Что есть дом для тебя? Что есть семья? Это то, где ты вырос, с теми, кто радовался успехам твоим, переживал вместе с тобой за невзгоды, журил за проказы.
Почему же грёзы развеиваются со временем и вчерашняя хохотушка, любимица всех, становится вдруг им же и чужда? Как и за что? Разве она того заслужила?
День за днём, вечер за вечером, шаг за шагом и слово за словом – так сплетаются судьбы. Только чьими руками? Истинно ли мы сами можем что-то в этих хитросплетениях изменить? Или лучше плыть по волнам, радоваться каждой мелочи, отметать любые сомнения? Просто верить. Тем, кто верит тебе.
Всё началось с леса. Обычного леса. Казалось бы: деревья, кусты, опавшие листья и ветки сухие. Каждый прохаживался хотя бы раз уж если не по самой чаще, то возле кромки её, дышал свежестью, слышал голоса живности разной. Но что, если лес лишь притворяется тихим и безобидным? Что, если прячет ото всех свой секрет, скрывает подарок, оставленный для неё?
Время настало, звёзды сошлись, как распорядится она неожиданным знанием? Справится? Не надломится? Защитить бы от опасностей, скрытых от взгляда. Только как? Вмешиваться нельзя, баланс доверия хрупок, как лёд по весне.
«Милая, будь осторожна…»
Эта фраза так громко звенит в тишине, жаль, что она её пока не может услышать.
Из записок странника Муриена.
Небольшое поместье пряталось в кольце густорастущего леса. Из какой бы точки ни посмотрел житель или гость, он всегда видел верхушки деревьев. Даже забор из частокола в два человеческих роста не мог скрыть зелёных наблюдателей.
Ворота приветливо открывались с первыми лучами солнца, а на закате створки тянулись друг к другу, как соскучившиеся супруги. Никто не покидал поместье в темноте, дорога, идущая от него в две стороны, словно исчезала, даже лучина не помогала, её ветром тут же задувало – не позволял лес тревожить себя… или защищал от чего-то?
С наступлением сумерек всё в поместье уходило на отдых: люди разбредались по жилым постройкам, расположенным справа, домашняя живность пряталась в сарайчиках на дальних задворках. Всё засыпало! Свечи в окнах одна за другой потухали, и сад, красовавшийся на левой стороне поместья, переставал шуметь, как матушка, допевшая колыбельную.
Только ветер гулял по пустому двору от закрытых ворот до двери хозяйского дома, бегал туда-сюда, как сторожевой пёс. Сон охранял. Вот только чей? Справился ли он с задачей своей? Или нет? Не потому ли виновато прятался в саду с того дня, когда всё изменилось? Или не всё, а только отношение к хозяйской дочке?
Вспыхнуло недоверие негасимым пожаром, забурлили сплетни и слухи, вспомнились дни, когда рыжая кроха в поместье неожиданно появилась. И как хозяюшка изменилась, защищала малютку разъярённой волчицей. Тогда жители приняли неродную дочь и дом тоже принял, позволил остаться, расти и взрослеть. А как только девчушке исполнилось восемнадцать, с нее словно покров какой сняли – из доброй хохотушки, любимицы каждого, она превратилась в рыжую бестию.
«Ведьма!»
Так её называли за глаза и старались не пересекаться.
***
Узкий коридор хозяйского дома в поместье раскрасили закатные лучи. Тенью по нему шла Элиза, она не взяла с собой свечу, глаза в последнее время легко к темноте привыкали.
– Ведьма… – пронёсся шепоток и следом за ним быстрая поступь.
Кто-то не захотел столкнуться с рыжей девицей. Мало ли, глянет – и упадёшь замертво.
За полгода Элиза привыкла к такому отношению и лишь отмахнулась плечом, будто отогнала муху. Ей всё равно. Пусть говорят, что хотят, верят в слухи, списывают на неё свои беды. Она не сможет никого переубедить, она сама многого не понимает и ищет ответы. Или прячется – в мире, где к ней приветливы и приходу её всегда рады.
Каждый вечер Элиза спешила в тайное место, которое открылось ей на закате в восемнадцатый день рождения. Оно притянуло её, позвало обещаниями, укутало шалью заботы и разожгло аппетит любопытства намёками. Элиза маялась днём, торопила минуты, чтобы, когда все жители разойдутся по комнатам, выйти из своей неприметно и отправиться по коридору в ту часть дома, которую раньше не замечала.
Знал ли хоть кто-то о существовании этого тёмного закоулка? Элиза пока не решилась спросить у матери, боялась, что ей запретят ходить туда, что это семейная тайна, в которую её не посвятили, как чужака. Ведь она не родная, а всего лишь приёмный найдёныш.
– Ну почему же надо делать это обязательно в темноте? – поёживаясь от страха, спросила идущая следом за Элизой служанка. – Позвольте, я зажгу свечи.
Бедная Кейлин. Она боялась молодую хозяйку. Ни уйти не могла, ни перечить, видела своими глазами ведьминский взгляд в действии. На днях на кухню заглянула одна гостья, молока попросила с коврижкой. В доме принято привечать всех, угощать чем-то вкусным, поговаривали, что так хозяйка благодарила духов за появление дочери. Только вот та гостья неуклюжая оказалась, на выходе столкнулась с Элизой и облила молодой хозяюшке молоком любимые бархатистые туфли. Сверкнули молнии в глазах ведьминских – так кухарка сказала – кулём упала гостья, задыхаться стала. Как не поверить, что Элиза на неё проклятье наслала?
Правда, объяснял потом травник, что девушке крошка не в то горло попала, она извиниться хотела за порчу туфель и слишком поспешно вдохнула. Но люди свою версию из уст в уста передавали. Ведьма! Как есть ведьма! И держаться от неё стоит подальше.
Элиза слышала всё это и не опровергала. Что с необразованных работяг взять? Хотят верить в страшилки? Их право. Только бы матушку не расстраивали, домыслами недопекали, она и служанку-то, сиротку Кейлин, приставила, чтобы показать всем, что дочь её не какой-нибудь монстр.
Не повезло Кейлин. Так она сама думала. Её мысли без слов Элиза читала: «Чем я провинилась? Почему именно меня хозяюшка ведьме прислуживать наказала? Меня даже странники проезжие жалеют, уехать зовут…» Видела Элиза, с какой печалью Кейлин провожала каждый обоз: будь её воля, спряталась бы под ветошью и сбежала. Только куда она пойдёт? Здесь сытно, тепло, а кухарка, дальняя и единственная родня, обещала мужа хорошего подобрать, сына гончара вон уже предложила сосватать.
А что? Мальчишка ладный, хоть и прыщавый, зато весёлый, рукастый. Видела Элиза, как они с Кейлин тайком переглядывались. Вот только она-то понимала лучше тётушки-кухарки, что Кейлин не подойдёт семейный быт. Неуклюжая – поэтому на кухне её не оставили, болтливая – в таверне сколько раз доставалось за непрошенное честное мнение. А вот прислуживая Элизе, научилась держать язык за зубами: мало ли как ведьма накажет, если Кейлин случайно сболтнёт лишнее.
Наблюдая за служанкой, Элиза догадалась, куда сердце девчонки стремится: сбежит она, как только возможность появится, странницей станет. Может, оно и к лучшему?
Освещённая закатными лучами часть коридора закончилась, впереди поворот, от которого у девушек громче застучали сердца: у Кейлин от страха, у Элизы от предвкушения долгожданной встречи.
Десять шагов, и они у двери. Незаметной, если не знать, что коридор не тупиковый. Там прятался подвал, томившийся многие годы от одиночества. Как же он был рад, когда к нему стала ежедневно наведываться рыжая гостья.
Элиза коснулась еле заметной ручки, надавила, и, видимо, от сквозняка за спиной раздался шорох. Кейлин взвизгнула, подняла полы платья и собралась бежать, но Элиза поймала её за плечо.
– Тс-с-с, не бойся.
– Зачем вы спускаетесь туда? Что вы там ищете? – Кейлин обхватила ладонями свои пухлые щёки и моргала коротенькими ресницами, как бабочка, попавшая в паучьи сети.
– Я? – Элиза расчесала пальцами рыжие локоны, спускавшиеся до талии, будто так можно было привести в порядок мысли, слова подобрать – как объяснить служанке свою тягу к подвалу, да так, чтобы не напугать ещё больше и не дать новый повод обвинить в ведьмовстве.
Стоило Элизе только шагнуть за порог, вдохнуть затхлый воздух, как пространство подвала оживало, как на рассвете поместье, распахивая ворота для путников.
Элиза видела тени на полу, на стенах и даже на потолке. Они приветственно махали гостье, раскланивались, улыбались, тянулись, чтобы обнять. Жаль, им не удавалось. Хотя порой Элизе казалось, что она ощущала прикосновения. Или это было всего лишь колыхание потревоженного сквозняком воздуха?
Обитатели подвала наперебой что-то шептали, спешили поделиться новостями, рисовали еле заметными линиями послания. Теней было так много, что Элиза не сразу научилась понимать их, ведь они друг другу мешали, перебивали, старались завоевать единоличное внимание гостьи, но вместо этого создавали какофонию звуков и мельтешения линий.
Правда, с каждым разом тени менялись. Успокаивались, будто учились и понимали, что Элиза пришла не случайно и обязательно вернётся следующим вечером. Они стали выстраиваться в очередь. Может быть, даже жребий кидали – кто удостоится в этот вечер пообщаться с голубоглазой красоткой?
Дверь скрипнула, выводя Элизу из раздумий. Её поторапливали.
– Прости, я не знаю пока, как объяснить. Но ты можешь не ходить за мной, – в очередной раз предложила Элиза.
– Ну уж нет.
Кейлин первая шагнула на тёмную лестницу и замерла, дожидаясь, когда вспыхнут свечи. Сами собой. Станет светло и хозяюшка рядом, а там в коридоре вздрагивать от каждого шороха так боязно, что леденеют руки и ноги. Элиза усмехнулась, разгадав мысли служанки: лучше быть рядом со злом знакомым, чем маяться от неизвестности. Что, если с Элизой в подвале что-то случится плохое? Как Кейлин посмотрит в глаза её матушке? Как оправдается, что отпустила хозяйку одну?
Запах воска и треск огоньков поманили Элизу вперёд. Она тут же забыла про служанку и почти поплыла навстречу бесплотным друзьям. Краем глаза отметила, что на стене прорисовалась знакомая картина: уже неделю ей тени показывали всадника, несущегося во всю прыть. От кого-то? Или к кому-то?
Топот копыт раздался в подвале, его шум нарастал, порыв воздуха растрепал волосы Элизы, создав огненный капюшон.
Кейлин прижалась к стене, зажмурилась и зашевелила губами – наверняка молила духов защитить от ведьминского морока.
– Кто же ты? – едва слышно спросила Элиза, коснувшись стены.
Ладонью она ощутила дрожь, почувствовала, как копыта отталкивались от земли. Элиза прикрыла веки, у неё сбилось дыхание, словно это её лицо обдувал встречный ветер, а сердце подстраивалось под ритм галопа.
Тени зашелестели, окружили Элизу и подтолкнули вперёд, чтобы та отвернулась от видения. Кейлин пискнула сквозь ладони, зажимавшие рот. Это так позабавило Элизу – ну к чему через силу храбриться? Лучше б ушла, не мешала. Молнией рыжую пронзила догадка: что, если тени не раскрывают всего о всаднике из-за неё?
В груди заклубилось раздражение, выплыло вместе с медленным выдохом. Элиза сжала зубы и двинулась на поскуливающую у стены служанку. В голове шелестели слова, не её, а бесплотных друзей.
Прочь!
Прочь!
Прочь!
Воздух стал вязким, он двигался, тянулся тенями к Кейлин, та не выдержала и побежала, спотыкаясь, карабкаясь по ступеням, а Элиза ей вслед расхохоталась.
– Ведьма, – выкрикнула Кейлин и хлопнула дверью.
Подвал вздрогнул, свечи потухли, тени потеряли из виду Элизу и поползли в дальние углы прятаться до следующей встречи в щелях и известных только им нишах.
– Не уходите. Расскажите наконец, что это за всадник? О чём хотите предупредить?
Ей не ответили. Элиза вернулась к стене в надежде ещё раз рассмотреть послание, коснулась щекой, приложила ладони и попыталась восстановить каждую мелочь видения.
Всадник прижимается к коню, не разобрать, это мужчина или, может быть, девушка. Он не смотрит вперёд, доверяет скакуну. Вокруг лес, ветви цепляются за одежду, но для чего? Чтобы подогнать или остановить беглеца?
Вопросы, сплошные вопросы… Элиза пнула стену.
– Лучше уж не показывайте ничего, только путаете!
Несколько раз уже было подобное: тени такими видениями предупреждали Элизу, давали намёки, но она всё ещё не научилась их понимать. Жаль… Возможно, тогда бы удалось избежать некоторых неприятностей.
Ссорится с бесплотными друзьями ни к чему, Элиза проявит терпение и завтра вернётся одна, без служанки.
– Не скучайте, – помахала она в темноту и на ощупь пошла к двери.
В коридоре всё ещё гуляло эхо от каблуков Кейлин. Не заблудилась ли она в темноте? Или мечется, не знает, где спрятаться от хохота ведьмы? Элиза шла к своей комнате, потупив взор, ей стало стыдно: ну зачем напугала девчонку? Извиниться бы, сказать, что неудачная вышла шутка.
Из мыслей вырвала неожиданная встреча.
– Ой!
Элиза увидела носки женских туфель – в коридоре она уже не одна. Матушка… в такое время… Элоя, глядя на дочь, покачивала головой.
– Милая, что случилось? Кейлин пробежала мимо меня, чуть с ног не сбила. Я уж подумала, не с тобой ли беда, а она буркнула что-то про темень, пламя и тени.
Хозяйка поместья взяла дочь за плечи и вгляделась в лицо. Элиза чувствовала её волнение и усталость, видимо, ей не спалось, иначе как ещё объяснить, что она столкнулась с Кейлин? Элиза окинула взором матушку – худосочная, с проблесками седины в волосах цвета воронова крыла. Обычно она убирала их в пучок под расшитую сеточку, но сегодня заплела косу. Образ такой её молодил, скрашивал даже морщинки, паутиной окутывающие бледную кожу лица. С каждым днём их становилось всё больше – слишком многое на неё навалилось, и в некоторых бедах виновата приёмная рыжая дочь.
– Мам, прости, уже поздно, а нравоучения подают на завтрак. – Элиза не могла посмотреть в глаза матушке, взяла её руки, коснулась лбом тыльной стороны ладоней и прошептала, в надежде, что мать не услышит: – Я чувствую приближение чего-то нехорошего, но никак не могу понять, как же это предотвратить.
– Милая моя. – Элоя прижала к себе дочь, кладя голову ей на плечо. – Как же ты выросла, ведь, казалось бы, ещё вчера мы с папой нашли тебя в нашем лесу. Как чудо. Как лучший подарок. Рыжую кроху с голубыми глазами – наше счастье, нашу опору.
– Жаль, что я вас подвела. – Элиза вырвалась из объятий и побежала по коридору – куда угодно, только подальше, как всадник из неразгаданного видения.
О проекте
О подписке