Вячеслав Иванович творил в своей мастерской, весь отдавшись порыву нахлынувшего на него восторга от прелести осеннего леса. Перед ним на мольберте разместился холст, на котором золотые листья плавно плыли в голубом воздухе. Художник наслаждался запахом красок и своим состоянием творческой одержимости. Он писал свой осенний пейзаж с каким-то особым порывом. На него наконец-то снизошло вдохновение, и он полностью отключился от всех мыслей.
Это было самое приятное время в его жизни. Творческая активность давала ему новые силы, рождала новое понимание жизни, а главное – жажду жить. В эти минуты блаженной работы, которой он отдавал себя полностью, он хотел лишь одного, чтобы никто не мешал ему.
Иногда такие периоды в его жизни длились по несколько месяцев, и он практически не появлялся дома, почти не выходил из мастерской. Его жена Виолетта и старшая дочь Мария в эти минуты незаметно заполняли холодильник и уставляли стол горячими блюдами. Подчас он не замечал их присутствия. Ел, не чувствуя вкуса пищи, весь отдавшись мыслям о работе.
Сейчас у него начался новый прилив творческой активности, и, зашедшая в мастерскую с утра Мария, оставила на столе термос с кофе и только что испеченные матерью пироги. Осторожно заглянув через его плечо на холст, она тихо удалилась. Вячеслав Иванович, казалось, не заметил ее появления. Он весь был в «Осеннем лесу».
Сегодня у него удивительно легко шел пейзаж. Он почти физически ощущал падение золотых листьев на своем холсте. Он вдыхал эту особую осеннюю прозрачность воздуха. Восторженная улыбка блуждала на его устах, и ему хотелось все свои впечатления осени как можно точнее перенести на холст.
И тут зазвонил телефон. Художник продолжал работать, решив не обращать внимания на звонки. Но телефон просто разрывался. Он звонил и звонил. Вячеслав Иванович с тоской отвел взгляд от картины и нехотя достал трубку. В ней раздался глухой и какой-то потусторонний голос Валентины:
– Я умираю, Слава, приезжай. – И трубку положили.
Он никак не мог выйти из состояния вдохновения, чтобы понять значение звонка. Минут пять он стоял, держа в руках трубку, все еще не понимая, чего от него хотят. Но постепенно смысл услышанного стал доходить до него. Он набрал ее номер, но телефон на том конце зловеще молчал. Минут пятнадцать он пытался до нее дозвониться, думая, что она просто хочет оторвать его от работы. Телефон молчал.
Он страшно разозлился на нее. Что за дурацкие штучки, детские игры? У него такой настрой на работу, а из-за этой дуры надо все бросать. Ни жена, ни дочери никогда не смели отрывать его от работы. Они лелеяли его творческие озарения и все проблемы в это время брали на себя. А эта дрянь возомнила, что без нее он просто не сможет жить, и совсем не считается с его интересами.
– Ну, уж нет! – сказал он решительно. – Я положу этому конец! Не хочешь по-хорошему? Не берешь трубку? Ну и хрен с тобой! – в сердцах сказал он.
Он снова подошел к холсту. Свет осени как-то погас на картине, и ему все не нравилось. Он критически смотрел на свою работу и не находил уже той прелести, которая, казалось, лилась из картины каких-то полчаса назад. Сразу пропало желание работать. Кисть, которую он взял в руку, замерла неподвижно. Он бросил ее и нервно закурил.
Ну, какая же эта дрянь навязчивая. Он отдал ей все свободные деньги, помог ей с устройством на квартиру, а ей все мало, раздражаясь все больше и больше, думал он. Нужно рвать с ней окончательно. Ему хотелось просто убить ее. Что там она лепетала? Умираю, приезжай? «С чего это вдруг молодая, здоровая баба умирает? – ехидно подумал он. – Надо же такое придумать? Не мытьем, так катанием хочет его захомутать. Не дай бог, до жены дойдут слухи».
Он стал нервно ходить взад и вперед по мастерской. Черт возьми, сколько ей заплатить, чтобы от нее откупиться? Денег сейчас нет, но сданы две картины на продажу. Правда, жена знает о них и ждет пополнения бюджета. «Ну какой же я дурак, – ругал себя Вячеслав Иванович, – зачем я связался с этой дурой? Что-то она там шептала о смерти, – опять вспомнил он».
Достав мобильник, он снова набрал ее номер. Он злился и снова и снова набирал номер. Молчание. Вдруг ему стало страшно. А если там что-то произошло? Может, муж приехал и избил ее до смерти? «Боже мой! – в ужасе подумал он. – Что скажут хозяева?». Ведь квартиру снимал он через друзей.
Он выскочил на лестницу в рабочем халате и, только закрывая мастерскую, вспомнил, что не переоделся. Вернувшись, он постарался успокоиться. Переоделся, сел за стол и выпил кофе с пирогом. Манюня даже не окликнула его, чтобы не мешать ему работать, с благодарностью и нежностью подумал он о дочери. И снова разозлился на себя, на эту…
Усилием воли отбросив мысли о ней, он более или менее спокойно спустился, сел в машину и поехал на квартиру к любовнице. На звонок в дверь никто не отозвался. Он достал свои ключи, вошел в зал и увидел ее, лежащую на диване. Вокруг валялись таблетки и упаковки от них. Лицо ее было белее простыни. Он не стал ничего трогать, вызвал скорую помощь и удрученно стал ждать ее приезда на кухне.
Эммануил сидел в своем саду и прикидывал план действий против врагов Жана. Вдруг он увидел взъерошенного и какого-то взмокшего кота. Приглядевшись повнимательнее, он узнал в нем Мурзика. На шее кота он увидел веревку и записку. Эммануил быстро встал и подошел к коту. Тот и не собирался убегать. Он стоял и смотрел невозмутимыми зелеными глазами на Эммануила.
Эммануил взял кота на руки и понес на кухню. Там он достал ножницы, срезал веревку и, не распечатывая записку, налил коту в миску молоко, в другую положил несколько кусочков мяса. Только после этого Эммануил открыл записку и прочитал ее содержание:
«Мы в Сибири конца XIX века. Простите нас, и, умоляем, ждите. Мы вас очень любим. Трое утопленников.»
Содержание записки буквально ошарашило его. Подчерк ему был не знаком. Эммануил поднялся и прошел в кабинет Льва. Там в пиджаке генерала он нашел органайзер. Сравнив подчерк, он понял, что записку писал Лев Сергеевич.
Эммануил пошел взглянуть на кота. Тот пригрелся на террасе и мирно спал. Записка адресована хозяйке. Следовательно, ее нужно доставить по назначению. Но прежде необходимо узнать, чем заняты наши враги. Все эти мысли мгновенно промелькнули в голове Эммануила.
Он достал свой телетранс и запросил информацию на однопланетников. Увидев их, лежащими на кровати с безобразно гноящимися ранами, Эммануил мысленно поблагодарил соседа за облегчение своей работы. Затем дал команду аппарату перенести его к Наталье. Он очутился возле них на главной улице Берна.
Они сидели в кафе на улице и пили кофе, а маленький Жан лизал мороженное. Увидев Эммануила, сидящего за соседним столом, ребенок, забыв спросить разрешения выйти из-за стола и бросив мороженное, подлетел к своему любимому наставнику. Эммануил схватил его на руки и подбросил. Наталья уронила чашку с кофе себе на платье, обожглась, вскочила и подбежала к ним.
Со спины она не узнала Эммануила и страшно испугалась за внука. Лика, ничего не понявшая, застыла с чашкой на весу, не донеся ее до рта. Но тут Наташа ахнула и села за чужой столик.
– Господи, Эммануил, – вскрикнула она, – как ты нас напугал! Как ты здесь очутился?
Эммануил взял Наталью под руку, и они вернулись за столик к Лике. Он рассказал им о коте Мурзике и удивительной записке. Лика с интересом изучала написанное. Наталья не могла во все это поверить, но факт оставался фактом. Это был подчерк Льва.
– Мне кажется, – сказал Эммануил, – вам следует написать ответ, а я переправлю его с Мурзиком. Попробуем, по крайней мере, заключил он.
Женщины пригласили Эммануила на виллу и после обеда уселись писать записку.
«Дорогие наши горячо любимые! Возвращайтесь как можно скорее. Нам без вас очень грустно, мы с нетерпением ждем встречи. Очень вас любим, целуем. Наталья и Лика». Маленький Жан написал печатными буквами «И Жан», а Эммануил добавил: «и Эммануил с Мурзиком».
Вечером, погуляв со всей честной компанией по Берну, Эммануил вернулся в Подмосковье. Мурзик так и лежал на террасе, даже не изменив позы. Эммануил накормил его до отвала, напоил молоком и привязал записку на ленточке. Мурзик потерся о его руки и юркнул в сад.
Жан с Юрой доили корову, а Лев наблюдал за этим с интересом. Корова была смирной, и Жан спокойно доил ее, Юра же придерживал животное для страховки. Он взглянул на ехидно смотревшего на них Льва и предложил:
– Лев Сергеевич, Вы бы пока мы возимся с коровой, подоили коз, а то одна из них уже просто лопается от молока.
– Вот сам и дои, – ответил Лев, – а я займу твое место.
Внезапно к ведру, в которое сдаивали молоко, подошел кот и уставился на Жана. Жан, увидев его, дернулся, и корова больно лягнула Юру. Тот отскочил и с недоумением уставился на Жана, который, оставив корову, схватил кота и стал что-то отвязывать у него с шеи. Лев бросился к Жану, и они, бубня что-то нечленораздельное, обнялись и заплакали. Юра ошарашено смотрел на друзей: что это с ними?
– Что происходит, господа? – спросил он у них.
Жан подал ему отвязанную от кота бумажку. Юра прочел:
«Дорогие наши горячо любимые! Возвращайтесь как можно скорее. Нам без вас очень грустно, мы с нетерпением ждем встречи. Очень вас любим, целуем. Наталья и Лика. И Жан. И Эммануил с Мурзиком».
Юра был в шоке. Что это? Откуда? Подчерк Лики и маленького Жана, и еще чей-то.
– Мурзика, – весело сказал Жан.
– Юра, посмотри повнимательнее на кота, – попросил Лева.
Юра уставился на кота и признал в нем того негодяя, который поцарапал его сына.
– Вот этот «негодяй», – сказал Лева, поглаживая кота, – стал нашим почтальоном. Он отнес нашу записку Наташе и Лике и принес нам их ответ.
Лева посмотрел на Льва с подозрением, как на больного. Но записка была написана Ликой и дополнена его сынулей.
– А где вы вообще взяли этого «почтальона»? – с подозрением спросил он. – Он что плыл вместе с нами?
– Да нет, – ответил Жан, – он нашел нас здесь и предложил свои услуги. Мы ими воспользовались. Только и всего.
– Интересно. Что-то я не помню его появления и предложения оказывать нам свои услуги, – не унимался Юра.
– Спать надо меньше! – отбрил его Лев. – Думай лучше, что напишешь жене и сыну, а мы пока покормим и устроим на отдых нашего замечательного почтальона, – добавил он.
– Вы что, надо мной издеваетесь? – обиделся Юра. – За дурака держите?
– Юра, – вмешался Жан, – ты что, не узнаешь подчерк жены?
Юра взволнованно ходил взад и вперед, обхватив голову руками.
– Это невероятно, невероятно, – твердил он.
– Тебя что, заклинило? – разозлился Лев. – Невероятно, что ты здесь, в прошлом своей страны и даже не Москве, а в Сибири. Или это, по-твоему, в порядке вещей? А вот Мурзик – это что-то запредельное. Проанализируй все факты, а не только факт получения письма.
– Но это невероятно, – сказал Юра и вдруг добавил, – а давайте тогда отправимся за котом, и, может быть, он нам укажет дорогу домой?
– Это невероятно, – засмеялся Жан, – но ты подал неплохую мысль.
– Нужно как следует подлизаться к Мурзику, – предложил Юра. – Наловим ему рыбки, накормим, напишем письмо и проследим, куда он с ним пойдет.
– Действительно. А ведь мы не разу не ловили рыбу в озерах, – заметил Жан. – Давайте поищем в доме сети или сочки, или сами соорудим удочки.
Работа закипела полным ходом. Юра выломал три удилища, привязал к ним нитки с червяками. Жан с Левой соорудили небольшой сочок из сетки, которая нашлась в сенях. Оставалось только наловить рыбки, и друзья отправились к озеру. Мурзик гордо шествовал впереди. Можно было подумать, что он прожил здесь всю свою кошачью жизнь и знает здесь все тропинки. Он привел их к озеру и уселся на берегу.
Юра установил и закинул удочки, а Жан и Лев закрепили сочок. Первым поймал большого налима Юра и бросил его коту. Но Мурзик никак не мог к нему подобраться. Рыба била хвостом и была явно великовата для кота. Пришлось ее слегка оглушить и разложить дар перед Мурзиком.
Лева вытащил сочок и обнаружил в нем около десятка мелких рыбешек. Вот им Мурзик обрадовался несказанно. Он с ними сначала играл, а потом потихоньку проглатывал.
Но вдруг что-то произошло. Небо потемнело, и на озере начался водоворот. На середине озера появилось невероятной величины чудовище. Трое мужчин, как зачарованные, смотрели на него.
– Несси, – прошептал Лев.
О проекте
О подписке