9
Хоан

День тринадцатый

Покинув лагерь интернированных, Хоан остановился, чтобы собраться с мыслями. Автобус в Ларнаку уходил не скоро, поэтому он решил зафиксировать полученную информацию в своем диктофоне.

После того как женщина указала на бородатого мужчину, атмосфера в помещении внезапно накалилась. Многие стали дергать Хоана за рукав, чтобы тоже взглянуть на фотографию, послышались проклятия и крики. Некоторые женщины плевали на фотоаппарат в его руке. Если бы бородатый мужчина находился здесь, его растерзали бы.

Потом одна из беженок сказала, что старая женщина, как, вероятно, и большинство находившихся в лодке, прибыла из местности, прилегающей к Саб-Абару или расположенной немного севернее. А у двух женщин помоложе на фотографии Хоана диалект был другим, не такой, как у всех остальных. В их речи странным образом сочетались деревенские выражения и слабый иностранный акцент. Возможно, они происходили из Ирака. Про них мало что было известно, кроме того, что это мать и дочь.

– Но навряд ли это так, – добавила другая женщина, сообщив, что дочь выглядела старше своей матери.

– Состаришься, когда тебя все время насилуют, – крикнула еще одна.

После этих слов женщины начали шептаться и кивать, многие кричали что-то по-арабски, перебивая друг друга, видимо делясь ужасными воспоминаниями.

– Так что же случилось со старой женщиной? – спросил Хоан у женщины в цветном платье, когда крики прекратились.

– Я уверена, что она была знакома с этим мужчиной и тех двух женщин она тоже знала. Три эти женщины подчинялись ему и явно боялись его. Он отдавал распоряжения, бил их, когда они не слушались. Я точно не знаю, почему он убил старую женщину, но я видела, что она была уже мертва, когда резиновая лодка дала течь.

Она обернулась к другим женщинам и стала по-арабски задавать какие-то вопросы, несколько женщин что-то сердито отвечали ей. И вдруг прямо перед Хоаном началась драка. Две женщины стали бить друг друга, а потом вцепились грязными ногтями в лицо и волосы. Схватка перекинулась на всю комнату, громкая ругань перешла в пощечины, затем в мощные удары по телу и лицу. Хоан понять не мог, что происходит. Ситуация явно вышла из-под контроля, когда первые окровавленные женщины рухнули на пол.

Двери из комнат для допросов вдруг распахнулись, оттуда выбежали мужчины в форме и с решительными лицами набросились на ближайших женщин с кулаками, пытаясь таким образом их утихомирить.

– Боюсь, вам сейчас придется уйти, – сказал сотрудник отдела информации. – Вы их спровоцировали на это безобразие. Надеюсь, вы полностью удовлетворены.

Хоан пожал плечами. Он пожертвовал пятьдесят евро, а что, собственно, получил, чтобы двигаться дальше? Ничего! Так что он точно не был полностью удовлетворен, но у него появилась ясная цель.

Этот человек с черной бородой был убийцей жертвы номер 2117. И ничто не мешало Хоану искать его.

Хотя сказать легче, чем сделать.

Хоан выключил диктофон и посмотрел на выжженную местность вокруг лагеря. Что делать теперь? Двух женщин и убийцы за стальной сеткой нет, но где они? Греческая часть острова длиной сто шестьдесят и шириной восемьдесят километров, на севере – турецкая часть. Они могли находиться где угодно. Бывало, что в горах Тродос прятали людей, когда не хотели, чтобы их нашли, а если были помощники, то можно было тем или иным способом перебраться в турецкую зону. Хоан сам был гражданином страны, входящей в ЕС, при этом не греком, поэтому смог бы получить туда визу, но что он будет делать там, если у него нет никакой наводки?

Хоан глубоко вдохнул сухой воздух, чувствуя свое полное бессилие. В его распоряжении оставалось тринадцать дней, и он уже потратил порядочную часть своего скромного бюджета.

Хоан вернулся к ограде. Что, если снова войти туда и попросить разрешения посетить мужское отделение? Может быть, появится возможность получить дополнительную информацию. Но захотят ли его впускать, пока продолжаются допросы?

Он вспомнил выражение лица редакторши, когда та выдвигала свой ультиматум, и принял единственно возможное в этой ситуации решение. Начиная с этого момента он будет нести бред сивой кобылы и выдаст трогательную красочную историю о старой женщине и ее несчастной судьбе. Он установил, что ее убил мужчина, который также издевался и над двумя другими женщинами. Остается сочинить какую-нибудь концовку. Что касается мотива для убийства, то за этим дело тоже не станет, нехватки фантазии у Хоана никогда не наблюдалось.

Это ведь и правда перспективная идея. Газеты всего мира купят продолжение истории об убийце на свободе, в особенности теперь, когда благодаря фотографии его можно будет идентифицировать. А если в редакции найдется специалист, то там пропустят фотографию через фотошоп и покажут мужчину в безбородом варианте.

Поэтому он отправится в Никосию и начнет продвигать сочиненную им историю с использованием фольклора и эпизодов гражданской войны, которые связаны со становлением Кипра как независимого государства. Хоан твердо решил, что не останется должен ни одного евро редакции, когда вернется в Барселону. Может быть, ему удастся найти кого-нибудь здесь, на острове, чтобы подзаработать, так что он наскребет небольшую сумму, благодаря которой сможет какое-то время посидеть дома, пока не подыщет новую работу.

Тут же оставалось только сделать несколько снимков лагеря беженцев, после чего он найдет себе какой-нибудь пристойный отель и насладится мягкой постелью.

Он как раз собрался снимать, когда увидел женщину с ведром для мытья полов, которая шла через двор прямо к нему.

Когда он захотел сфотографировать ее, чтобы придать репортажу побольше местного колорита, она застыла и подняла руку в знак протеста.

– Будем делать все быстро, – сказала она, дойдя до ограды. Это была та, что кричала о разнице возраста двух исчезнувших женщин. – Дай мне сто евро, и я расскажу тебе то, что знаю, а это больше, чем могут рассказать все другие.

– Но я… – только и успел он сказать, как она просунула пальцы сквозь сетку ограды.

– Я знаю, кто этот человек. И знаю, что случилось, поторопись. – Она пошевелила пальцами. – Они не должны видеть меня здесь.

– Кто, персонал?

– Вовсе нет. Половину денег я отдам охраннику, так что персонал в курсе дела. Я боюсь других женщин. Они сейчас выйдут на прогулку, и если увидят, что я с тобой разговариваю, то меня убьют.

– Убьют? – Хоан стал торопливо искать портмоне.

– Тут есть женщины, которые не такие, как мы, их прислали бандиты, они с нами не разговаривают. Они бежали от сирийской армии и должны устраивать повсюду в Европе теракты. В тех странах, куда их пошлют в соответствии с квотами.

Хоан покачал головой, история казалась невероятной.

– Ты получишь сейчас пятьдесят евро, а если твой рассказ будет убедительным, то еще пятьдесят, хорошо? – Ему пригодится все, что сделает историю более сенсационной.

Она сунула купюру под свой платок.

– Я слышала, как старая женщина назвала мужчину с бородой по имени, и уверена, что именно по этой причине он с ней разделался. Он сохранял это в тайне, потому что он террорист, как и тот второй, который утонул. Единственная причина, по которой они взяли нас с собой в плавание, чтобы они могли потом раствориться в толпе, только поэтому.

– Как его имя?

Она просунула пальцы сквозь сетку.

– Сначала вторые пятьдесят, поторопись. – Она пнула сандалией сухую траву, поднялось облако пыли. – Я скажу еще кое-то.

– Как я узнаю, что ты не врешь?

Она оглянулась. Если она так боится, то должна быть реальная причина?

Когда он протянул вторую купюру, она спрятала ее на груди. Значит, эту она возьмет себе.

– Когда наша группа собралась на берегу в Сирии в ожидании резиновой лодки, мужчина с бородой вышел вперед и стал распоряжаться, – сказала она. – Тогда он называл себя Абдул-Азим, то есть Слуга Всемогущего, но женщина, когда мы были уже в лодке, назвала его Галибом, что значит Победитель. Он разозлился и не раздумывая вонзил ей шило в шею. Он прекрасно знал, что и как делать, казалось, что он готовился к этому. Кровь застыла в моих жилах в этот момент, но, к счастью, он меня не заметил. – Она закрыла руками рот, чтобы не вырвался крик ужаса.

– Что значит «готовился»?

– А шило, которое вдруг оказалось в его руке? А его поза рядом с той женщиной, чтобы удобнее было проткнуть ей шею? И после этого он сразу же вонзил шило в лодку.

– Но что же женщины, которые были вместе с убитой? Почему они не вмешались?

– Они сидели спиной и не видели происходившего, но закричали, когда, обернувшись, увидели, что она исчезает в море. Младшая хотела прыгнуть следом, но Галиб удержал ее. Когда тело выбросило на берег, женщины обвинили его в ее смерти, но он приказал им замолчать и сказал, что им надо быть осторожными, иначе их постигнет та же участь.

– Откуда ты это знаешь? Может быть, ты говоришь так, только чтобы получить деньги? Почему я должен тебе верить?

Выражение ее лица с быстротой молнии изменилось, волнение обратилось в гнев.

– Покажи мне еще раз фотографию мужчины и двух женщин!

Хоан прокрутил фотографии на дисплее.

– Вот эта?

– Видишь двух женщин и мужчину! А теперь посмотри, кто стоит за ними. Это я. Я слышала все, что они говорили.

Хоан увеличил масштаб. Ее черты были не очень четкие, но это была ОНА. И внезапно эта тщедушная, испуганная женщина стала его главным свидетелем, мечтой любого журналиста, первоисточником и доказательством надежности истории. Воистину фантастика.

– Как твое имя?

– Зачем тебе это? Хочешь, чтобы меня убили? – И она пошла прочь от ограды, качая головой.

– Куда пропали те две женщины и мужчина? – крикнул Хоан ей вслед. – Ты видела, как они отошли от этой группы и от тех, кто их охранял?

Она остановилась на расстоянии десяти метров.

– Этого я не знаю, но я видела фотографа в синей форменной куртке, которому Галиб подавал какие-то знаки. Сначала он был рядом с нашей группой и снимал Галиба и двух женщин, потом спустился вниз и сфотографировал тело старой женщины, которое волны выбросили на берег. Судя по всему, Галиба это обрадовало. Он ничего не сказал, но я думаю, его устраивало, что тело выбросило на берег в это время и именно здесь.

– Этого я не понимаю, ведь он убил ее. Разве не лучше было бы для него, если бы она исчезла навсегда?

– Это зрелище сломало двух женщин, и это было в его интересах, я так думаю.

– Ты хочешь сказать, что фотографирование его самого, двух женщин и тела убитой было устроено намеренно?

Она оглянулась и кивнула.

– Но зачем? – сказал Хоан. – Он беженец и должен исчезнуть в неизвестном направлении. Нет никакого интереса для него быть идентифицированным.

– Я думаю, что есть кто-то, кому посылали сигнал, что он жив. Но как я поняла, ты уже позаботился о том, чтобы вся Европа была в курсе событий. Поэтому немецкий фотограф, мне кажется, уже не был нужен Галибу.

– Немецкий фотограф. Он был немец?

– Да. Он ненадолго подошел к нам и сказал Галибу несколько слов по-немецки. Он показывал на тебя, когда ты был около тела женщины, и тогда Галиб что-то передал ему, но я не видела что.

Она вздрогнула, когда хлопнула дверь постройки, и тут же побежала. Без объяснений, не попрощавшись. Она не хотела, чтобы ее увидели.

Вопреки ее желанию, Хоан успел сфотографировать ее, когда она бежала с развевающимся платьем.

Пансионат в Никосии, расположенный в двух зданиях от улицы Ледрас, обошелся в сорок евро за ночь, так что он мог провести здесь несколько дней, не перенапрягая свой бюджет. В данный момент у него было достаточно материалов, чтобы отправить это в «Орес дель диа», но, быть может, дальнейшие поиски принесут и новые плоды.

Summa summarum^[2] он получил одну хорошую наводку, по которой можно было двигаться, хотя след был размытым. Лысый, говорящий по-немецки фотограф в синей форменной куртке. Насколько помнил Хоан, он даже сделал один-два снимка этого фотографа.

Хоан положил фотоаппарат на колени и пару раз откусил сэндвич с ветчиной. Теперь, когда он перебросил все свои фотографии и в мобильник, и в лэптоп, стало безопасно копаться в файлах самого фотоаппарата. Очевидно, ему следует попытаться стать штатным сотрудником «Орес дель диа». Ибо именно благодаря ему об этой жалкой газетенке заговорили во всем мире. Это дало акционерам газеты такие хорошие доходы, что, безусловно, имеет смысл потребовать штатную должность и потом уже продолжить это расследование. Монтсе Виго вовсе не божество, поэтому какой смысл бояться требовать у него нечто само собой разумеющееся?

Хоан расхохотался, представив себе разгневанное лицо Виго. Просматривая дальше фотографии, он остановился на снимке, где был изображен немецкий фотограф.

Хоан нахмурился, потому что картинка была не очень качественной. Если не считать согнутой спины и куртки, похожей на какую-то форму, цепляться было не за что. Даже висок лысой головы был почти не виден, потому что мужчина изогнулся над телом, делая снимок.

Черт, черт, черт.

Хоан покачал головой и максимально приблизил лицо к маленькому дисплею фотоаппарата. Почему куртка воспринималась как часть униформы? Покрой? Особенный синий цвет? Черный воротник и черные обшлага или, может быть, покрой рукавов? А что, если предположить, что куртка была куплена на складе ненужного обмундирования? И был ли такой склад в городе? Хоан очень в этом сомневался.

Он открыл компьютер и стал гуглить в поисках места, где можно было купить такую униформу. По-видимому, в Никосии не было магазинов со специализацией по военному обмундированию. Не исключено, что фотограф ходил в этой куртке долгие годы, а куплена она была не в Никосии.

Хоан вздохнул и снова нашел серию фото из Айя-Напы. Он ведь снимал, когда фотограф стоял около погибших на берегу? Нет, не снимал его, вот черт, почему он не снимал?

Хоан вернулся к снимку со склонившимся над телом фотографом. Неужели никто не в состоянии помочь найти его?

Он присмотрелся повнимательнее. Пожалуй, куртка не обязательно была частью военной формы, скорее блейзер гражданского типа. Материалом была, похоже, шерсть, какую использовали во время Первой мировой войны, но настолько старой она не могла быть, а в современной армии таких и в помине не было.

Если сделать предположение, что немец купил немецкое обмундирование в Германии, то кого об этом спросить? И вообще, как «черный воротник» и «синяя форма» звучат по-немецки?

После некоторых поисков выяснилось: «schwarzer Kragen» и «blaue Uniform», так считал гугл-переводчик.

Можно приступать. Хоан стал искать и сразу же нашел массу сайтов, на которых люди обсуждали униформу всех видов и делились информацией, откуда та или другая. Он выложил свой снимок фотографа в синей куртке и написал: «Кто-нибудь может сказать, чья это форма?»

Когда он закончил, была уже ночь.

Ответ появился на дисплее следующим утром. Когда Хоан открыл глаза, он почувствовал нестерпимую жару, в глаза ему бил свет, из-за которого тени в маленькой комнате казались еще чернее. Парочка утомленных гекконов, разомлев, устроилась наверху под перекладинами штор в ожидании вечерней прохлады.

«Ich weiss nicht wie alt diese Photo ist, aber mein Vater hat so eine gehabt. Seit zehn Jahren ist er pensioniert von der Strassenbahn München. Es ist ganz bestimmt dieselbe»^[3].

Женщина подписалась Гизела Варберг, немка, значит, так оно и есть.

Хоан вскочил с постели и стал делать перевод через компьютер. Ей было неизвестно, насколько старая фотография, но она узнала униформу, в которой ее отец работал кондуктором в мюнхенском трамвае.

«О боже, что мне делать, что мне делать?» – заметался Хоан, потом стал гуглить: «Uniform Strassenbahn München». Хоан ожидал, что, возможно, придется искать несколько часов, но уже спустя несколько секунд сайт eBay предложит ему на продажу униформу, в точности такую, какая была на фотографе.

«Alte Schaffnertasche, Uniform, Abzeichen, Strassenbahn München Trambahn, 399,00 Euro»^[4].

Голова Хоана упала на подушку. Понятно, что униформа та самая, но какого черта ему теперь делать? Прилететь в Барселону с блокнотом, полным записей и каких-то предположений, которые могут превратиться в две-три тематические статьи? Нет, этого недостаточно. Но как найти этого лысого мужчину в униформе и при встрече доказывать его связь с пропавшим беженцем, который, возможно, является джихадистом и прячется в Европе бог знает где?

В дверь комнаты Хоана постучали.

Мальчик, стоявший снаружи, несколько секунд растерянно смотрел на одеяние Хоана в виде простыни, прикрывавшей голое тело, но потом все же отдал ему конверт, лежавший в руке. Когда Хоан взял конверт, мальчик в тот же момент словно испарился. Хоан не успел даже крикнуть вслед, как тот одним махом перескочил через ступеньки и исчез.

Внутри конверта была завернутая в листок бумаги фотография.

Хоан развернул листок и, бросив беглый взгляд, понял, что в этом виноват он.

Закрыв глаза, он несколько раз судорожно сглотнул и снова посмотрел на снимок. Труп лежал на спине с перерезанным горлом и мертвыми остекленевшими глазами. Две купюры были вставлены между бледных губ. Две купюры по пятьдесят евро.

Хоан отбросил фотографию от себя на кровать и посмотрел в сторону, борясь с ощущениями тошноты. Из-за жалких пятидесяти евро эта женщина решила рискнуть жизнью и проиграла. Если он напишет, что́ именно привело бедную женщину к смерти, все обвинения будут направлены против него. Потому что яснее ясного, что, если бы он не ввязался в эту историю, она была бы жива.

Хоан посмотрел в пустоту. Но ведь он ввязался.

Он долго крутил в руке листок, потом взял себя в руки и прочитал написанный по-английски текст.

Хоан Айгуадэр, мы знаем, кто ты, но ты можешь не бояться, если будешь делать то, что мы скажем.

Иди своим путем и пиши обо всем в свою газету. До тех пор пока мы знаем, что мы впереди, мы будем давать тебе директивы, что делать. И пока ты не сдашься, мы позволим тебе жить.

И не забудь сообщить миру, что, когда мы нанесем удар, это будет очень болезненно.

Ты о нас услышишь.

Абдул-Азим, шагающий на север.