Асад дрожал всем телом, но что это было? Сновидение или реальность?
Он видел очень отчетливо, как его дочери стояли в дверях, одетые в платья цвета лаванды, Нелле шесть лет, Ронье – пять. Изящными плавными движениями они махали ему, а заболевшая Марва стояла между ними со слезами на глазах, держа руки на округлившемся животе с третьим ребенком. Взглядом она прощалась. Это было не прощание любящей четы перед кратковременным расставанием, а безутешное расставание, которое до сих пор отзывалось в душе Асада непомерной болью; через мгновение служба безопасности Саддама посадила его в черный фургон. Происходило это шесть тысяч суток тому назад. Ночи и дни, лета и зимы, наполненные болью в бесчисленные мгновения, когда мысли вспыхивали, не получая ответа на вопрос, где же его семья. И вдруг сейчас он стоял тут, удивленный и обессиленный, перед ошеломляющей ясностью, от которой чуть не остановилось сердце. Шестнадцать ужасных лет неведенья исчезли из его сознания за доли секунды, потому что он наконец получил информацию, что они живы.
Картинка сменилась, Марва опять перед ним, но сейчас ей двадцать один год. Прекрасная, как лучезарный рассвет. Самир держит свою старшую сестру за талию и гордо улыбается. «Я не могу мечтать о зяте, который был бы лучше тебя, Заид, – говорит он. – От имени нашего отца я передаю в твои руки жизнь и судьбу Марвы и желаю, пусть к нам ко всем придет счастье, да будет благословен Аллах».
Она была плодовитой и верной женой. И все, о чем только маленький беженец из Ирака мог мечтать в своей жизни, осуществилось. Семь лет вместе, в полной гармонии с Богом и со всем миром, но затем все вдруг кончилось.
В полусне Асад прошептал ее имя и в ту же секунду почувствовал, как она прижалась к нему своим телом; испытав облегчение, он протянул ладонь назад и ощутил нежную кожу и тепло, жаркое дыхание спящей женщины, от которого его сердце могло то бешено биться, то замирать. Все тягостные мысли были вытеснены неудовлетворенной чувственностью и отсутствием близости в течение долгих лет; он обернулся и с закрытыми глазами вдохнул аромат женского тела. В таком полусонном состоянии его руки осторожно двинулись вдоль спины, в то время как ее дыхание становилось тяжелее и глубже. Кожа ее бедер была влажной и горячей, одним движением она повернулась и раздвинула ноги, чтобы он понял, что она восприняла его зов.
– Ты уверен? – откуда-то, неизвестно откуда, прозвучал ее шепот.
Асад приблизил лицо к ее лицу и ощутил, как ее горячие губы и язык с жадностью принимают его поцелуй, и ее руки скользнули вниз и разбудили его тело.
Когда он раскрыл глаза, его душили слезы, и он не знал почему. Словно это было предупреждением, что грядущий день ничего хорошего не принесет. Как ясное осознание того, что ты провалишься сегодня на экзамене, как подтверждение того, что накануне тебе поставили диагноз о неизлечимом раке или что твоя любимая изменила и бросила тебя. Как будто все в жизни рухнуло и ты погрузился в хаос. Вот так и было в этот полуреальный миг, когда он вдруг обнаружил, что, лежа на боку, смотрит на стену в квартире Розы, она сама, раздетая, рядом с ним, а в полуметре от его головы первая страница газеты с неотчетливой фотографией его давно пропавшей жены.
Такой была реальность, и Асад чуть не задохнулся.
На его плечо легла чья-то рука.
– Ты проснулся, Асад? – раздался тихий голос.
– Роза? – Он стиснул зубы и нахмурился. К таким мгновениям трудно быть подготовленным.
– Что случилось? – спросил он, не желая услышать ответ.
– Ты потерял сознание в постели, а потом был в беспамятстве и непрерывно рыдал. Я пыталась разбудить тебя, чтобы освободить от кошмара, но безуспешно, и я заснула. Ночью мы занимались любовью, и затем ты заснул спокойным глубоким сном, – невозмутимо продолжила она. – Это все. Но почему ты потерял сознание, Асад? Что с тобой?
Резким движением он поднялся и перевел взгляд с ее лица на газетную вырезку за спинкой кровати.
– Ты в курсе, что демонстрируешь мне своего смуглого дружка? – засмеялась она.
Асад опустил взгляд и потом с чувством вины посмотрел на нее.
– Я ведь не знал, где нахожусь. Ты – мой лучший друг, и если бы я знал…
Она поднялась на колени, по-прежнему полностью обнаженная, и приложила палец к его губам.
– Тсс, глупый мужчина. Ты все еще мой лучший друг. Мы ведь никому не изменяем, правда? Мы всего лишь два верблюда, пути которых пересеклись, so to speak[5]. – Она сердечно рассмеялась, но Асад не обрадовался ее шутке.
– Это не так, Роза. Мне есть кому изменять, именно это так подействовало на меня вчера.
Она прикрыла одеялом грудь.
– Я не понимаю, кому же ты изменяешь?
Асад встал, взял газетную вырезку и внимательно рассмотрел ее. Он много лет был верен своей любимой в надежде снова найти ее, и вот теперь, когда узнал, что она жива, в ту же ночь он отдался другой женщине.
Асад рассмотрел дату вверху вырезки. Это было всего несколько дней назад, и теперь он полностью убедился, что это В САМОМ ДЕЛЕ Марва. Она стояла в свете прожекторов, и лицо ее было искажено болью. Ему пришлось заставить себя смотреть на нее, в ее глазах было бессилие и чувство безнадежности, а по платью, висевшему на ней, и измученному лицу было видно, что жизнь ее была кошмарной. Но, несмотря на это, ему показалось, что в ней достаточно силы, чтобы защитить женщину, стоявшую рядом. Но кто же вторая? Определенно, взрослая женщина, хотя лица не было видно. «Ронья или Нелла, которые стали ростом выше Марвы?» – спросил он себя.
И снова его одолели рыдания. Асад не знал, как выглядят его собственные дочери. А если здесь стоит его дочь, то где же вторая? Где Нелла, где Ронья? Кто есть кто?
– Взгляни-ка сюда, Карл, – сказал Гордон с белым, как снег, лицом. Он показал некрупное, с красноватым оттенком, выпуклое пятно на щеке. – Боюсь, что это рак кожи, потому что этим летом я очень много бывал на солнце.
Карл рассмотрел поближе. Вид действительно был непривлекательный.
– Насколько я могу судить, тебе лучше держать свои лапы подальше от него, я давно не видел такой мерзости.
Потерянный голос Гордона задрожал:
– Не трогать, значит? Так это все-таки раковая опухоль?
– Я ведь не дипломированный медик, правда? Но могу тебе сказать, что если ты его будешь теребить, то выльется море гноя, а мне здесь этого не надо. Это чертовски большой прыщ, Гордон.
Невероятно, сколько радости может появиться на лице человека при упоминании о море гноя.
– А еще что-то есть? Потому что дел у меня выше головы, – сказал Карл, и это не было абсолютной ложью. Потому что ему предстояло пожевать никотиновую жевательную резинку, положить ноги на стол и прикрыть глаза на время, пока на дисплее компьютера не появятся свежие новости.
Гордон постоял немного, приходя в себя, потом ответил:
– Да, а еще этот псих опять позвонил мне! Не проходит дня, чтобы он не звонил с рассказом, чем он занят.
– Вот как! – Карл вздохнул и протянул руку к пачке никотиновой жвачки. – Ну рассказывай, что этот идиот сообщил тебе сегодня?
– Он повторил, что когда достигнет цели, то отрубит отцу и матери голову своим самурайским мечом. Потом выйдет на улицу и будет рубить всех, кто окажется у него на пути.
– Самурайским мечом, как интересно. Он, может быть, японец?
– Нет, он датчанин, я думаю. Я записал разговор, хочешь послушать?
– Избави бог, спасибо, не надо! И ты снова подумал, что все это он говорит всерьез?
– Да, а иначе он не звонил бы каждый день, правда?
Карл зевнул.
– А лучше сообщи-ка ты о нем нашим коллегам наверху, Гордон. Тут, в подвале, нам незачем вешать на себя этого идиота. Милое будет дельце, если ты его не остановишь, а он возьмет да зарубит двадцать человек, а?
Гордон широко раскрыл глаза. Уж этого он точно не хотел.
– Ну вот! – Карл вздохнул еще раз, когда зазвонил телефон, и неохотно взял трубку. Звонили с третьего этажа. – Нужно немедленно явиться в командный пункт, – устало сказал он. Как жаль, придется обойтись без небольшого отдыха. – Похоже, нам через пять минут предстоит присутствовать на представлении преемника Бьорна. Попросим Всевышнего, чтобы им не стал Сигурд Хармс.
Уже второй раз на протяжении недели Карл стоял в зале руководства, зажатый толпой коллег, в облаке разнообразных запахов, и ему скорее хотелось послать все это к чертям собачьим. Разве обладатели выдающихся носов, изобретающие туалетную воду и духи, хоть раз подумали, что произойдет с их идеальными творениями, когда все эти запахи, призванные вызывать эйфорию чувств, отделятся от тела, которое целый день обливалось потом? Уж не говоря о том, что тяжелая артиллерия стариков будет сочетаться с девичьими ароматами молодых коллег – вся эта дрянь вроде «Хуго Кляйна», или как там это дерьмо называется?
Начальница управления полиции вышла вперед.
– Может быть, кому-то покажется неэтичным, что я назову преемника раньше похорон Ларса Бьорна. Я не стала бы этого делать, но в отделе особо опасных преступлений накопилось очень много дел, и, кроме того, у меня уже есть предварительная договоренность относительно этой должности. Я совершенно уверена, что этот человек справится с ней лучше, чем любой другой.
– Значит, Терье Плоуг, – шепнул Карл Гордону.
Но Гордон покачал головой и показал назад. Там стоял Терье Плоуг, и он определенно не выглядел как человек, получивший повышение.
– Я уверена, все присутствующие согласятся, что выбор сделан совершенно правильно. – Начальница управления повернулась к двери своего кабинета. – Можешь войти, Маркус.
По залу пробежал шум, когда вышел Маркус Якобсен, бывший начальник отдела. Прошло шесть лет с тех пор, как он вышел на пенсию, чтобы ухаживать за своей больной раком женой. Его появление вызвало сначала пару аплодисментов, а через секунду оглушительные овации, свист и топот, чего никогда не наблюдалось раньше в этом торжественном интерьере.
Маркус был тронут, но секунду спустя он сунул пальцы в рот и издал такой свист, что проигнорировать его было невозможно.
– Спасибо, – сказал он, когда в зале наступила тишина. – Какой прием в момент возвращения! Я знаю, большинство считает, что я уже свое отслужил. Надеюсь, это не так. Думаю, несмотря на свой возраст, я могу еще немного потрудиться.
Он снова призвал всех к тишине, так как отовсюду опять послышались радостные крики.
– Я очень огорчен из-за того, что случилось с Ларсом Бьорном. Он был надежным товарищем и хорошим полицейским, и у него впереди было много лет жизни. Несколько часов назад я разговаривал с его вдовой Сусанной и поэтому знаю, что на их семью обрушился еще один удар. Йесс, брат Ларса, вчера покончил жизнь самоубийством.
Он помолчал немного, чтобы слушатели осмыслили это сообщение.
– Какое-то время я буду начальником отдела убийств после Бьорна. Я с гордостью беру на себя эту миссию и буду выполнять ее в духе отдела «А». С разрешения начальника управления полиции, я хотел бы все же называть отдел «А» отделом убийств, пока буду сидеть там, в угловом кабинете. Пусть за нами останется право называть место своей работы так, как нам нравится.
Его слова были встречены аплодисментами. Хлопал даже Карл.
Именно Гордон первым отреагировал на незнакомый аромат в подвале. Словно получив удар по голове, он остановился и пошевелил ноздрями. В любом случае запах был приятным.
– Роза? – с надеждой, чуть слышно произнес Гордон. Он не видел ее много месяцев, и именно для него ее трагедия стала самым сильным ударом. Но надежда, как известно, умирает последней, и часто она и есть то единственное, что остается человеку.
Карл похлопал его по плечу.
– Наверное, это Лиза из архива, Гордон. Не надейся, что Роза когда-нибудь явится сюда, в управление полиции. – Он хотел еще раз похлопать его по плечу, когда из кабинета Карла вышла Роза.
– Какого дьявола вы пропадаете, мы уже полчаса ждем вас?!
И это сказал человек, сам пропадавший целых два года!
– Какая радость, Роза! Добро пожаловать, даже если ты прибыла к нам с кратким визитом. – Карл широко улыбался, давая понять, как сильно ее не хватало тут.
Судя по выражению ее лица, приветствие Карла показалось ей чересчур бурным. А вот объятиями Гордона она осталась довольна – им двоим было что вспомнить.
– Мы устроились здесь, потому что тут много места. Заходите.
Карл хмыкнул. Два года ее не было, и вот опять, черт побери, она уже командует ими и хозяйничает в его кабинете. И вообще, что значит «мы»? Она что, имеет в виду Асада?
Так оно и было, они нашли Асада сидящим на месте Карла со следами слез на потемневшем лице.
– О боже, друг. Похоже, ты совсем не в себе. Это из-за Ларса и Йесса?
Тот тупо смотрел в пространство, но все-таки покачал головой.
– Смотрите! – Роза положила на стол Карла несколько газетных вырезок и на одной из них показала на женщину. – Асад действительно близок к помешательству, Карл, и понятно почему. На протяжении долгих лет он вешал нам лапшу на уши, мол, в Дании у него есть жена и дочери. Но разве мы когда-нибудь видели их? Когда-нибудь он рассказывал нам какие-то подробности о них? Он вообще говорил что-то про них в последние годы? Нет, ничего не говорил, но сегодня Асад решил рассказать мне правду о своей семье. Он потерял всякий контакт с женой Марвой и двумя дочерьми шестнадцать лет назад и постепенно привык к мысли, что их больше нет в живых. Но вчера случилось нечто неожиданное.
Карл нахмурился и посмотрел на отвернувшегося Асада.
– Да, вижу, ты уже понял, Карл, это правда, – сказала Роза. – Вчера вечером Асад обнаружил, что вот на этой вырезке фотография его жены Марвы.
Карл посмотрел на фотографию и прочитал текст, в котором рассказывалось об очередном трагическом бегстве через Средиземное море, в этом случае на Кипр.
– Ты уверен, Асад? – спросил он.
Асад обернулся и кивнул. Уголки его рта дрожали, глаза были пустые и мертвые. Он даже не моргал.
Карл не знал, как реагировать. Что бы он ни сказал сейчас, все будет неуместным. Они никогда и ничего толком не знали об этом человеке, который находился рядом с ними. И как теперь быть? Как жить с той правдой, которая наконец выплыла наружу?
– Ну хорошо, – сказал Карл и сделал небольшую паузу. – Значит, так ты об этом узнал, Асад, и тебе полегчало?
Асад долго сидел, собираясь с мыслями, прежде чем что-то сказать.
– Прости, Карл, мне действительно жаль, что так вышло, – наконец произнес он и положил ладонь на руку Карла.
Его рука полыхала огнем.
– Но так надо было, Карл. Я не мог по-другому.
– Прекрасно, но ведь больше такого не будет, я надеюсь?
– Нет, больше такого не будет.
– Гм… может, теперь ты расскажешь все как есть?
Роза слегка хлопнула Карла по плечу. Асад с каплями пота на лбу посмотрел Карлу прямо в глаза.
– Меня зовут Заид аль-Асади, – тихо начал он.
Уже начало ошеломило Карла. Заид? Аль-Асади? Какого черта? Он не уверен, что сможет это выговорить.
Похоже, Роза заметила его реакцию.
– Асад останется Асадом, Карл. Пусть он рассказывает.
Карл озадаченно качал головой. Можно подумать, он все эти годы только об этом и мечтал. Но Заид? Неужели он должен теперь называть его так?
– Мы ведь, наверное, все согласны, что Асаду надо дать время, сколько бы его ни потребовалось, чтобы он нашел свою Марву? – сказала Роза.
– Черт побери, ну конечно, – буркнул Карл. Она думает, он кто? Адольф Эйхман, что ли? – Асад, я искренне сочувствую тебе, – сказал он, и это была правда. – Тебе наверняка было тяжело.
О проекте
О подписке