закатанные рукава позволяли видеть толстые волосатые руки.
– Выяснили что-нибудь?
Луи Помель полагал, что ведет хитроумную игру. Ему надо было непременно показать, что он самый важный человек в деревне.
– Последний стаканчик?
– При условии, что плачу я…
Мегрэ, которому с самого утра хотелось местного белого вина, выпил еще коньяку, поскольку ему казалось, что час вина еще не наступил.
– Ваше здоровье!
– Думаю, – тихо сказал комиссар, вытирая рот, – что в деревне Леони Бирар не любили.
– Да, ее в наших краях считали старой каргой. Теперь она мертва. Бог взял ее душу, вернее, дьявол… Но, несомненно, она была самой злой женщиной из всех, которых я знал. А ее-то я знаю с тех самых пор, когда на ее спине лежали две косички и мы вместе ходили в школу. Ей было… минуточку… она на три года старше меня. Да, верно. Мне шестьдесят четыре, следовательно, ей было шестьдесят семь. В двенадцать лет она уже была той еще заразой.
– Я не понимаю… – начал Мегрэ.
– А вы многого не поймете, несмотря на всю свою хитрость. Так позвольте мне просветить вас.
– Я не понимаю, – продолжил Мегрэ, словно говоря с самим собой, – почему люди так ополчились на учителя, если ненавидели старуху всей душой. В конце концов, если даже это он убил ее, следовало ожидать, что…
– Что все скажут: «Слава богу, наконец-то избавились!» Вы ведь так думаете, не правда ли?
– Примерно так.
– Только вы забываете, что Леони была местная.
Он наполнил стаканы, хотя Мегрэ его об этом не просил.
– Понимаете, это как в семье. Все имеют право ненавидеть друг друга, и никто за это не будет в обиде. Но если вмешивается посторонний, дело принимает совсем другой оборот. Да, все ненавидели Леони. Но Гастена и его жену все ненавидят еще сильнее.
– И его жену?
– Главным образом его жену.
– Почему? Чем она занимается?
– Здесь – ничем.
– Что значит здесь?
– В конце концов тайное становится явным, даже в таком глухом уголке, как наш. А мы не любим, когда к нам присылают людей, которых не хотят видеть в других местах. Супруги Гастены уже не в первый раз становятся причастными к трагедии.
За Луи Помелем, облокотившимся о стойку, было интересно наблюдать. Разумеется, ему хотелось поговорить, но всякий раз, когда хозяин таверны произносил фразу, он жадно всматривался в лицо Мегрэ, чтобы понять, какое впечатление произвели на того его слова. И он был готов в любую минуту спохватиться, даже начать противоречить себе, как крестьянин, продающий пару быков на ярмарке.
– Словом, вы приехали, ничего не зная?
– Я знаю только, что Леони Бирар была убита. Пуля попала ей в левый глаз.
– И ради этого вы проделали такое путешествие!..
Он по-своему насмехался над Мегрэ.
– А вам не хотелось заехать в Курбевуа?
– А стоило?
– Там вам рассказали бы любопытную историю. Понадобилось время, чтобы она дошла до нас. Жители Сент-Андре узнали о ней только два года назад.
– Что за история?
– Гастенша была учительницей, работала вместе с мужем в одной школе. Она занималась девочками, он – мальчиками.
– Знаю.
– А вам рассказывали о Шевасу?
– Кто такой этот Шевасу?
– Тамошний муниципальный советник, красивый парень, высокий, сильный, черноволосый. Говорит с южным акцентом. Была и мадам Шевасу. И вот в один прекрасный день на улице после уроков мадам Шевасу выстрелила в учительницу, ранив ее в плечо. Вы догадываетесь почему? Потому что она узнала, что ее муж и Гастенша ведут себя, как хряк и свиноматка. Кажется, ее оправдали. Потом Гастены были вынуждены уехать из Курбевуа. У них вдруг проснулась любовь к сельской жизни.
– Только я не вижу никакой связи со смертью Леони Бирар…
– Возможно, никакой связи и нет.
– Судя по вашим словам, Жозеф Гастен не сделал ничего дурного.
– Он рогоносец.
Луи Помель улыбался, довольный сам собой.
– Разумеется, есть и другие рогоносцы. У нас в деревне их полным-полно… Желаю вам приятных снов. Может, по последнему стаканчику?
– Нет, спасибо.
– Тереза покажет вам вашу комнату. Скажите ей, когда вам надо принести горячей воды.
– Благодарю вас. Спокойной ночи.
– Тереза!
Тереза стала первой подниматься по лестнице с неровными ступеньками, потом свернула в коридор, оклеенный цветастыми обоями, и открыла дверь.
– Разбудите меня в восемь часов, – попросил Мегрэ.
Тереза продолжала стоять, не двигаясь. Она смотрела на комиссара так, словно хотела доверить ему какую-то тайну. Мегрэ внимательнее присмотрелся к ней.
– Мы с вами где-то уже встречались, не так ли?
– Вы помните?
Мегрэ не стал признаваться ей, что его воспоминания были довольно смутными.
– Мне не хотелось бы, чтобы вы здесь об этом говорили.
– Вы не местная?
– Местная. Но я в пятнадцать лет уехала в Париж на заработки.
– И вы там действительно работали?
– В течение четырех лет.
– А потом?
– Вы всё знаете, поскольку видели меня. Комиссар Приоле скажет вам, что я не брала бумажник. Его взяла моя подружка, Люсиль, а я об этом даже не догадывалась.
В памяти Мегрэ всплыли более четкие воспоминания. Он понял, где ее видел. Однажды утром он вошел, как это часто случалось, в кабинет своего коллеги Приоле, начальника бригады по охране нравов, или «светской» бригады, как ее называли. На стуле сидела молоденькая брюнетка с растрепанными волосами. Она вытирала глаза и всхлипывала. В ее бледном болезненном лице было нечто, что привлекло внимание Мегрэ.
– Что она натворила? – спросил он у Приоле.
– Старая песня. Проститутка, промышляющая на Севастопольском бульваре. Позавчера торговец из Безье подал жалобу, что его обокрали. Он дал нам точное описание воровки. Вчера мы ее сцапали на танцульках на улице Лап.
– Это не я! – бормотала девушка между двух всхлипываний. – Клянусь мамой, это не я. Я не брала бумажник.
Мужчины лукаво переглянулись.
– Что ты об этом думаешь, Мегрэ?
– Ее до этого арестовывали?
– Нет.
– Откуда она?
– Откуда-то из Шаранты.
Они часто разыгрывали подобную комедию.
– Ты нашел ее подружку?
– Пока нет.
– Почему бы тебе не отправить девицу обратно в деревню?
Приоле повернулся к девушке и строго спросил:
– Вы хотите вернуться в деревню?
– Только если там ничего не узнают.
Было забавно встретить ее сейчас, повзрослевшую на пять-шесть лет, по-прежнему бледную, с большими темными глазами, которые умоляюще смотрели на комиссара.
– Луи Помель женат? – вполголоса спросил Мегрэ.
– Он вдовец.
– Вы спите с ним?
Тереза кивнула головой.
– Он знает, чем вы занимались в Париже?
– Нет. Не надо, чтобы он знал. Он все обещает на мне жениться. Вот уже несколько лет обещает… Но все-таки когда-нибудь он решится.
– Тереза! – раздался голосу с низу лестницы.
– Сейчас иду!
Потом она спросила Мегрэ:
– Вам ничего не нужно?
Мегрэ покачал головой и приветливо улыбнулся.
– Не забудьте принести мне горячую воду в восемь часов.
Мегрэ был доволен, что встретил Терезу, поскольку, по сути, рядом с ней он чувствовал себя на знакомой территории. Это было немного похоже на встречу со старой приятельницей.
Впрочем, у него сложилось впечатление, что и других он тоже знал, хотя и видел мельком. Ведь в его родной деревне тоже были помощник мэра, который пил, игроки в карты, – правда, тогда играли не в белот, а в пикет, – почтальон, возомнивший себя важной птицей, и хозяин таверны, знавший тайны всех и каждого.
Их лица навсегда запечатлелись в его памяти. Только он видел их глазами ребенка и теперь понимал, что по-настоящему не знал этих людей.
Раздеваясь, он слышал шаги Помеля, поднимавшегося по лестнице, потом шум, раздававшийся в соседней комнате. Тереза присоединилась к хозяину таверны чуть позже и тоже стала раздеваться. Они разговаривали вполголоса, как муж и жена, которые ложатся спать. Пружины заскрипели, а потом все смолкло.
Мегрэ было как-то неуютно под двумя огромными пуховыми перинами, и он долго ворочался. Вскоре он почувствовал запах сена и деревенской плесени. Возможно, из-за перин или из-за коньяка, который он пил с хозяином из толстых стаканов, Мегрэ сильно потел.
На рассвете сквозь сон до него стали долетать различные звуки, в том числе топот стада коров, которые шли вдоль таверны и изредка мычали. Вскоре заработала кузница. Внизу кто-то убирал ставни. Мегрэ, открыв глаза, увидел еще более яркое солнце, чем накануне в Париже, сел и натянул брюки.
Сунув босые ноги в домашние туфли, он спустился. Тереза была на кухне. Она варила кофе. На ночную рубашку она накинула цветастый халат. Ноги ее были босыми, и от нее пахло постелью.
– Еще нет восьми. Только половина седьмого. Хотите кофе? Он будет готов через пять минут.
Спустился и Помель, небритый, неумытый, в домашних туфлях, как и комиссар.
– А я думал, что вы не собираетесь вставать раньше восьми.
Они выпили свой первый кофе из толстых фаянсовых чашек, стоя около плиты. На площади собрались женщины в черном с корзинами и сумками в руках.
– Чего они ждут? – спросил Мегрэ.
– Автобус. Сегодня в Ла-Рошели базарный день.
Было слышно, как кудахтали куры, сидевшие в клетках.
– Кто теперь ведет уроки?
– Вчера никто. Сегодня утром ждут нового учителя из Ла-Рошели. Он должен приехать на автобусе. Он остановится здесь, в задней комнате, поскольку вы занимаете переднюю.
Мегрэ вернулся в свою комнату, когда на площади остановился автобус. Он увидел, как из него вышел застенчивый молодой человек. В руках он нес большой чемодан. Вероятно, это был учитель.
Клетки поставили на крышу автобуса. Женщины забились внутрь. В дверь постучала Тереза.
– Горячая вода!
Ненавязчиво, глядя куда-то вдаль, Мегрэ спросил:
– Вы тоже считаете, что Гастен убил Леони?
Прежде чем ответить, Тереза бросила быстрый взгляд на приоткрытую дверь.
– Я не знаю, – тихо сказала она.
– Вы в это не верите?
– Он на такое не способен. Но все они хотят, чтобы это был он, понимаете?
Мегрэ начал понимать другое: он без всяких на то оснований взвалил на себя трудную, если не сказать невыполнимую, задачу.
– Кто был заинтересован в смерти старухи?
– Не знаю. Говорят, она лишила наследства свою племянницу, когда та вышла замуж.
– Кому достанутся ее деньги?
– Может, пойдут на благотворительность. Она так часто меняла решения!.. А может, польке Марии…
– Это правда, что помощник мэра сделал ей одного или двух детей?
– Марии? Все так говорят… Он часто захаживает к ней, а порой и проводит у нее ночи.
– Несмотря на детей?
– Марию это не смущает. К ней все ходят.
– Помель тоже?
– Случалось, когда она была помоложе. Теперь она не слишком-то аппетитная.
– Сколько ей лет?
– Около тридцати. Она совсем не следит за собой. А у нее дома хуже, чем в конюшне.
– Тереза! – раздался голос хозяина таверны, как и накануне вечером.
Не стоило настаивать. Казалось, Помель был недоволен. Может, он ревновал? Или просто не хотел, чтобы она откровенничала с комиссаром.
Когда Мегрэ спустился, молодой учитель завтракал. Он с любопытством посмотрел на комиссара.
– Что будете есть, комиссар?
– У вас есть устрицы?
– Только не при квадратурном приливе.
– И долго он продержится?
– Еще пять-шесть дней.
Еще в Париже Мегрэ хотелось устриц, сбрызнутых белым вином. Но, возможно, за время своего пребывания здесь он их так и не отведает.
О проекте
О подписке