Нахальный солнечный луч скользнул по моему лицу. Я недовольно зашипел и перевернулся на бок. Спина затекла, все-таки ночевать практически на голых досках мне приходилось нечасто.
На улице кудахтали куры, лениво брехал старый сторожевой пес. Зазвенела цепь, когда кто-то опустил в колодец ведро. Я услышал недовольный голос вчерашней старухи и заливистый мужской смех в ответ.
Вставать отчаянно не хотелось.
В забытой всеми богами древней крепости время как будто остановилось. Даже электричества, похоже, здесь не было. Всего на мгновение, я представил, что могу остаться здесь навсегда. Приберу к рукам нахальную девицу, сделаю своей женой, и дядьке Еремею придется смириться. Изборск вполне способен выдержать долгую осаду, если подойти к делу с умом, а моей силы вполне хватит, чтобы противостоять дяде в честном бою. До тех пор, пока он не захватит Боровск, в котором совершенно точно найдется несколько щенят с сильной кровью. И тогда…
Дядя умел быть беспощадным.
Наручные часы показывали без четверти одиннадцать.
Я широко зевнул и поднялся. Сладко потянулся, разминая застывшие мышцы, стянул сорочку и подошел к кадке, чтобы умыться. За ночь огонь в печке потух, и вода оказалась ледяной, зато бодрящей.
На то, чтобы собраться, мне потребовалось не больше пяти минут. Я оделся, зашнуровал ботинки, проверил ножны и, набросив на плечи пальто, вышел на улицу.
Казалось, во дворе собралась вся крепость.
Несколько парней тренировались под внимательным взглядом мужика лет пятидесяти – матерого волка без сильной крови. Такие особенно опасны в ближнем бою. Молодняк же наоборот показался мне излишне игривым и не нюхавшим еще настоящего пороху, хотя едва ли они были младше меня больше, чем на пару лет. Наверняка, парни здесь надолго не задерживались – дядька Еремей следил за тем, чтобы у Изборской сироты не появился ближний круг.
На скупом ноябрьском солнце под присмотром молодой женщины резвились трое малышей. Старшему было от силы лет пять, младшая – еще не ходила. Я потянул носом, принюхиваясь. От девчонки веяло силой. Ее мать, почуяв меня, встрепенулась и покорно склонила голову в знак приветствия. Я подошел ближе, пригляделся к щенкам.
– Присматриваю, пока другие на озеро пошли белье прополоскать, – смущенно произнесла молодая волчица и снова потупила взгляд.
– Не бойся, – ответил я как можно тише. – Не трону. Ни тебя, ни детей.
Она попыталась улыбнуться, но не вышло. Только сжала дрожащими руками подол шерстяного платья.
– Без электричества живете? – спросил я.
– Внизу в деревне есть, а у нас нет. Из-за стены.
– Волколаки?
Она нехотя кивнула.
– Часто нападают?
– Последний год редко. Только в полнолуние слышим вой.
– Родилась здесь?
– За мужем приехала.
Я перевел взгляд на того мужика, что возился с парнями, указал на него рукой.
– Он?
– Он.
– Не стар для тебя?
– Как будто меня спрашивали! – фыркнула женщина и залилась краской.
Да какая женщина! Совсем еще девчонка!
– Дочь у тебя сильная вырастет. Береги ее, – заметил я и добавил громче: – А где тут можно раздобыть завтрак?
– Что расшумелся-то? – раздался с каменных ступеней хозяйского дома знакомый голос. – Проспал все на свете. А теперь девок пугает! Блины чай остыли…
– Блины, – мечтательно протянул я и выразительно посмотрел на часы.
– Успеешь, – хмыкнула старуха и махнула рукой, приглашая в дом.
Хозяйский дом оказался темным и холодным. Ни намека на уют, только толстые стены, когда-то, вероятно, завешанные коврами, и узкие окна-бойницы. Как вообще здесь вообще могла жить девочка-сирота? Одна, среди чужих, в разграбленном доме, в твердыне, у стен которой свободно гуляют волколаки.
Однако кухня оказалась на удивление просторной и светлой. По-настоящему живой.
С блинами я расправился быстро. Запил горячим травяным настоем после того, как старуха под моим пристальным взглядом сделала глоток. Уж больно явно чувствовался в отваре черносмородиновый лист и душица.
Снова посмотрел на часы.
Без десяти двенадцать.
Придет? Или уже удрала…
– Готова ли Ясна? – спросил я, допивая отвар.
– Во дворе ждет тебя. Прощается.
Я удивленно вскинул брови.
– Думал, сбежит? – усмехнулась старуха. – Так это успеется еще. Только боюсь, что ее появление далеко не всем стаям придет по вкусу, а?
– Ярослав только наследник, – осторожно начал я.
– И ты тоже.
– Глупости говоришь, – огрызнулся я и обнажил клыки.
– Ярослав хвор.
– А ты откуда знаешь? – Я угрожающе сощурился, а рука сама потянулась к ножнам на бедре.
– Все знают… – старуха беззаботно пожала плечами.
– Твердыня приняла его! – напомнил я.
– Это говорит лишь о том, что зверь его силен.
Я хмыкнул:
– Разве этого недостаточно?
– А сам-то как думаешь? – ласково спросила старуха, и я увидел, как в ее выцветших глазах мелькнуло и сразу погасло волчье пламя. – Сбереги девочку, Мстислав. Тяжелая у нее судьба.
– Как будет угодно нашим богам, – холодно ответил я и поднялся.
Сердце бешено колотилось. Зудящий клык оцарапал щеку изнутри, и соленый привкус крови немного остудил мой разум. Ясна – мой единственный путь к свободе, и я не должен ставить ее судьбу выше судьбы моей твердыни.
Девчонка действительно уже была готова. Стояла посреди двора в окружении домочадцев и изо всех сил старалась выглядеть спокойной.
На ней было длинное темное платье под горло и легкое шерстяное пальто, стянутое на тонкой талии поясом. На ногах – мягкие полусапожки. Иссиня-черные волосы заплетены в две толстые косы, подвязанные узкими лентами. У ног Ясны стояла небольшая сумка – потертый кожаный кофр.
Я подошел ближе и отпустил силу. Где-то за спиной охнула старуха, молодняк заскулил, расступаясь, местный старшина ощерился, обнажая клыки, но спину согнул.
Только Ясна стояла, гордо задрав подбородок. Губы ее дрожали, руки тряслись, а в глазах полыхал раскаленный янтарь.
Я чуть склонил голову в учтивом поклоне, как равный равному, и положил ладонь на рукоять стилета. Заговорил, глядя ей в глаза.
– Мое имя Мстислав Боровский. И я приехал, чтобы исполнить волю твоего опекуна, княжна. Готова ты следовать за мной?
– Готова!
Ее голос предательски зазвенел и все-таки сорвался.
Я чуть ослабил давление, и люди за моей спиной облегченно выдохнули.
– Это все? – Я указал на кофр.
Ясна покраснела и кивнула.
– Приданое-то давно Еремей уволок, – сварливо напомнила старуха.
– У тебя есть пять минут. Я буду за воротами, – шепнул я Ясне, поднял с земли кофр и обернулся к старухе. – Благодарю за гостеприимство, добрая женщина.
– Девочку мою сбереги! – буркнула она в ответ.
Ждать долго не пришлось.
Ясна появилась почти сразу за мной. Шагнула за ворота, дождалась, пока за ее спиной лязгнул засов, и широко раскинула руки, радуясь мнимой свободе.
И ей было так хорошо, что я не удержался и ядовито спросил, скривив губы в усмешке:
– Думаешь, в Козельске тебе будет лучше?
– В Козельске? Это вряд ли. Но до встречи с женихом у меня есть еще целых пять дней.
– Звучит как угроза, – заметил я.
– Может быть, это она и есть?
– А ты полна сюрпризов, да, Ясна? – Я хмыкнул. – Идем, моя машина внизу, у подножья холма.
Мой внедорожник – громоздкий, черный и весь заляпанный грязью – ее напугал.
– Не нравится карета? – не удержался я от очередной издевки.
– Не нравлюсь я? – парировала девчонка.
– С чего бы?
– Да так… показалось…
Щелкнув брелоком, я открыл машину и придержал переднюю дверь для Ясны. Та неуклюже забралась на сиденье. Как школьница сложила руки на коленях. Совершенно не к месту вспомнился сумрак бани и молочно-белая кожа под грубой тканью рубахи.
– Пристегнись, – напомнил я. Девушка вздрогнула и заозиралась.
Я протянул ей ремень и захлопнул дверь.
Она возилась с ним, пока я обходил машину и устраивался за рулем, даже головы не повернула, когда, тихо рыкнув, заурчал мотор, но так и не справилась с простой задачей.
Я деланно вздохнул, одной рукой сжал тонкие девичьи запястья, а другой осторожно перехватил ремень и натянул. Щелкнул замок. Ясна дышала часто-часто, и я не выдержал и мягко коснулся ее своей силой, но все равно переборщил. Она задохнулась, задрожала, заскулила по-волчьи, и я тут же отпустил ее. Положил руки на руль и прохрипел:
– Прости.
Она ничего не ответила.
Только сморгнула слезы обиды и как можно тише шмыгнула носом.
Около получаса мы ехали молча, пока наконец не выбрались на Псковское шоссе.
Навстречу стали попадаться машины и современные дома. Ясна не выдержала. Прильнула к окну, жадно всматриваясь в непривычный для нее пейзаж.
– Ты когда-нибудь выезжала за пределы Изборской твердыни? – спросил я на всякий случай. Ее интерес был слишком велик, и это могло стать проблемой.
– Один раз, – ответила она и смущенно покраснела. – Когда еще отец был жив. Но я ничего не помню.
– А потом?
– Только к озеру спускалась.
– Сколько тебе лет?
– Только исполнилось восемнадцать.
– Мог бы и сам догадаться, – хмыкнул я. – И сколько из них ты провела взаперти?
– Двенадцать…
– Великие боги!
– А в твоей стае не так?
– Не так. – Я потряс головой и сдул упавшую на лоб челку. – Усадьба Еремея – она как вот эти дома. Находится недалеко от города и дорог. У нас есть электричество, машины, интернет.
– И женщины могут покидать твердыню?
– Мы не живем в крепости, Ясна. Мы живем, как обычные люди. Может быть, чуть более замкнуто и богато. И женщины могут покинуть усадьбу, когда захотят… Наверное…
Я вспомнил тетушку Ольгу и сам засомневался в своих словах. А была ли она на самом деле свободна?
– Но ты родился не в его стае.
Не вопрос – утверждение.
– Мать я почти не помню, а отец ушел на перерождение, когда мне было двенадцать. Дядька Еремей забрал меня к себе. Только меня. Мою стаю не тронули.
– Почему ты не вернулся, когда вырос?
– Вассальная клятва, – ответил я просто.
– И ее никак не обойти?
– Только если вожак отпустит.
– А он может?
– Если захочет. – Я позволил себе горькую усмешку.
– А ты?
– Что я?
– А ты хочешь уйти?
– А должен?
– Ты сильный. Ты вожак. С тобой не поспоришь. Неужели тебе хорошо рядом с ним?
– Вот ты и ответила на свой вопрос, Ясна. Только это не твое дело.
Девчонка обиженно фыркнула, скрестила на груди руки и снова уставилась в окно.
Смешная. Дикая. И совсем не знает жизни.
К Великому Новгороду мы подъехали уже в темноте. Серый безликий пригород, исписанные граффити заборы, железнодорожные пути, обшарпанные пятиэтажки, темные подъезды, унылые дворы – осень беспощадна к подобным пейзажам. Ближе к центру на светофоре образовался затор, и в тусклом свете уличных фонарей можно было разглядеть уставшие лица спешащих домой самых обычных людей. На детской площадке играли дети, в сквере неподалеку пожилой мужчина выгуливал мохнатую косолапую собаку, несколько подростков забрались на лавочку с ногами и о чем-то болтали, громко смеясь и не обращая никакого внимания на возмущенные взгляды прохожих.
– Здесь все иначе, – заметила Ясна. – А твой… город, он такой же?
– Нет, – ответил я и улыбнулся. – Боровск – моя твердыня – гораздо меньше. Но там есть место и людям, и стае. А это…
О проекте
О подписке