Явление второе

Те же и Юпитер.

Юпитер. На место!

Первая эриния. Хозяин!

Эринии неохотно расходятся, оставляя Электру распростертой на земле.

Юпитер. Бедные дети. (Подходит к Электре.) Чего вы добились? Гнев и жалость борются в моем сердце. Встань, Электра: пока я здесь, мои суки тебя не тронут. (Помогает ей подняться.) Какое страшное лицо! За одну ночь! За одну ночь! Где твоя деревенская свежесть? За одну ночь твоя печень, селезенка и легкие износились, тело стало жалкой тряпкой. Ах, самонадеянная, безумная молодежь, сколько зла вы сами себе причинили!

Орест. Смени тон, приятель: этот не к лицу царю богов.

Юпитер. И ты, гордец, тоже смени тон: дерзость неуместна в устах преступника, искупающего вину.

Орест. Я не преступник, и ты не заставишь меня искупать то, что я не считаю виной.

Юпитер. Ты ошибаешься, пожалуй, но потерпи – я рассею вскоре твое заблуждение.

Орест. Терзай меня сколько угодно: я ни о чем не жалею.

Юпитер. Даже о том ужасном состоянии, до которого ты довел сестру?

Орест. Даже об этом.

Юпитер. Слышишь, Электра? И он утверждает, что любит тебя.

Орест. Я люблю ее больше, чем себя самого. Но она страдает по собственной воле и только сама может избавиться от страданий, она свободна.

Юпитер. А ты? Ты тоже, может быть, свободен?

Орест. Тебе это известно.

Юпитер. Взгляни на себя, бесстыжее и глупое созданье, ты воистину величествен: скрючился меж ног божества, тебя хранящего, – а вокруг эти голодные суки. Если уж ты осмеливаешься называть себя свободным, остается воспеть свободу узника, закованного в кандалы и брошенного в подземелье, или свободу распятого раба.

Орест. А почему бы и нет?

Юпитер. Берегись: ты фанфаронишь, потому что Аполлон тебе покровительствует. Но Аполлон – мой покорный слуга. Стоит мне пальцем пошевельнуть – он тебя покинет.

Орест. За чем же дело стало? Пошевели пальцем, хоть всеми десятью.

Юпитер. К чему? Разве я не сказал, что мне обрыдло наказывать? Я явился, чтоб вас спасти.

Электра. Спасти? Не насмехайся над нами, хозяин мщения и смерти. Даже богу не дозволено вселять обманчивую надежду в сердца тех, кто страдает.

Юпитер. Через четверть часа ты можешь быть далеко отсюда.

Электра. Живая и здоровая?

Юпитер. Даю слово.

Электра. А что ты потребуешь с меня взамен?

Юпитер. Я ничего не требую от тебя, дитя мое.

Электра. Ничего? Я правильно расслышала, о добрый бог, дивный бог?

Юпитер. Или почти ничего. Пустяк, который ты можешь дать мне с легкостью, – капельку раскаяния.

Орест. Берегись, Электра. Эта капелька ляжет тяжелым камнем тебе на сердце.

Юпитер (Электре). Не слушай его. Ответь лучше мне: что мешает тебе осудить преступление, совершенное другим? Ты ведь даже не сообщница.

Орест. Электра! Неужели ты отречешься от пятнадцати лет ненависти и надежды?

Юпитер. Кто говорит об отречении? Она никогда не хотела этого святотатства.

Электра. Увы!

Юпитер. Ну-ну, можешь на меня положиться. Я ведь читаю в сердцах.

Электра (недоверчиво). И ты читаешь в моем сердце, что я не хотела этого преступления? Это я-то, в течение пятнадцати лет мечтавшая об убийстве и мести?

Юпитер. Ерунда! В кровавых снах, баюкавших тебя, было что-то невинное: они позволяли забыть о рабстве, врачевали раны, нанесенные твоей гордости. Но ты никогда не собиралась их осуществить. Я ошибаюсь?

Электра. Ах! Бог мой, дорогой мой бог, как я хочу, чтоб ты не ошибался!

Юпитер. Ты еще совсем девочка, Электра. Другие девочки мечтают стать богаче всех или красивей всех. А ты, ослепленная жестокой судьбой своего рода, мечтала всех превзойти страданиями, всех превзойти преступлениями. Ты никогда не хотела зла: ты хотела только быть несчастной. В твоем возрасте девочки еще играют в куклы и в классы, а у тебя, бедная малютка, не было ни игрушек, ни подружек, ты играла в убийство, потому что в эту игру можно играть одной.

Электра. Увы! Увы! Я слушаю и начинаю понимать себя.

Орест. Электра! Электра! Вот теперь-то ты виновна. Кто, кроме тебя самой, может знать, чего ты хотела? Неужто ты позволишь другому решать за тебя? К чему искажать прошлое? Оно беззащитно! К чему отрекаться от той разгневанной Электры, которой ты была? От той юной богини ненависти, которую я полюбил? Разве ты не понимаешь, что этот жестокий бог играет тобой?

Юпитер. Чтоб я стал играть вами? Послушайте, что я вам предлагаю: отрекитесь от вашего преступления, и я посажу вас обоих на трон Аргоса.

Орест. На место наших жертв?

Юпитер. Что поделаешь.

Орест. И я натяну на себя еще не остывшее платье покойного царя?

Юпитер. Это или какое-нибудь другое, не важно.

Орест. Ясно. Было б черным, не так ли?

Юпитер. Разве ты не в трауре?

Орест. В трауре по матери. А я и забыл. И моих подданных тоже одену в черное?

Юпитер. Они уже в черном.

Орест. И правда. Дадим им время износить старое платье. Ну? Ты поняла, Электра? За несколько слезинок тебе предлагают нижние юбки и сорочки Клитемнестры – те вонючие, грязные сорочки, которые ты пятнадцать лет стирала собственными руками. Тебя ждет также ее роль, придется только подучить слова. Иллюзия будет полной, никто не усомнится, что снова видит твою мать, ты ведь стала похожа на нее. Но я – я брезглив: я не стану натягивать на себя штаны убитого мною паяца.

Юпитер. Нечего нос задирать, убил человека, который не защищался, и старуху, умолявшую о пощаде; а послушать тебя, не зная, так решишь, что ты спас родной город, сражаясь один против тридцати.

Орест. А может, я и на самом деле спас родной город?

Юпитер. Ты? А знаешь, кто там, за этой дверью? Жители Аргоса – все жители Аргоса. Они поджидают своего спасителя с камнями, вилами и дубинами в руках, чтобы выразить ему благодарность. Ты одинок, как прокаженный.

Орест. Да.

Юпитер. Гордиться тут нечем. На одиночество тебя обрекает их презрение и ужас, трусливейший из убийц.

Орест. Трусливейший из убийц тот, кто испытывает угрызения совести.

Юпитер. Орест! Я сотворил тебя, я сотворил все: гляди.

Стены храма раздвигаются. Появляется небо, усеянное вращающимися звездами. Юпитер в глубине сцены. Голос его становится оглушительным (звучит через микрофон), но он сам едва различим.

Смотри на эти планеты, которые движутся в строгом порядке, никогда не сталкиваясь: это я упорядочил их орбиты, явив справедливость. Послушай гармонию сфер, беспредельный благодарственный гимн минералов, звучащий с четырех сторон света. (Мелодекламация.) Благодаря мне продолжается жизнь на земле, я повелел, чтобы дитя человеческое было человеком, чтоб от собаки рождалась собака; благодаря мне мягкий язык прилива лижет песок и отступает в положенный час; я повелел произрастать растениям, мое дыхание разносит желтые тучи пыльцы. Это не твой дом, самозванец! Ты в мире, как заноза в теле, как браконьер в господском лесу, ибо мир – добр. Я создал его по своей воле, я – Добро. А ты – свершил Зло, все сущее клянет тебя голосами, окаменевшими от ужаса. Добро – повсюду: оно в мякоти бузины и свежести источника, в зернистости кремния и тяжести камня: куда ни глянь, найдешь его, – оно даже в природе огня и света. Твое собственное тело предает тебя – оно покорно моим предначертаниям. Добро в тебе и вне тебя: оно рассекает тебя, как коса, оно подавляет тебя, как гора, оно несет и катит тебя, как море, оно обеспечило успех твоего дурного дела; Добро было светом факелов, твердостью твоего меча, силой твоей руки. Ты содеял Зло и им гордишься, но что оно, как не уловка бытия, лукавый его отблеск, обманчивое отражение, самое существование которого зиждется на Добре. Опомнись, Орест: против тебя вся вселенная, а ты во вселенной – лишь жалкий червь. Прими естественный порядок вещей, сын, извративший естество свое. Признай свою вину, ужаснись ею, вырви ее из себя, как гнилой зловонный зуб. Иль бойся, чтоб море не отхлынуло перед тобою, чтоб не иссякли источники на твоем пути, чтоб не рухнули на твою дорогу камни и скалы, чтоб земля не разверзлась под ногами твоими.

Орест. Пусть разверзнется земля! Пусть выносят мне приговор утесы и цветы вянут на моем пути: всей вселенной мало, чтобы осудить меня. Ты – царь богов, Юпитер, ты царь камней и звезд, царь морских волн. Но ты, Юпитер, не царь над людьми.

Стены храма сдвигаются, вновь появляется Юпитер, сгорбленный, усталый. Говорит нормальным голосом.

Юпитер. Я не царь тебе, жалкий червь. Кто же тогда создал тебя?

Орест. Ты. Но не надо было создавать меня свободным.

Юпитер. Я дал тебе свободу, чтоб ты служил мне.

Орест. Возможно. Но она обернулась против тебя, и мы оба тут бессильны.

Юпитер. Ага, наконец-то извиняющие обстоятельства.

Орест. Я ищу не извинений.

Юпитер. Разве? Эта свобода, рабом которой ты себя объявляешь, очень напоминает, знаешь ли, извинения.

Орест. Я не хозяин и не раб, Юпитер. Я сам – свобода! Едва ты создал меня, я перестал тебе принадлежать.

Электра. Отцом нашим заклинаю тебя, Орест: свершив преступление, не богохульствуй.

Юпитер. Слушай ее. И не надейся ее вернуть своими словами, эта речь нова для ушей Электры, нова и оскорбительна.

Орест. Так же как и для моих собственных, Юпитер. И для моей глотки, из которой выходят слова, и для моего языка, придающего им на ходу форму. Я с трудом понимаю себя. Еще вчера ты пеленой обволакивал мой взор, воском залеплял мне уши. Вчера еще у меня были извиняющие обстоятельства: мое существование извинял ты – ты породил меня, чтоб я служил твоим намерениям, и весь мир, как старая сводня, твердил мне о тебе, твердил не переставая. А потом ты меня покинул.

Юпитер. Я тебя покинул, я?

Орест. Вчера я стоял рядом с Электрой. И вся твоя природа ластилась к нам, она сиреной пела твое Добро и осыпала меня советами. Чтоб я смягчился – жгучий свет стал мягким, подобно затуманившемуся взору; чтоб я забыл обиды – небо разнежилось, как всепрощение. Моя юность, покорная твоей воле, стояла предо мной, точно невеста, умоляющая жениха, который хочет ее покинуть, – в последний раз я видел мою юность. И вдруг, внезапно, свобода ударила в меня, она меня пронзила, – природа отпрянула: я был без возраста, один, одиноким в твоем ничего не значащем мирке – как человек, потерявший свою тень. Небо – пусто, там нет ни Добра, ни Зла, там нет никого, кто мог бы повелевать мной.

Юпитер. И что же? Прикажешь восхищаться овцой, которую парша отделяет от стада, или прокаженным, запертым в лазарет? Вспомни, Орест: ты был частью моего стада, ты пасся на траве моих лугов, среди моих овец. Твоя свобода – парша, снедающая тебя, она – изгнание.

Орест. Ты прав: это – изгнание.

Юпитер. Зло еще не укоренилось: оно возникло лишь вчера. Вернись к нам. Вернись. Посмотри, как ты одинок, даже родная сестра тебя покинула. Ты бледен, в твоих глазах тоскливый страх. Ты надеешься выжить? Тебя грызет нечеловеческое зло, чуждое моему естеству, чуждое тебе самому. Вернись: я – забвенье, я – покой.

Орест. Чуждое мне самому, знаю. Вне природы, против природы, без оправданий, без какой бы то ни было опоры, кроме самого себя. Но я не вернусь в лоно твоего закона: я обречен не иметь другого закона, кроме моего собственного. Я не вернусь в твой естественный мир: тысячи путей проложены там, и все ведут к тебе, а я могу идти только собственным путем. Потому что я человек, Юпитер, а каждый человек должен сам отыскать свой путь. Человек ужасает природу, и тебе, Юпитеру, царю богов, он тоже внушает ужас.

Юпитер. Ты не лжешь: когда люди похожи на тебя, я их ненавижу.

Орест. Берегись, ты признал свою слабость. У меня к тебе нет ненависти. Что у нас общего? Мы разойдемся, не коснувшись друг друга, как в море корабли. Ты – бог, а я – свободен: мы равно одиноки, мы мучимы одним и тем же тоскливым страхом. Почему ты думаешь, что этой нескончаемой ночью я не искал раскаяния? Раскаяние. Сон. Но отныне я не могу каяться и спать не могу.

Молчание.

Юпитер. Что ты собираешься делать?

Орест. Аргивяне – мои подданные. Я должен открыть им глаза.

Юпитер. Бедняги! Ты одаришь их одиночеством и позором, ты сорвешь одежды, которыми я прикрыл их наготу, и ты обнажишь внезапно их существование, похабное, пресное существование, лишенное какой бы то ни было цели.

Орест. Если и для них нет надежды, почему я, утративший ее, не должен с ними поделиться отчаянием?

Юпитер. Что им делать с отчаянием?

Орест. Что угодно: они свободны, настоящая человеческая жизнь начинается по ту сторону отчаяния.

Молчание.

Юпитер. Пусть так, Орест. Все было предначертано. В один прекрасный день человек должен был возвестить мои сумерки. Значит, это ты и есть? И кто бы мог это подумать вчера, глядя на твое девичье лицо?

Орест. Я и сам бы не поверил. Слова, которые я произношу, чересчур крупны, они раздирают мой рот; судьба, которую я несу в себе, чересчур тяжела, она переломила мою молодость.

Юпитер. Я не люблю тебя, но жалею.

Орест. И я тебя жалею.

Юпитер. Прощай, Орест. (Делает несколько шагов.) А ты, Электра, подумай: мое царство не кончилось, до этого еще очень далеко – я не прекращу борьбы. Гляди, со мной ты или против. Прощай.

Орест. Прощай.

Юпитер уходит.