В балетном классе

Утром Полина никак не могла сосредоточиться. Как всегда, без четверти десять ведущая балерина уже прогревала и растягивала свое тело, лёжа на полу в балетном классе. Вокруг царила привычная суматоха. Кто медленно, а кто с видимым порывом стремился в зал. Коллеги собирались. Обменявшись с другими лёгкими приветствиями, каждый занялся собой. Со стороны прима сейчас выглядела как обычно – спокойствие на лице, отвлечённый взгляд и характерные только для неё лёгкие потягивания, которые напоминали состояния некого транса.

Не отдавая себе отчёта, зачем и почему, Полина лежала на коврике и автоматически повторяла все те же движения, которые выполняла каждое утро. Сначала ноги. Мягко повращать ступнями, затем размять колени. Поднялась ещё выше – широкие круги согнутой ногой. Надо, надо разогреться. Солистка села и стала медленно, ритмично наклоняться вперёд. Дотянулась руками до пальчиков ног и с любовью помассировала их. Спина болела, точнее постоянно ныла. Положив ладони на спину и ощущая лёгкую теплоту, исходящую от рук, Поля прогибалась вперёд всё ниже и ниже. Теперь шпагат в одну сторону, затем, не отрываясь от паркета, повернуться в другую и зафиксировать шпагат с другой ноги. И наконец она легла, уперевшись подбородком на скрещенные ладони, в глубокую поперечную растяжку.

«Дальше так продолжаться не может. Ты должна сосредоточиться. Соберись! – в непрерывном внутреннем диалоге ругала себя балерина. – Ты почему расклеилась? С тобой такого никогда прежде не было. Это же просто наваждение. Между вами даже быть ничего не может. Выбрось его из головы. Просто выбрось всё из головы. Это не имеет никакого значения! Балет – вот, что у тебя есть. Ба-лет!»

Внутренний Цербер не прекращал укорять, и она всё глубже погружалась в лоно своих переживаний. И чем больше она об этом думала, тем меньше представляла себе, как будет жить дальше.

Сколько лет эта на первый взгляд ещё совсем молодая женщина ежедневно начинала так свою рутину? Пятнадцать? Двадцать? В этом зале лучше не мучить себя подсчётами. Летоисчисление придумали жестокие люди: оно всегда указывает на окончание, на приближающийся финал. И чем больше цифра, тем меньше от неё радости. Конец всё ближе и ближе. Он неизбежен.

«Моё время уходит, уходит так быстро, осталось уже совсем немного. Сколько раз я ещё станцую Никию^[2] или Одетту-Одиллию^[3]? Да что там: смогу ли я вновь подготовиться, набраться сил и выйти на сцену? Боже, как всё болит. Если бы только ноги, если бы только ноги…» – не подавая никаких признаков жизни, ведущая артистка продолжала лежать на спортивном коврике, а её мысли тем временем беспорядочно перескакивали с темы на тему.

– Доброе утро, борцы! – с обычным энтузиазмом обратился к артистам входящий в зал репетитор. – К труду готовы? По местам, мои дорогие, по местам. – Синкопично хлопнув в ладоши, он кивком головы дал знак аккомпаниатору начинать играть.

Пианистка как бы нехотя заиграла изрядно надоевшую мелодию, и артисты балета разошлись по своим излюбленным местам у станка^[4].

В каждой профессии, даже самой творческой, есть своя обыденность, своя рутина. Без неё никак. Пианисты из раза в раз повторяют упражнения Ганона^[5], а у балерин обязательный пункт дня – класс. Казалось бы, что там ежедневно повторять? А вот и нет. Класс – это место, где оттачивается мастерство артиста, чистота и красота его движений. Хорошо, если повезёт и попадётся заботливый, грамотный и чуткий учитель. Тогда с первых упражнений в утреннем классе он поможет как следует подготовиться к спектаклю. Поставит урок на таких движениях и комбинациях, что тело само вспомнит те последовательности и нюансы, которыми удастся заворожить зрителей на вечернем спектакле. Если повезёт.

Артисты суеверны: у каждого есть свои ритуалы. Ещё со школьных времён Полина начинала утренний урок с благодарности. Она была бесконечно признательна судьбе за то, что та привела её в это замечательное искусство, и, кладя руку на истёртую деревянную перекладину, мысленно благословляла свою душу и тело на занятия.

Сегодня всё шло наперекосяк, не было ни сосредоточенности, ни желания что-либо делать. Сумасбродные мысли сменяли одна другую. Пытаясь хоть как-то изгнать врезавшийся в память образ, балерина опустила веки и прошептала:

– Отпусти меня. Я так больше не могу. Пожалуйста, отпусти.

В зале звучала музыка первого упражнения у перекладины – Plié^[6]. Это всегда был её самый любимый момент урока. Тело ещё не до конца проснулось, и каждое движение наполняло его новыми силами. Аккомпаниатор наконец, вдохновенно заиграла длинные и эмоционально насыщенные музыкальные фразы, а артисты согревались в движении, пробуждаясь для танца.

Вслед за мелодией правая рука машинально слегка вздохнула и повелась за звучащими звуками. Чётко отработанная комбинация: голова плавно поворачивается вбок, взгляд ласково провожает кисть с красиво собранными пальчиками, а в это время ноги мягко и спокойно сгибаются в коленях. Движение глаз, руки, ног и головы едино. Всё тело пребывает в бесконечной гармонии и целостности.

«Дышу, я дышу», – мысленно подбадривала себя Полина, выполняя глубокий наклон вперёд – port de bras. Она расслабила плечи, спину, руки и в этот миг отпустила не только мысли, но и тело далеко вниз, как говорила первая педагог: «Лбом об паркет». Глубоко нагнулась и ощутила наслаждение в расслабленных мышцах. Все переживания улетали в далёкие дали, и она полностью отдавалась магии действа.

По коже пробежали лёгкие мурашки. Как эти ощущения прекрасны! Их невозможно ни передать словами, ни испытать где-нибудь ещё, вне балетного зала. Как хорошо, что урок начинается именно таким, как будто бы простым упражнением – Plié. Ведь не просто так его когда-то придумали. Вероятно, испокон веков артистов танца по утрам терзали не только телесные боли, но и душевные страсти. И лишь такое плавное и текучее Plié позволяет им собраться и должным образом приступить к делу.

– Battements tendus^[7] из первой позиции. Два вперёд, два в первую, два назад, Plié, – с прирождённым артистизмом продолжал урок Анатолий Васильевич. Он любил начинать утренний класс с простых комбинаций и по ходу занятия не только набирать темп, но и усложнять каждую последующую. В прошлом репетитор сам был танцором – народным любимцем, из тех, кого называют характерными артистами. Низкого роста, не одарённый природой ни длинными ногами, ни красивым торсом, ни лицом принца, он прекрасно воплощал всё, что требовало высочайшего технического мастерства. Неизменный шут в «Лебедином озере», даже оставив сцену, он продолжал нести своё излюбленное амплуа^[8] по жизни. В такие дни, как сегодня, Полину вдохновлял его оптимизм и способность во всём находить положительные моменты.

В сравнении с другими сферами искусства, балет отличается своей традиционностью: до сего времени так же, как и прежде. Иногда это позволяет просто оставлять своё тело в зале и мысленно бродить вне осязаемого пространства. Чёткая последовательность – tendus^[9], jeté^[10], en l’air^[11] – и наконец rond de jambe par terre^[12], золотое сечение урока, момент, когда можно позволить себе протанцевать все движения широко-широко, от души.

Балерина положила правую ногу на перекладину, потянулась и, как всегда, с огромной любовью поцеловала свою коленку. Пришло время немножко расслабиться. Но едва она закрыла глаза и отключилась от происходящего в зале, как его образ снова настойчиво встал перед ней.

«Да что за наваждение! Просто Муля какая-то. Пристал, как те уличные мальчишки».

Артистка вспомнила историю дружбы двух великих женщин – поэтессы Анны Ахматовой и актрисы Фаины Раневской. Рассказывали, что в эвакуации они часто прогуливались вместе по улицам Ташкента. Однажды за ними увязалась ватага мальчишек, горланивших на всю улицу: «Муля, не нервируй меня, Муля, не нервируй меня»^[13]. Как эта незатейливая фраза, полюбившаяся народу, раздражала актрису! Она терпеть не могла роль, которая принесла ей всеобщую славу. В душевном порыве актриса поделилась своей болью с подругой, на что та ответила:

– А моя Муля:

 
«Сжала руки под тёмной вуалью…
Отчего ты сегодня бледна?
– Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна…
 
 
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Всё, что было. Уйдёшь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру»^[14].
 

– У каждого своя Муля, моя дорогая, своя, – спокойно подытожила Анна Ахматова.

«А есть ли у меня Муля? Какой образ на сцене я смогла воплотить так ярко, что он навсегда запомнится публике? Моя Мари или Жизель? Щелкунчик, а может, Аврора^[15] из „Спящей”? Какой персонаж или танец сохранится в обрывках памяти поклонников?»

– Полина, ты до конца урока собираешься так лежать? – громкий голос репетитора внезапно вернул её в реальность. – Frappe^[16]. Активно и бодренько. Темп побыстрее, пожалуйста, а то наша прима сегодня что-то в облаках витает.

Все дружно засмеялись и, поднявшись на полупальцы, бойко задвигали ногами, как бы отбивая работающую от опорной. До конца урока оставалось совсем немного. Ещё adagio^[17], потом grands battements^[18] и комбинации на середине зала. Полина наконец-то сосредоточилась на происходящем и должным образом закончила урок высокими прыжками.

До репетиции дуэтов спектакля оставалось несколько часов. Обычно это время она проводила за лёгким перекусом, общением с коллегами и отдыхом, не выходя из театра, но сегодня оставаться в помещении было выше её сил. Стены давили, и ей хотелось простора, выйти на свежий воздух прогуляться.

Из открытой двери служебного входа в лицо повеял лёгкий ветер. Разогретому после класса телу стало немного зябко, и Полина на секунду замешкалась: «Идти или остаться?» Лучи солнца игриво падали на отреставрированную брусчатую мостовую, словно приглашая на свободу. Перепрыгивая через ступеньки, Полина легкой поступью сбежала на тротуар и устремилась в сторону городского парка. На секунду забежав по пути в любимое кафе, попросила налить с собой не сладкий кофе, а простой имбирный чай. Пригубила напиток, и остро-сладковатый вкус мгновенно взбодрил, приятно согрел тело и душу.

Театр оперы и балета, как и подобает такому учреждению, располагался в самом центре города. От него всё было в шаговой доступности. После того как Полина переехала в этот старый город, у неё отпала необходимость пользоваться автомобилем. В начале своей службы в этом театре она не спеша ходила на работу пешком. Это была и своеобразная медитация, помогающая настроиться на рабочий лад, и просто время, уделённое самой себе. Однако в последнее время она всё чаще спешила и уже редко радовалась утреннему пению птиц, хорошей погоде или прекрасной архитектуре вокруг, а по вечерам была слишком уставшей, чтобы поднимать взгляд и чем-то восхищаться.

Шагая не задумываясь куда, Полина направилась в сторону маленького парка. За витиеватыми чеканными воротами виднелась песчаная променада, в которую так и хотелось углубиться. Птицы щебетали на разные голоса, восхваляя солнечный день. Такое резкое изменение звукового сопровождения удивляло: в нескольких шагах отсюда, буквально за воротами, был главный проспект города, суетливый и шумный, здесь же царила природная благодать и спокойствие.

Чай немного остыл и радовал приятным вкусом и теплотой. Полина остановилась, сделала несколько глотков и решила перейти через маленький мост на другую сторону реки, в ту часть парка, где на крутых береговых откосах стоял почти дикий лес, первобытный и неухоженный. Возможно, там всё ещё сохранилась старая скамейка, на которой когда-то, впервые приехав в Вильнюс, они сидели, шутили, строили планы, обнимались и целовались с теперь уже бывшим мужем.

Не жалея белых кроссовок, в поисках места, хранившего память о проявления былом счастье, она направилась в глубину холмистого утёса. «Где-то здесь, это должно быть где-то здесь. Я помню, что с той скамейки открывалась изумительная панорама. Как здорово было бы ещё раз там побывать», – думала балерина, интуитивно бродя среди беспорядочно растущих деревьев.

Кто ищет, тот находит. Отключив мозг, ведомая лишь внутренними ощущениями, Полина довольно скоро нашла то самое удивительное место. Непокорённая временем и вандалами скамейка всё так же стояла на прогалине между деревьями. Полуденные лучи солнца высушили и прогрели её, и Полина с блаженством заняла это значимое, но забытое место.

«Мне нельзя опаздывать на репетицию», – мелькнуло лёгкое беспокойство. Достав из рюкзака мобильный телефон, она посмотрела на время и машинально установила таймер.

Наконец наступило время, когда женщина осталась наедине с собой. В окружении деревьев и под пение птиц, она почувствовала полное спокойствие и уединение. Солнечные лучи приятно согревали лицо, и, закрыв глаза, она повернулась к свету и потом всё тело заполнилось теплотой. Однако сейчас её согревало не только солнце, но и что-то доселе неведомое, идущее изнутри. И это был не пресловутый танец бабочек в животе, а абсолютно новое, никогда прежде не испытанное ощущение. Какой-то внутренний приятный и лёгкий жар. Как только Полина вспоминала о нём, ладони мгновенно сами по себе становились мягче и теплее, а по всему телу растекалось спокойствие и благодать. Её вдохновляли эти новые чувства и она, смакуя, наслаждалась ими.

«С первым мужем таких ощущений даже близко не было, – вспоминала Полина. – Да, мы были хорошими друзьями, даже почти подружками, и в последнее время мне часто не хватает такого общения. Он был не только моим лучшим партнёром по сцене, но и верным соратником. Мы искренне и эмоционально делили все переживания по постановкам, ночи напролёт обсуждали, что и как станцевали, что удалось, а что – нет. Наш брак был построен на общем деле, на балете. Вместе проводили 24 часа в сутки. Скорее близкие коллеги, чем страстные влюбленные. Теперь смешно вспомнить, но часто мы так уставали, что даже забывали заняться любовью. У обоих главная страсть одна – сцена. Неудивительно, что со временем мы просто устали друг от друга, приелись, отношения не освежались в романтических свиданиях и горячем сексе, и рутина поглотила нас. Жить с мужчиной, как с братом, слишком тяжёлая ноша. Особенно, когда его карьера вдруг стремительно пошла вверх, а я так и не смогла должным образом со-радоваться этому. Тяжких грех – зависть. Мне оказалось не под силу его одолеть и пришлось сбежать в никуда, уйти из труппы в поисках нового места.

Странно, как давно я не вспоминала свой брак. Словно и не было его совсем! Но как мне сейчас тебя не хватает, Андрей, как не хватает… Рассказать бы, поделиться. Ты бы, как всегда, спокойно выслушал и дал дельный совет. Что мне теперь делать? Маме звонить не хочу, а подруг у меня здесь нет – одни конкурентки. Не дай бог, они узнают о моих страданиях. Такое начнётся…»

Полина маленькими глотками допивала чай из картонного стаканчика и вспоминала, как повстречала и влюбилась в своего партнёра, как только начала служить в Московском театре. Андрей – прирождённый принц. Высокий, стройный, голубоглазый блондин. Нельзя сказать, что черты его лица были очень симпатичны, но вся осанка и сформировавшийся образ выдавали, что перед вами вечный Принц. Их сразу же поставили в пару и оба приняли это событие как знак свыше. Очень быстро между молодыми людьми завязался роман. На первых порах это даже помогало и способствовало продвижению. Оба спешили в класс не только репетировать, но и увидеть друг друга. Лёгкие прикосновения, техника движений, поддержки, а затем – наигранные чувства, плавно переходящие в предполагаемо настоящие. Где это грань, когда спонтанно проявляются эмоции, страсть и когда они профессионально отработаны?

На полянку, где сидела балерина, прилетело несколько воробушков, и птички напомнили ей, как часто во время гастролей и выступлений с новыми партнёрами, она переживала: «Получиться ли создать образ возлюбленной? Не только должным образом исполнить хореографические комбинации, но и искренне проявить эмоциональные преображения на сцене? Иногда смотришь на партнёра и думаешь – и как теперь с ним танцевать Джульетту? А во время спектакля что-то неведомое как снизойдёт на партнёра, его как понесёт, только успевай подыгрывать. Во время поклонов спросишь его – что это было? Он посмотрит на тебя пустыми глазами, и поймёшь, что и сам до конца не осознал, как это свершилось.

Это музыка на нас так влияет, музыка. Выходишь на „авось”, вдруг повезёт, а как оркестр заиграет, только успевай не только в глаза партнёру смотреть, но и двигаться».

В этот момент зазвучал раздражающий звонок будильника. Пришло время возвращаться в театр.

* * *

Полина беспристрастно смотрела на себя в зеркало, когда девочка-гримёр пыталась собрать её волосы в пучок. Мысленно она уже была на сцене и повторяла свой первый выход под вуалью. В голове звучали обворожительные мотивы музыки Минкуса, и каждая клеточка кожи предвкушала волшебство, которое вот-вот начнётся.

«Как жутко сердце замирает, – думала про себя балерина. – Баядерка. Мой спектакль. Так поэтичен и трагичен, пленяет он меня давно. И тонко композитор всё подметил – трагизм и счастье бытия. Он помянул добро и зло, честь, месть, предательство и боль. Закрой глаза, предайся неге, послушай звуки музыки в душе. Откликнуться они в спектакле скоро, пари свободно, будь собой».