Элоя обняла себя, вглядываясь в тающий в темноте силуэт дочери.
– Время летит, но я помню миг нашей встречи. Огненный комочек, мимо тебя невозможно было пройти, а глаза так и манили голубизной неба. Я так долго ждала тебя, так искала, но что, если ты не дар, а расплата? Не могу потерять тебя, а как защитить – не понимаю. Я словно в лесу заблудилась, вокруг так туманно, слышу твой детский плач, но не вижу, где ты, хочу обнять, успокоить, но ты ускользаешь. Остановись. Не беги. Мы справимся вместе.
Элоя коснулась стены и пошла по коридору родного дома – сколько воспоминаний и ужасных, обидных, и захватывающих дух, счастливых. У неё всегда была особая связь с этим местом, она чувствовала дыхание дома, ощущала его грусть, когда болела, слышала колыбельные, когда уснуть не могла. Ей казалось, что так будет всегда.
Родители хоть и строгие были, но дочь любили. В доме царил уют, а порой появлялись странные гости. Элоя на них не обращала внимания, пряталась в комнате или в саду. Пока однажды её подростком не пригласили – как на смотрины. Что уж потом наговорили родителям, неизвестно, но с той встречи матушка стала цепляться к Элое: то поздно встала, то платье не идеально выглажено, то причёска не та, то походка. Отец не вмешивался, не защищал и дал согласие на ранний брак – от Элои будто избавились, как от надоевшей собаки.
Обида поселилась в сердце шестнадцатилетней девчонки, дала обещание, уезжая, что ноги её не будет в поместье. Но постепенно остыла и всем сердцем полюбила мужа Залима. Жили они счастливо, о прошлом не вспоминали. А когда пришло известие, что матушка заболела и зовёт попрощаться, Элоя в сердцах сожгла послание. Но Залим убедил всё же съездить.
Как же обрадовался её возвращению дом, он ластился к ней занавесками, обогревал комнаты, несмотря на сезон ветров. Не смогла Элоя покинуть его, да и дух бабушки попросил, посетив во сне после похорон матушки.
«Сбереги наше наследие, поместье может быть только в руках женщины из рода Вилейн. Здесь хранится семейная память, здесь мы живём вместе с вами. Не дай нам исчезнуть, не передавай в руки чужие».
Последнее Элоя восприняла буквально и, когда появился незнакомый мужчина, похожий на тех, кто был на смотринах, вспылила:
– Это мой дом! И я устанавливаю здесь правила.
– Да-да. Я всё понимаю, только помните, что звание Дом получает поместье, а не хозяйка.
Что за звание, о чём говорил незнакомец, Элоя тогда не поняла, и спросить было не у кого, а после отъезда странного гостя дом будто уснул. Элоя его больше не ощущала и списала исчезнувшую связь на возраст. Ребёнком она была любима родителями, это от них шла забота, сейчас их нет рядом, в душе образовалась пустота. И эту пустоту Элоя постепенно заполнила: управление поместьем требовало много сил и времени, доверие жителей заслуживать приходилось заново, ведь она долгих пятнадцать лет здесь не появлялась, да и мужа её никто не знал.
А потом появилась Элиза. Рыжее чудо, раскрасившее всеми цветами радуги её серые дни, ведь она потеряла надежду на материнство, думала, что проклята или наказана за то, что отказалась от связи с семьёй.
Залим был старше Элои почти вдвое, в свои тридцать он с радушием принял шестнадцатилетнюю жену в небольшом доме, заботился о ней, как о сестре, не торопил, спал в другой комнате, учил бытовым премудростям, стирать, готовить, ведь у него никогда не было слуг, и он, старший из сыновей, первым покинул родителей, дом построил своими руками, мечтал о большой семье, но не настаивал, что это должно произойти в скором времени.
Только спустя пять лет Элоя пришла к нему ночью и прошептала:
– Я готова. И очень хочу услышать топот маленьких ножек в нашем слишком пустом доме.
Но мечтам не суждено было сбыться: как Элоя ни старалась, ходила к знахаркам, молилась не переставая, просила прощения у своего отвергнутого рода, заклинала вступиться род мужа, ничего не помогало – жизнь во чреве не зарождалась.
– Я проклята, прогони меня, тебе нужна та, что одарит тебя счастьем отцовства, – всхлипывала Элоя.
Залим обнимал её и успокаивал:
– Милая, ну куда я без тебя? Ты душа моя, жизнь моя. Всё у нас будет. Не спеши.
Она верила, благодарила, а потом плакала в подушку, понимая, что в очередной раз ничего не вышло.
Вернувшись в поместье, Элоя надеялась, что родные стены помогут. Так и получилось. Только не стены помогли, а лес. Залим предложил навестить родных и перевезти младшего брата в их маленький дом – чего тот пустовать будет. Собрался один ехать, но Элоя настояла – со дня свадьбы они единое целое и расставаться даже на миг не должны.
На обратном пути Элою укачало, она уснула, и к ней снова пришла бабушка.
«Не прогляди. Лес не только пугает и защищает, но и дарит то, чего тебе так не хватает».
Открыла глаза Элоя, и взор тут же уловил прогалину в лесу.
– Давай свернём? – попросила она мужа.
Залим остановил лошадей, осмотрел проклюнувшуюся тропинку, поднял взгляд к небу.
– Тучи сгущаются, можем не успеть до темноты, а так есть шанс сократить путь. Ты ж моё золото, – он поцеловал жену в макушку.
Деревья будто расступались, повозка легко проходила, но Залим всё равно вёл лошадей под уздцы, а Элоя шла рядом.
– Милый, слышишь, как странно кричит птица? И пролетает мимо нас который раз.
Залим кивнул, привязал лошадей, взял за руку жену.
– Не птица-то, младенец кряхтит. В детской я слышал этот звук постоянно, не спутать ни с чем, надо спешить.
Ветви указывали супругам путь, птицы чирикали, звери мелкие подглядывали, и все замерли, когда Элоя с Залимом заметили свёрток в кустах. Он словно огонёчек манил и кряхтел.
– Духи, разве такое возможно? – Элоя прижала к себе рыжую кроху. – Милый, ты покричи, поищи, не могли же родители далеко уйти.
Залим искал следы человека, но видел только звериные, пришлось признать, что малышка осталась одна.
– Мы же не бросим её?
Ну как Залим мог отказать?
В поместье вернулись затемно, кроху уложили с собой. Элоя не смогла сомкнуть глаз, ей казалось, что дом снова ожил, он ощетинился, принюхивался к чужой девочке, из углов доносились шорохи, воздух потрескивал, тушил свечи, холод пробирался, заставляя дрожать – не спасали даже самые тёплые одеяла.
Уже на рассвете Залим не выдержал, встряхнул жену. Осторожно, чтобы не потревожить малышку, сладко сопящую рядом с ней.
– Элоя!
Так он никогда ещё не обращался к ней, и, возможно, именно этот жёсткий тон заставил Элою очнуться.
– Что ты сказала тому мужчине, когда он завёл тему о матушкиных приёмах?
– Это мой дом! И я устанавливаю здесь правила, – прошептала Элоя, поглаживая малютку.
– Вот! Ты здесь хозяйка, помни об этом. Не трясись, как дворняжка, дом это считывает, вот и реагирует, насылая тебе кошмары, которые ты сама же и создаёшь в своих мыслях.
Залим провёл в поместье всего полгода, но этого времени хватило, чтобы многое понять. Элоя поцеловала мужа и подошла к ближайшей стене, прижалась лбом, коснулась ладонями.
– Примите её. Она моя дочь. Пусть и не по крови, но она будет следующей в роду Вилейн.
Малышка всхлипнула, Элоя заметила, как сквозняк пошевелил её рыжие волосёнки и ушёл. Её услышали, её поняли, её решение приняли. Она улыбнулась, обняла мужа.
– Нужно дать нашей дочери имя.
Одновременно супруги произнесли:
– «Эл» и «За» – всегда вместе. Элиза – разве это не лучшее имя, как продолжение нас?
Элоя прижала к себе уже любимую кроху, веки сомкнулись, и сон унёс в темноту, наполняя энергией, ведь матери младенца её понадобится теперь много.
***
Жители приняли малышку, хоть и не сразу. Поглядывали на рыжие волосы, шептались – ну откуда у светловолосых родителей могла появиться такая дочурка? Залим объяснил, что его дальние родственники погибли, дочь осталась сироткой, так как духи не наградили своими детьми, они с Элоей с радостью забрали малышку. И никто! Никто не должен слова сказать и прекратить слухи про то, что девочку нашли в лесу и что её выбросили не просто так. И чтобы не смели больше даже мысленно произносить: «Больна или проклята кроха, жди беды для поместья».
Ворчали, сплетничали жители, но изменились, когда Элиза внесла в размеренную жизнь каждого толику огня. Поместье заиграло новыми красками – жёлтыми пятнами разбитых яиц, малиновыми разводами от мятых ягод, рассыпанной мукой в коридорах. Ну а как ещё выследить привидение шестилетней девчушке?
Все любили Элизу. За её доброту и смех, такой заразительный, что даже самый угрюмый нехотя улыбался. Но полгода назад рыжая хохотушка изменилась. Звонкий смех по-прежнему звучал то тут, то там. Вот только теперь этот звук вызывал у окружающих страх.
– Запоздалый переходный возраст, – говорили одни.
– Кто-то сглазил, – твердили другие.
– Ведьма! Она даже родителей своих свела в могилу, – сплетничали третьи.
Элоя старалась не слушать досужие разговоры, отмахивалась от ужасных домыслов, а потом соотнесла два события, ведь это она, вероятно, виновата: в день рождения Элизы коснулась дома и попросила:
– Малышка совсем взрослая, ей пора смотреть в будущее, мужа приглядеть, готовиться поместье от нас перенять.
Дом тогда вздрогнул, будто проснулся, но Элоя списала всё на усталость. Ушла спать, а наутро в первый раз услышала в коридорах шепоток: «Ведьма». Сначала не поверила, думала, со сна показалось. А через неделю увидела, как Элиза хмурилась, замечая, что слуги накрывают стол и спешат удалиться, только бы не находиться около рыжей ведьмы.
– Залим, как это возможно? Зачем они так? – В комнате перед сном Элоя сдерживала слёзы и мяла руки, словно тесто.
– Ты не замечаешь, но Элиза изменилась. У слухов есть основание. Поговори с ней, – вздохнул Залим.
– Это потому что она неродная?
Элоя взяла одеяло и ушла в гостевую комнату, она не ожидала такого от мужа, не хотела слушать необоснованные обвинения, ведь они ранили Элизу. Та в слезах убегала в сад, пряталась в кустах пышных роз, плакала тихо, чтобы никто не услышал, и не подпускала к себе даже мать. Элизу обвиняли во всём. Кто-то чихнул – это рыжая сглазила, корова слегла – ведьма наслала проклятие. А всё потому, что в тот момент была рядом и сверкала ледяными глазами.
Сплетни было не остановить, их подпитывала каждая странная мелочь. И Элиза постепенно закрылась, она не спорила, не объяснялась, а наоборот, стала подпитывать домыслы, странно порой поступая. Ехидно улыбалась, щурилась, щёлкала пальцами, когда кто-нибудь оступался, и ведь ни один человек не догадался соотнести, что щелчок прозвучал позже.
Такое поведение всерьёз напугало Элою, она не узнавала дочь, добротой которой все когда-то умилялись.
В комнате Элои поселились кошмары, каждую ночь ей снились усопшие родные: то бабушка с дедушкой, то матушка с отцом. Они что-то кричали, о чём-то предупреждали, но Элоя никак не могла разобрать слов, стоило ей протянуть руки, шагнуть к близким, как их тут же окружал негасимый огонь. Неужели это был намёк на Элизу? Неужели и правда с ней что-то не так? Или дочери грозила опасность? И её нужно от чего-то спасать?
Все эти воспоминания пронеслись в голове, возвращая обратно в реальность.
«Что же с тобой стало, милая, как помочь тебе?»
Элоя хотела бы догнать и обнять дочь, прижать к себе, как делала это бессонными ночами, когда резались зубы. Хотела бы покачать, успокоить, пообещать, что всё будет хорошо, как обещала, если малышку донимали кошмары. Вот только как подойти, если Элиза возвела высокую стену и пугала не только окружающих, но и мать – единственного человека, который всё ещё был за неё.
Вопросы вспыхивали и тут же гасли, как пламя свечи на ветру, не давая возможности найти ответ. Элоя отняла руку от стены, почувствовав, как навалилась усталость. Зашла в комнату и без сил упала на кровать.
Завтра. Завтра она поговорит с дочерью. Завтра они найдут способ, как вернуть в поместье спокойствие и радость былую. И с Залимом нужно всё обсудить. Они семья и должны быть во всём вместе. Зря ушла в гостевую комнату, сейчас бы он согрел объятиями, успокоил.
Завтра. Всё завтра.
Только бы Элиза не успела натворить новых глупостей.
О проекте
О подписке