Цитаты из книги «Некоторые не попадут в ад»

Какие же мы подростки. Ведь все умрём. И что останется?

Будет всё то же самое, из месяца в месяц. Перестрелки, травмы, похороны, закупки оружия и б/к, перепалки, новые инвалиды, бомбёжки, похороны, и ещё тысяч пятнадцать сигарет и литров семьсот коньяка. Однажды вернусь домой – у меня усатые сыновья, дочери беременные и каждая далеко не первым ребёнком. Внуки ползают.

убийцы, а я не знаю лучше людей.

Надо же, – размышлял я по дороге, любуясь на прозрачную, тишайшую, нежнейшую донецкую погоду: – все мои друзья – убийцы; что-то я никогда об этом не задумывался

У меня на такие просьбы ответ всегда был один и тот же: на войну надо ехать от счастья, а если спиваешься – чего там делать, можно и дома спиваться.

Близость к смерти делает многие вещи предсказуемыми и понятными, отучает пугаться по мелочам;

Привет, милая. Если ты читаешь эти строки (а ты читаешь эти строки) – знай, что тебя всё равно однажды найдут. Нас всех найдут. Мы дети Господа – и как мы можем потеряться, подумай сама. Он всех нас помнит поимённо, даже если ты сменила имя. Он раздаст всем долги. Не жалей, что всего лишь четвертной. Что деньги быстро кончились. Тебе дадут ещё. Всем нам дадут ещё.

Однажды я уже говорил, что правда – это как запомнилось. Правда: как спето.

Было шумно в доме, стало тихо. Была семья – нет семьи. Так и жизнь проходит, наверное. Вроде только что шевелил рукой, смотрел на пальцы. Потом смотришь: нет руки, нет пальцев, ничем не шевелишь. «Ой, а что это со мной?» Да ничего особенного с тобой. Вообще ничего.

Возможно, жена говорила о том, что вера (во что-либо, в данном случае – в Донбасс) увеличивает площадь поражения. Если ты целиком состоишь из веры – ты вообще голый, на ладони. Такой раскрытый, что даже неприятно смотреть. Легче убить.