Родителям моим посвящается

Из жизни ленинградской коммуналки

Повесть

Глава 1

Софья Сергеевна Арсеньева проснулась, открыла глаза и уставилась в потолок, давно не беленный, перевела взор на окно, за которым серело ленинградское небо, на тучи, готовые пролиться на головы горожан, и поняла, что ей не хочется вставать, не хочется начинать новый день, вообще ничего не хочется. Именно сегодня, когда ей стукнуло пятьдесят лет, ей стало совершенно ясно, что жизнь прожита зря, что она устала жить среди этих чужих людей, бороться с их хамством, невежеством, грязью. Ей все безумно надоело.

Ну почему на ее долю выпало столько горя? Мамочка умерла, рожая ее, и она всегда считала себя виновницей ее смерти.

Папочка, любивший жену и так и не женившийся больше, отдавал всю свою любовь дочери, несмотря на трудную морскую службу. Он ведь был не простым моряком, а адмиралом русского флота. Он погиб от рук анархистов.

Сергей Александрович Арсеньев встретил революцию с надеждой на лучшие времена для русского народа, которому он всегда искренне сочувствовал. Народу талантливому, но совершенно бесправному, подвергнутому бесчеловечной эксплуатации.

Почти сразу после революции адмирал освободил три комнаты из занимаемых его семьей семи, чтобы поселить в них семьи портовых рабочих.

Молоденькая Софья полностью разделяла взгляды отца, стараясь создать для этих людей самые хорошие условия. После гибели своего жениха на фронте Первой мировой войны она хотела всю себя отдать служению своему народу, своей стране.

Девушка с радостью устраивала быт дорогих соседей, помогала им возиться с детьми, учила детей грамоте, музыке, этике.

Соседи, казалось, платили ей тоже своим добрым расположением к ней.

Тут следует познакомить читателей с этими людьми.

Итак, адмирал Арсеньев добровольно создал из части занимаемого им дома коммунальную квартиру, предоставив свою площадь людям, которым практически не было где жить.

Семья Демьяновых: Ипполит Николаевич и Елена Анатольевна были первыми поселенцами в его квартире. Елена была в положении и очень тяжело переносила беременность.

Софья, окончившая Смольный институт благородных девиц, а теперь работающая в Смольном машинисткой, имевшая неплохие познания в медицине и в акушерстве, в частности, старалась использовать все свои знания для облегчения участи Елены.

Самая большая комната была отдана семье слесаря Воротникова Семена Васильевича. У них с женой Верой уже имелся годовалый сыночек – Володя. Заниматься этим ребенком для Софьи было большим счастьем.

В третьей комнате разместился инженер Соловьев Павел Матвеевич. Он жил один. У него признали туберкулез. Он страдал жуткими приступами кашля и невероятной слабостью. Но человеком он был прекрасным, а главное – талантливым инженером. К сожалению, он прожил всего семь лет после переезда в квартиру адмирала.

Последние дни своей жизни Павел Матвеевич нуждался в постоянном уходе. В качестве помощницы он пригласил свою дальнюю родственницу Зою, то ли племянницу двоюродного брата, то ли его падчерицу. После смерти Павла Матвеевича Софья помогла девушке прописаться и получить комнату родственника.

Именно эта девица стала первой головной болью Софьи и других соседей.

После гибели отца Софья всю свою любовь отдала детям соседей: дочери Елены и Ипполита, умершего, когда девочке было всего три годика, Нине и сыну Воротниковых – Володе.

Софья учила их грамоте, иностранным языкам, которыми она владела в совершенстве (французскому, английскому и немецкому, не столь безукоризненно она владела испанским и итальянским), музыке, танцам, этике, рисованию.

Человеком Софья была всесторонне развитым. Она сочиняла стихи, музыкальные пьесы, прекрасно рисовала и замечательно танцевала, прекрасно владела машинописью.

Дети ее обожали. Она была крестной матерью Нины, поэтому переживала за девочку не меньше Елены, особенно после смерти главы их семейства.

Успехи детей радовали ее чрезвычайно. Особенно впечатлял своими способностями маленький Владимир. Он схватывал все налету, прекрасно осваивал языки, и они с Софьей могли часами разговаривать на французском, читать вместе книги на английском и немецком. Мальчик был просто влюблен в свою молодую и красивую наставницу. Он старался ни в чем не разочаровывать ее. На половине Софьи он находился значительно больше, чем в комнате родителей.

Но шли годы, и Нина буквально выскочила замуж за простого рабочего парня, с которым познакомилась на танцах.

Иван Рябов не вызывал симпатии ни своим внешним видом, ни тем более манерами и поведением. Он любил выпить, покуролесить, неприлично сквернословил и считал, что таких буржуев, как Софья, следует ссылать на каторгу. Хотя на свадьбу своей крестной дочери эта «буржуйка» преподнесла молодым царский подарок – она освободила свой музыкальный салон, перевезла рояль в кабинет отца и подарила им комнату.

Однако Ивану Рябову этого было мало, он постоянно твердил своей жене, что «старуха» могла бы отдать им после рождения дочери Марии свою спальню. При этом он не стеснялся в выражениях, называя Софью то недорезанной буржуйкой, то старой ведьмой, а чаще и еще изощреннее.

К десяти годам его дочь Мария тоже считала Софью вредной старухой и вместе с отцом и соседкой Зоей всегда выступала против Софьи Сергеевны. И это несмотря на то, что именно Софья помогала бабушке Елене и ее матери Нине, материально поддерживая их семью.

Елена Анатольевна постоянно ссорилась с зятем и внучкой из-за их неблагодарности. Она говорила им, что всем хорошим в жизни их семья обязана Софье. Иван Рябов при этом заявлял:

– Вот потому вы и потратили на эту буржуйку в качестве домработницы всю свою жизнь.

– Я делаю это с радостью, из любви и благодарности к Софье, видя, как много она работает и как старается облегчить и украсить жизнь других людей.

Вот в такой обстановке и встретила свой юбилей Софья Сергеевна Арсеньева в мае 1941 года.

Следует заметить, что ее крестная дочь Нина как-то отдалилась от нее. Да и сама Софья тоже не стремилась к прежней близости. Муж Нины вызывал в ней чувство жалости к крестнице, хотя она никогда ничего не говорила Нине по поводу ее мужа.

Елена Анатольевна очень переживала за дочь, за ее неблагодарность и черствость по отношению к Софье. Сама она, не считаясь, оказывала услуги Софье: мыла квартиру в ее очередь, ходила за продуктами для соседки, часто готовила ужины и обеды для нее. Зять кипел от злости.

– Что твоя мать, – говорил он Нине, – крепостная у этой барыни?

Но Елена резко обрывала подобные разговоры.

Итак, приказав себе собраться и не распускать нюни, Софья поднялась и вышла на общую кухню, где Елена Анатольевна уже пекла ее любимый пирог по случаю дня рождения. Здесь же крутилась и Зоя.

Дня три назад Зоя жарила рыбу, а стол с остатками муки, в которой она рыбу обваливала, так и стоял грязным.

– Зоя, вам не кажется, что после приготовления рыбы стол следовало вымыть незамедлительно? Иначе у нас на кухне заведутся тараканы! Возможно, лично вас это не пугает, но позволю себе заметить, что вы живете не в отдельной квартире, а в коммунальной, где кухня у соседей, к сожалению, общая. Это обязывает всех нас соблюдать неизменно чистоту и порядок.

Софья не смогла сдержать себя и сделала это замечание соседке, прекрасно понимая, что та не станет прислушиваться к ее словам.

Елена тут же поддержала соседку.

– Кстати, – сказала она, – хочу вам напомнить, милая, что вы забыли вымыть полы, хотя ваша очередь уже на исходе.

Неряшливая Зоя, растрепанная, в старом рваном халате, огрызнулась:

– Когда будет время, тогда и вымою.

– Нет, дорогая соседка, – строго сказала Софья Сергеевна, – вы сделаете это сегодня же, иначе мы будем вынуждены обратиться в жилищную комиссию с просьбой лишить вас занимаемой площади. И еще, приглашая к себе на ночь мужчин, ведите себя тише воды, ниже травы, иначе за аморальное поведение вас могут попросить не только квартиру оставить, но и выехать из города.

Сказав это, Софья Сергеевна вышла из кухни.

– Сволочь! – вслед ей сказала Зоя.

– Прекратите! – оборвала ее Елена Анатольевна. – Учитесь жить по-человечески, – добавила она и тоже ушла в свою комнату.

– Вот жабы старые, чтобы вы сдохли скорее! – пробурчал Зоя, но быстро наполнила ведро водой и принялась мыть полы.

Войдя к себе, Софья постаралась сбросить с себя всю грязь коммунальных склок, но сегодня ей это никак не удавалось.

Она вдруг увидела себя в осеннем Биаррице.

Атлантический океан, его прозрачные, изумрудные волны, яркое синее небо и чувство невероятного счастья. Какое это было доброе и светлое время!

Первая любовь, первый поцелуй. Андрей – чудный принц! Всегда доброжелательный, подтянутый, неизменно вежливый со всеми.

Она увидела его, преклонившего колено и протянувшего ей букет чайных роз. Глаза его искрятся любовью и лаской, голос взволнованный.

– Будь моей женой, Софья! – торжественно произносит он.

И она отвечает:

– Я согласна!

В тот день состоялось их обручение.

А потом – Первая мировая война! И их мечтам не суждено было осуществиться.

Судьба баловала ее совсем недолго.

Итак, в квартире Арсеньева появилась дружная оппозиция Софье в лице Ивана Рябова, его дочери Марии и соседки Зои.

Елена Анатольевна всей душой любила свою соседку и поддерживала ее. На стороне Софьи всегда была семья Воротниковых, сын которых вообще за Софью готов был свою жизнь отдать.

В середине июня в квартире разгорелся нешуточный скандал.

Вернувшаяся раньше времени с работы Нина застукала в своей постели Ивана в объятиях Зойки. При этом наглая соседка без стеснения заявила:

– Мы с Иваном намерены пожениться. У нас скоро будет ребенок. Так что бери свою дочку в охапку, вали из этой комнаты к своей суке-мамочке!

Всего-то и делов: «Вали отсюда!».

Всегда сдержанная Елена Анатольевна, вышедшая на крики из своей комнаты, схватила швабру и ударила ею Зойку по голове. Та упала и взвыла от боли:

– Что ты стоишь, Иван, огрей эту старую сволочь и вышвырни ее из нашей комнаты!

Но Иван повел себя явно не по-рыцарски. Он наклонился к все еще лежащей на полу любовнице и врезал ей что было мочи в скулу. Та завизжала, как недорезанная свинья, а он прохрипел:

– Заткнись, паскуда! У б…! Не дождешься! Не верь ей, Ниночка! – взмолился он, встав перед женой на колени. – Эта сука ко мне сама в постель залезла. Неужели ты думаешь, мне такая б… нужна?

Нина стояла белая как мел. Она плюнула мужу в лицо и вышла, не сказав ни слова.

Пришедшая во время скандала из школы Мария с ужасом наблюдала эту сцену.

– Доченька! – бросился к ней Иван. – Я никогда вас с мамой не брошу. Не слушай эту тварь! – И он пнул лежащую на полу Зойку.

– Ты мне больше не отец! – со слезами на глазах ответила дочь.

Появившаяся на шум Софья Сергеевна усадила на стул Елену, еле стоявшую возле поверженной Зойки, налила ей воды и заставила женщину выпить ее. Затем она обратилась к Зое.

– Вставайте! Неужели вам не стыдно?! – спросила она, с презрением обращаясь к Ивану. – Даже своей дочери не постеснялись!

Иван вдруг опустил голову и заплакал.

– Да, я подонок! Простите меня, Софья Сергеевна!

Софья ничего не ответила, она обняла Елену и повела ее к себе. Мария выбежала за ними.

Избитая и оплеванная Зойка поползла к своей комнате.

В гостиной у Софьи с Еленой началась истерика. Софья дала ей валерьянки и приготовила по чашке чая.

Успокоившись, Елена сказала:

– Соня, я больше не в силах смотреть на все это! У меня нервы не выдерживают.

– Ты давно знала об их связи? – спросила та подругу.

– Да! – с горечью ответила Елена.

– Почему не поговорила с ним? Он же твой зять!

– Я не знала, как ему сказать. Боялась сорваться и влепить ему пощечину. Моя бы воля, я бы его на порог не пустила!

Софья задумалась: «Как все по́шло! Лучше уж всю жизнь быть одной, чем окунуться в такую грязь».

В комнату беззвучно вошла Нина. Она подошла к Софье и сказала:

– Простите меня, тетя Соня. Я знаю, какую боль причинила вам тем, что так отдалилась от вас. Причина здесь одна. Мне всегда было стыдно за мою семью перед вами. Но теперь я, наконец, свободна! Завтра же я подам на развод. Хочу заниматься музыкой! Вы мне поможете?

– Конечно, Нинок! – ответила Софья.

Нина подошла к матери и стала целовать ее волосы, лицо, руки.

– Прости меня! Я молчала во время ваших ссор, потому что боялась опуститься до его уровня и сказать что-нибудь гадкое.

– Господи! Неужели ты услышал мои молитвы? – сказала мать. – Сонечка, – обратилась она к своему самому близкому человеку. – Что бы мы без тебя делали? Я так благодарна Богу, что он послал нам тебя!

– Да брось ты, Елена! – сказала Софья.

В дверь постучали, и робко вошла Мария.

– Можно мне к вам?

– Заходи! – приветливо ответила хозяйка. Она быстро поставила на стол еще две чашки, печенье, сухофрукты и пригласила всех к столу. Женщины так и просидели в ее комнате до самой ночи.

А через день началась война.

Глава 2

Иван Рябов, выйдя из дома, не разбирая дороги побрел куда глаза глядят. На сердце было так тяжело, что он не находил себе места. Впервые в жизни он узнал, как может болеть душа, о присутствии которой он и не подозревал ранее. Сейчас он внезапно понял, что жить без семьи просто не сможет. Ему было нестерпимо стыдно перед женой и дочерью, перед тещей, которая не любила его, и он знал об этом. Но более всего ему почему-то было стыдно перед Софьей Сергеевной. С чего это, он и сам не мог понять.

Когда она вышла на кухню и с нескрываемой брезгливостью взглянула на него и эту гадину, его как будто кипятком окатили.

«Какое мне дело до ее мнения обо мне, она всегда меня презирала, – старался он успокоить себя. – Подумаешь, судья! Плевать я хотел на ее взгляды и слова!»

Но всем сердцем он чувствовал, что все это никому не нужная бравада, что он старается обмануть себя самого, что, несмотря на все гадости, которые он говорил о ней, нет на свете женщины более достойной уважения, чем она. Ему вдруг вспомнились все слова, которые он говорил о ней вместо благодарности за ее заботу о них, и он ощутил себя животным, омерзительным и ничтожным перед ее благородством, ее простой любовью к ближнему. Как эта чужая вроде бы женщина отдавала свое, чтобы им жилось лучше, устраивала им праздники, учила всему прекрасному детей, радовалась их счастью и успехам.

Именно это ее благородство и превосходство перед невежеством вызывало в нем ревность и ненависть за свою неспособность испытывать столь высокие чувства.

Он вдруг осознал это и содрогнулся от этого. «Да, в ее присутствии я ощущал себя пигмеем и старался мстить ей за ее благородство. Но она даже этого не замечала и платила постоянным желанием помочь».

Он не узнавал себя. «Что со мной?» – задавал себе вопрос, потрясенный этими мыслями Иван.

На кон была поставлена судьба его семейной жизни, а он думал о своем ничтожестве по сравнению с этой недосягаемой женщиной. Он даже был не в состоянии обругать Софью каким-нибудь скверным словом.

«Но ведь я мог бы добиться ее уважения, жить по ее принципам, даже дружить с ней.

Стараться жить по богоугодным принципам, как живет она, – поправил он себя. – Ведь моя жена, моя любимая жена, просто боготворит ее. Как она страдала от моих слов о ней! Я же знал это, но старался ее и тещу уязвить, позлить и делал все им назло. Вот ведь где корень моего падения. Как же я не понимал, что жене просто стыдно за меня, что именно поэтому она отгородилась от дорогого ей человека.

А я и рад был. “Моя взяла! Я победил!”

Но я проиграл. Жена презирает меня, дочь отказалась от меня.

Господи, хоть Ты не оставь меня грешника!» – взмолился он.

Ему было так горько, хоть в петлю лезь. Но все же на него сошло просветление. И это был шанс начать все сначала. «Да, это шанс стать человеком», – решил он.

Домой пока возвращаться нельзя. Поехать бы к матери в Сестрорецк, но денег на билет нет.

Размышляя таким образом, он огляделся вокруг и обнаружил, что сидит во дворе своего бывшего одноклассника Федора, с которым дружил в школе. «Вот кто может меня выручить», – подумал Иван и решительно направился к знакомой квартире.

Ему открыл сам Федор. Он так искренне обрадовался его приходу, что Ивану стало даже стыдно за то, что он столько лет не заходил к другу.

«Если бы ты знал, друг, – пришло ему внезапно в голову, – какой скотиной я стал, наверное, и руки бы не подал».

Федор провел его сразу на кухню, угостил чаем с бутербродами и сам предложил ему остаться у него ночевать.

– Мама на даче, – рассказывал Федор. – Куда тебе идти на ночь глядя, тем более после ссоры с женой.

– Слушай, а ты не мог бы мне помочь на даче забор поправить, а то я все маме обещаю, а дел на работе по горло и один за выходной я с этим делом вряд ли управлюсь. Может, махнуть нам вместе на дачу в выходной.

– С удовольствием, – радостно согласился Иван тому, что все так здорово у него устраивается.

– А ты, – сказал он другу, – отнесешь письмо моей Нинке? Я сегодня за ночь напишу ей, какой я гад, и пусть решает, что со мной делать.

– Да само собой, нет вопроса! – обрадовался хозяин. – Я ей расскажу, какой ты замечательный человек, – довольный, что Иван согласился ему помочь, говорил Федор.

– Вот это не надо! – грустно попросил Иван.

Друзья еще часок поболтали, вспомнили всех одноклассников и разошлись по комнатам. Зал и диван были отданы в распоряжение Ивана, а сам Федор улегся в комнате матушки.

Утром друзья отправились на вокзал и, приехав на дачу, быстро восстановили повалившийся забор.

Анастасия Ивановна – мать Федора – наготовила мужикам котлет, напекла пирогов и усадила за стол.

Федор предложил выпить пивка за то, чтобы забор хорошо стоял, но Анастасия Ивановна сказала, что забор пивом не обмывают, что по такому случаю не грех выпить по сто грамм водочки.

Дружно подняли стопки, но дверь дома внезапно распахнулась, и вбежала соседка Маруся.

– Анастасия Ивановна! – выкрикнула она. – Война началась! По радио объявили.

Поднялась суматоха, женщины плакали, а мужчины помчались на станцию, чтобы успеть попасть в военкомат.

Глава 3

Нина, как и обещала, написала заявление в суд на расторжение брака с Иваном. Поскольку день был выходной, то идти в суд она решила завтра с утра.

Софья Сергеевна посоветовала ей все же подумать получше, прежде чем окончательно рвать отношения.

– А чего думать-то? – сказала Нина. – Вот и ночевать домой не явился, значит, продолжает где-то гулять. Сколько можно терпеть? Нет, я уже давно все обдумала. Не хочу в этой грязи жить дальше.

Зойка из своей комнаты вообще не выходила. После того как Иван двинул ей по лицу, у нее оно все распухло. Голова болела так, что никакой аспирин не помогал. Она обмотала голову мокрым полотенцем и старалась лежать неподвижно, но боль не утихала. Ее душила обида, боль, злоба. Злоба на всех, на эту неудавшуюся жизнь, на недоумка-алкаша соседа, так по-свински обошедшегося с ней, на его тварь жену, на старую ведьму, тещу этого ублюдка, на всех мужиков вообще, имевших ее, но не желавших жениться на ней.

От таких мыслей голова просто разламывалась.

Ее мутило. Она кое-как поднялась с постели, налила из графина стакан воды, добавила ложку клюквенного варенья. Выпила. Ее вырвало тут же прямо на пол.

Крадучись, она пробралась в кухню, набрала ведро воды, чтобы вымыть комнату. Кое-как вымыла, и ее тут же снова вырвало.

Что делать? Сил никаких нет.

Она снова вымыла пол и опять все повторилось. Запах выполз из ее комнаты и распространился по квартире. Несчастная Зоя схватила одеколон и стала поливать полы в коридоре. Получилось еще хуже. Женщина опять набрала чистой воды для мытья полов, но новый приступ рвоты не дал ей осуществить задуманное. Тогда Зоя уселась на пол и завыла от досады, боли и приступов рвоты.

Софья задремала лишь под утро, проснулась от непонятных звуков и отвратительного запаха.