NYC

Влюблённость сложно утаить. Она проявляется во всём – в блеске глаз, поведении и каком-то неописуемом состоянии внутреннего спокойствия и благодати. Издали приметны проявления нежной страсти и увлечения женщины. Она как-то по-особенному общается, ведёт и ощущает себя в пространстве. Расцветает. Да, словно райский цветок, принимает совершенно иные краски, формы и даже содержание. Прислушайтесь, как разговаривают любящие девушки и женщины. Их тембр голоса всегда принимает новые обертоны, органично вибрирующие в воздухе. Влюблённая женщина никуда не спешит, не волнуется и не будет повышать голоса, доказывая кому-либо что-либо. И ей совсем не обязательно постоянное присутствие любимого человека рядом. Даже на огромном расстоянии она ощущает его в этом мире и словно связана с ним невидимой нитью. Эта нить может отдалиться или запутаться, но никогда не оборвётся. Они едины.

Кажется, Антон Павлович Чехов говорил: «То, что мы испытываем, когда бываем влюблены, быть может и есть наше нормальное состояние. Влюблённость указывает человеку, каким он должен быть». И Полина наслаждалась своим преображением, этим состоянием души. Она ходила по квартире, готовила себе чай, садилась за компьютер, шла на службу и одновременно испытывала огромную любовь к Борису. В тот момент он мог быть где удобно и с кем угодно. Это не имело для неё никакого значения. Борис, скорее всего, и не предполагал, насколько он важен ей, и жил своей обыденной жизнью. В то время Поля, наслаждалась приятным теплом исходящим изнутри, и это лучшее, что ей когда-либо доводилось испытывать.

В театре балерина даже не пыталась скрыть своего состояния. Это было просто невозможно. Вдохновлённая и окрылённая она репетировала, танцуя всем своим существом и открытым сердцем.

Утренний урок Анатолий Васильевич вёл в очень медленном темпе.

– Следите за точностью каждого движения. Медленнее, ещё медленнее отводим руку в сторону и смотрим не на себя в зеркало, а поверх кисти, вдаль, на зрителей. Постарайтесь вообще не смотреть на себя сегодня. А то у нас не труппа, а рота Буратинчиков, с застывшим взглядом в одну точку. Следите за собой внутренним взглядом. Позвольте телу, как раньше, в школе, вспомнить и выполнить каждый нюанс. Plié, и отдыхаем. Работаем осознанно! – полусерьёзно, полушутя комментировал педагог. Упражнения следовали одно за другим, и рабочая атмосфера направила Полину в привычное русло.

– Аdagio. Комбинация элементарна. Выразительно демонстрируем свой красивейший подъём ноги – cou-de-pied, ведём в сторону колено, поднимая passé^[29], и выпрямляем ногу dèveloppé^[30] вперёд. Держим ногу высоко перед собой, стабильно и долго. Наслаждаемся работой мышц, пока пианист сыграет две медленные фразы. Затем повторяем комбинацию в сторону и назад. Поворот и без паузы выполняем упражнения с левой ноги. Расслабимся и растянемся позже. – И, повернув голову к аккомпаниатору, мило попросил: – Сыграйте, пожалуйста, самую красивую мелодию, которую только знаете. По-другому нашим борцам не выстоять.

Аккомпаниатор выразительно заиграла лирически медленное Adagio из второго действия балета «Жизель».

Полина стояла как железобетонная. Влюблённость её не только окрыляла, но и придавала неведомые прежде силы. Это было просто невероятно. Она как вкопанная, неподвижно стояла высоко подняв перед собой прямую ногу и сердцем вытанцовывала все звуки музыки. С каждым тактом мелодии энергии становилось всё больше, и она плавно, по миллиметру, поднимала ногу всё выше и выше.

* * *

– Свежо выглядишь сегодня и славно на уроке поработала. Отдохнула за выходной, набралась сил?

В дверях зала репетиций Полину встретила Наталия Викторовна, и, не дожидаясь ответа солистки, продолжила:

– У меня для тебя шикарная новость.

Полина смотрела на руководителя пустым взглядом, пытаясь предугадать, что та собиралась ей сообщить.

– Проводи меня к кабинету, – добавила ты таким тоном, не предполагающим возражений.

Женщины молча дошли до кабинета руководителя труппы. Наталья Викторовна театрально распахнула дверь, царственно вошла первой и села за рабочий стол. Полине не было предложено присесть, и балерина, как школьница, продолжала стоять посередине комнаты. Наталья Викторовна, словно обдумывая слова, молчала. Затем улыбнулась и радостно сказала:

– У тебя ровно сутки собраться и улететь в Нью-Йорк.

– Нью-Йорк? – переспросила Полина.

– Да, Нью-Йорк. Ты разве не рада?

– Что вы, напротив, очень рада, только всё это так неожиданно. Почему Нью Йорк, зачем, с какой целью, что я там буду делать?

– Их престижный гала-концерт^[31] под угрозой. Кто-то заболел, у кого-то непредвиденные обстоятельства. Я не уточняла. Мне позвонили рано утром и попросили прислать хорошую солистку. Так ты согласна, летишь или мне посылать Руту? Решай быстрее. Надо срочно покупать билеты.

От неожиданного поворота судьбы Полина была ошарашена. Она была в замешательстве. С одной стороны, буквально вчера наконец-то и как-то началась складываться её личная жизнь, с другой стороны – главная площадка Америки и возможность танцевать там были непомерно важнее. Решение было принято быстро и безоговорочно.

– Да, я лечу. Конечно. Разве могут быть сомнения?

– Вот и здорово, иди переодеваться, а затем зайди ко мне. Оговорим детали.

* * *

До вылета оставались неполные сутки. Полина впопыхах успела собрать свои костюмы, пуанты, всё то, что ей понадобится на сцене и за сценой. Обдумать, какие личные вещи ей пригодятся в Америке, времени и внимания не хватало. Она упаковала в чемодан традиционную для путешествий одежду и, лишь выходя из квартиры, вспомнила, что, вероятно, после концерта будет приём и ей понадобится вечернее платье. Шёлковый красный комбинезон в пол и шпильки – беспроигрышный вариант. Она быстро вбежала в спальню достала из шкафа необходимое и просто запихала праздничную одежду в чемодан.

Внизу уже дожидалось такси. До полёта оставалось совсем немного. Полина волновалась как бы успеть и не опоздать. Лишь тогда, когда она увидела здание аэропорта, подумала, что следует написать Борису. Их отношения пока не были так близки, чтобы сообщать ему о перипетиях своей жизни, но и уехать не попрощавшись, тоже было не в её стиле. Она быстро приняла решение написать исключительно дипломатично, без ярко выраженных эмоций. Текст сообщения получился такой:

«Борис, добрый день. На некоторое время улетаю на гастроли в Америку. Мне очень жаль, но увидимся не скоро. По возращении напишу. Полина»

До самых посадочных ворот она вновь и вновь просматривала экран телефона, но ответное сообщение так и не пришло. Подходило время отключить связь, отдалиться и перенестись далеко во времени и пространстве.

* * *

В Нью-Йорке было холодно. Дул пронизывающий северный ветер, и небоскрёбы Манхэттена продувались со всех сторон. От холодящих кровь порывов «норд винда» не было куда укрыться. Остров практически замер.

В такие дни, как сегодня, город, который никогда не спит, наиболее точно отображал своё истинное лицо. С одной стороны, это центр культуры и бизнеса, задающий тон всему миру, а с другой – вероятно, самый жёсткий и безжалостный мегаполис на планете.

Основные культурные события, если не зарождаются здесь, так обязательно должны быть хоть раз представлены публике. Если творишь и стремишься покорить мир – единственная дорога тебе в Нью-Йорк. Ты просто обязан показать и представить себя в этом месте. Безусловно, лучше всего это сделать в Линкольн-центре или Карнеги-холле, и, если повезёт, колумнист из «The New York Times» напишет о тебе несколько строк положительного отзыва. Тогда безусловно – слава, почести, финансовый успех практически у тебя в кармане. Такие истории свершаются. Правда редко, даже очень, но они есть.

Все, кто ценят свои дарования и способности, стремятся как можно быстрее попасть в этот город и получить свой счастливый билет. Таланты надеются встретить нужного человека, мецената, покровителя. Хоть кого-нибудь, кто поможет продвинуться по ступенькам славы. Да даже уже признанным артистам, труппам и театрам, таким как Большой или Мариинка, тоже необходимо хоть раз в год приезжать сюда и ещё раз танцевать «Лебединое озеро» или «Спящую красавицу», доказывая миру и себе, что они достойны первой десятки ведущих балетных трупп мира. У лучших оркестров тоже своя политика. Всем известно о мастерстве и профессионализме Венского или Берлинского симфонического оркестра, но и они так же регулярно приезжают на неделю в Карнеги-холл, зал с лучшей акустикой в мире, и по два раза на день исполняют свои лучшие программы. Приходите, слушайте, наслаждайтесь, оценивайте. У всех и вся своё лицо, и его следует держать!

У Нью-Йорка, частью которого ежедневно стремится стать вереница талантливейших молодых людей со всего мира, тоже есть своё лицо. Завораживающее, величественное и леденящее. Не зря Фрэнк Синатра назвал его городом, который никогда не спит. В бессчётных окнах небоскрёбов круглосуточно горит свет. Такое ощущение, что их хозяева осознанно подбирают одинаковые лампочки, дабы достигнуть ещё большего эффекта величия и мощи. Остров светится ярко и издалека. И так должно быть всегда. Таковы правила игры.

Лицо и сущность не всегда соответствуют друг другу, форма и содержание тоже не всегда идентичны, но только не для Манхэттена. И лицо – представительное, дорогое, с максимальным вложением денег, и характер соответствующий. Это город величайшей силы и могущества. Он как громадная змея Анаконда. Если только дашь слабину, она сразу же проглотит тебя. И тогда конец: от твоей индивидуальности, оригинальности не останется и следа, станешь его частью, человеком-рабом, маленькой фигуркой большой игры.

Но если в тебе столько внутренней силы и энергии, что ты смог отстоять свою сущность, свои принципы, стремления и главное – свои цели, Анаконда становится твоим покровителем и осыпает почти манной небесной, позволяет пользоваться всеми неисчерпаемыми благами и возможностями. Во всех сферах они бескрайние. Только дерзни! А если не устоял – всё, город поглотит тебя.

Как только выходишь за двери гостиницы Нью-Йорка, попадаешь в совершенно иное пространство. Вначале незаметно, а затем всё более ясно чувствуешь, как жизненная сила постепенно покидает тебя. Огромный организм засасывает. Здесь ты просто обязан оставаться самим собой. Иначе погибель.

Размышляя о Нью-Йорке, Поля полулежала на удобном пошарпанном диванчике под огромной хрустальной люстрой в фойе гостиницы. Она ждала своего старого приятеля. Красивое здание, построенное в стиле Art Deco, уже переживало не самое лучшее своё время. Когда-то в этой гостинице останавливались исключительно состоятельные гости города, а теперь оно стало местом временного пристанища второсортных бизнесменов, артистов, менеджеров среднего звена, фермеров и домохозяек. Как бы и в центре Манхэттена, но не в лучших его апартаментах. Былая красота ещё проявлялась, но не поспевала за меняющимся миром.

«Интересно, как сложилась жизнь Стаса? – она погружалась в размышления всё глубже. – Когда-то он был подающим огромные надежды талантливейшим пианистом. Мы так давно знакомы, ещё со времён училища искусств. Станислав учился на музыкальном факультете и в свободное от лекций время подрабатывал, аккомпанируя на уроках балета. За своё тонкое чувство музыки и ведения мелодичных фраз он сразу же понравился и педагогам, и балеринам. Стас, как все его чаще называли, легко импровизировал и быстро подбирал нужный педагогу мотив, ритм и темп. Улыбающийся, красивый, талантливый – я помню его таким».

– Полина? – за спиной раздался знакомый, но давно не слышанный голос.

Она повернула голову и растерялась. Перед ней стоял мужчина неопределённого возраста. Знакомые черты лица выдавали Стаса, но потускневшие глаза, седые волосы, потёртая одежда и изнеможённый вид не соответствовали образу молодого мужчины, который Поля сохранила в своей памяти.

– Привет! – с искренней улыбкой и теплотой в голосе поприветствовала его Полина, а в голове вскользь быстро промчались мысли: «Что случилось? Куда подевался тот человек?»

Как хорошо, что дисциплинированный балет уже давно выработал навык скрывать свои истинные эмоции. Никаких реакций на лице, только сдержанная миловидность. Вы можете кричать на неё, ругаться, даже унижать или обижать, но в лице не заметите ни малейшего изменения. Никакой растерянности, смущения или того хуже – обиды. Только сдержанность и исконно, годами наработанная приятная и безмятежная улыбка.

Станислав выглядел плохо, даже очень. Уставшим и измотанным жизнью. Полине даже стало как-то не по себе от такого неожиданного преображения знакомого музыканта. Не то жалость, не то стыд за другого внезапно овладели ею.

Поцелуи приветствия, и Стас, возвращая к жизни своё былое обаяние, на одном дыхании предложил:

– Ну что, идём? Прогуляемся на свежем воздухе? Я тебе такой город покажу, который не все гиды даже знают.

– Да, конечно, мне так хочется и погулять, и узнать, что ты, как ты? – поддержала предложение балерина, стараясь вести себя так, словно и не было этих долгих лет расставания и они, как после занятий, лишь вчера пили вместе кофе за углом в кондитерской.

– Полина, скажи, пожалуйста, у тебя деньги есть? – смущённо спросил Стас, остановив её в фойе.

– Конечно. Тебе надо одолжить?

– Нет, нет, что ты! Я только хотел уточнить. Вероятно, мы с тобой попадём в такое место, где платный вход, – совсем как в студенческие годы, продолжал он.

– А паспорт с собой взяла? При входе в клуб его попросят показать.

Заметив очевидное лёгкое смущение балерины, успокаивающе добавил:

– Да не бойся ты, с удовольствием угощу тебя пивом. Идём!

Полине хотелось как можно быстрее покинуть фойе гостиницы. На фоне антикварной мебели, огромных букетов искусственных цветов в китайских вазах и ещё красивого красного ковра их встреча со Станиславом выглядела нелепо.

Лишь только старые приятели пересекли 6^th avenue, Полина полностью пришла в себя и начала задавать вопрос за вопросом:

– Рассказывай, как ты? Где и с кем играешь? Женат, а дети есть?

Вопросов было задано слишком много и последовательно ответить на них не было никакой возможности. Стас начал свой рассказ так, как ему хотелось:

– У меня – рак, – совершенно спокойным тоном, словно о ком-то другом, коротко и прямо начал он, и тем же отдалённым голосом, будто рассказывая о вчерашнем ужине, продолжил: – Пять лет назад мне всё удалили, и теперь приходится постоянно проверяться, стоять на учёте, сдавать анализы. Пока всё нормально, только метастазы успели съесть бедро, и пришлось сустав заменить.

Станислав рассказывал историю своей болезни с таким упоением и подробностями, что даже балерине, видавшей за свою жизнь много разных страшилок вблизи, было как-то не по себе.