Глава 7. Заключенный

Истощение тела не стоит недооценивать. Стремление взять жизнь в свои руки туманом заволокло сухую рассудительность, я твердо был намерен вырваться из повседневной беспомощности. Сеанс полугипноза-полуразговора оказался невыносимым, поэтому все системы моего организма вызвали панику, а сердце заскрипело от напряжения. На некоторое время оно остановилось.

Элла вызвала скорую, когда я упал на пол без сознания. В тот момент еще остатки сил запускали движение крови по сосудам. Остановка произошла уже в больнице. Счастливое стечение обстоятельств, четкие действия Эллы и врачей, непотерянные секунды – все это позволило мне открыть глаза уже через сутки. Но я все равно был без сознания. В таком состоянии я пробыл в больнице под наблюдением четыре дня, но ничего этого не помню. Окончательно пришел в себя только на пятый день, когда доктор Вуснер договорился о том, что он несет ответственность за мое физическое здоровье, и перевез меня домой. Выпавшие из моей жизни четыре дня пересказал тоже он. Мне же казалось, что буквально миллисекунду назад пальцы Медузы пронзали мою грудь.

– Ваш организм очень хочет жить! – начал отчитывать меня Андрей. – Он быстро восстанавливается. А вот вы, Адам, отчаянно насилуете его! Какого черта вас понесло к незнакомому психологу?!

Вопрос доктора возродил воспоминания о сеансе у Эллы, и я спокойно пересказал историю, как попал к ней.

– Отныне ей запрещено вести с вами какую-либо терапию. Я позаботился о решении суда. У меня есть для этого необходимые связи. Больше эта женщина не подведет вас к краю смерти.

Во мне опять поднимался протест:

– Но…

– Никаких «но»! – перебил доктор. – Я уже понадеялся на вашу разумность. Это было ошибкой. Теперь вы будете под постоянным наблюдением. Сегодня ваша жена соберет все необходимое, вы приведете себя в порядок и отправитесь со мной в институт. На третьем этаже у нас находится терапевтическое отделение для пациентов, которые не представляют опасность для других и находятся в сознании. Аделаида Шонхер, о которой я рассказывал, возьмется за ваше лечение.

Я приподнялся на кровати и запротестовал:

– Это незаконно! Я не давал согласия.

Вуснер достал из внутреннего кармана блейзера, который сегодня был голубого цвета, бумажный лист и развернул его ко мне стороной с текстом:

– Последние события и, опять же, мои связи позволили городскому суду признать вас неспособным отвечать за свои действия и передать право принятия решений о вашей дальнейшей судьбе ближайшему родственнику – жене, Валерии Адамовой. Она же мудро поступила, взвесив все риски, и подписала заявку на оказание своему дорогому мужу психологического и, при необходимости, психиатрического лечения. Можете злиться, кричать, но я не позволю вам себя уничтожить. В вас было вложено слишком много труда, да и финансов, чтобы позволить умереть из-за вашей глупости.

Речь доктора казалась фрагментом несуразной комедии. Я узнал, что теперь не подчиняюсь себе ни в чем. Осознание одного важного факта заставило воспринять эту новость не так злостно. Мое сердце останавливалось. Я смертен.

Никаких сомнений, воспоминания о многовековой жизни – бред больной психики. Мне действительно нужна помощь. Реальность и антиреальность смешались, и я до сих пор не ощущаю себя настоящим. Не человек, а какая-то подделка. Недоразумение эволюции. Тупик запутавшихся генных спиралей. Бесполезное существо, с которым носится бригада странно-неравнодушных людей.

А моя жена? Я не ощущаю с ней никакой связи. С момента, как я очнулся, она стоит в дверном проеме спальни, теребя пальцами розовый свитер и закусив нижнюю губу, как провинившийся ребенок. Она переживает. А я? Ничего не чувствую. Чужая. Или я чужой.

Мой взгляд вернулся к доктору, который до сих пор держал передо мной листок бумаги с решением суда. Я схватил его и разорвал в клочья, не проронив ни слова.

– Замечательно. Вы только подтверждаете правильность моих действий. Я оставлю вас. Поговорите с женой и соберите необходимые вещи. Бежать не получится, сразу говорю – за домом наблюдают работники института. Они вас и доставят. Прощаюсь с вами до вечера. Взываю к разуму – поймите, мы все заинтересованы в вашей безопасности!

Доктор вышел из спальни, и мы остались с Валерией наедине.

– Прости меня, – начала она робко.

Я махнул рукой и поднялся на ноги.

– Доктор Вуснер заверил меня…

– Не надо. – Я даже не мог обратиться к ней по имени. – Мне сложно с тобой говорить. Смотрю на тебя, но вижу незнакомку. И теперь никак не приму факт того, что чужой человек принимает решения за меня. Ты проявляешь море заботы, только она мне в тягость. Я все еще недостаточно помню тебя.

Валерия разрыдалась и убежала в ванную. Можно выдохнуть. Никакого чувства сожаления или вины во мне даже не зарождалось. Не желаю думать о чужих мотивах и эмоциях. Сейчас важно только то, что через несколько часов я окажусь в клетке.

Андрей взывал к моему разуму. Тут он попал в точку – самым верным решением будет не сопротивляться. Я поеду и начну терапию у этой Аделаиды. Другого варианта нет! Но теперь я буду тщательно наблюдать за каждой мелочью, за каждым движением, за каждым выражением лица всех, кто станет пытаться на меня воздействовать. Какое-то недоверие звенело свихнувшимся будильником. Желающий помочь человек не будет подключать свои связи в суде, чтобы взять под контроль действия другого. Возможно ли, что я нужен доктору Вуснеру для чего-то еще?

В шкафу под коробками с обувью лежала дорожная сумка, которая вместила в себя зубную щетку, средства гигиены, несколько комплектов сменной одежды и документы. Я все уложил и вышел из спальни.

Жена с заплаканными глазами ждала меня у входной двери. Ее молящий о прощении взгляд я проигнорировал и пулей выскочил на улицу. Двое мужчин без эмоций на лице в самых обычных полуспортивных джемперах тут же подхватили меня под руки и усадили в серую машину. Дверные замки щелкнули. Я в перевозной тюрьме.

Проезжая по улице Караваджо, мы остановились на светофоре рядом с тем самым домом местного коллекционера по кличке Гермес. Здание казалось хрупким каркасом из-за множества огромных окон. Удивительно, но ни одно из них не открывало миру внутренности комнат, лишь отсвечивали серебром бесчисленные блики. Архитектура выглядела очень футуристично, контрастируя острыми углами с нежными розовыми розами. Аккуратные цветы усыпали практически всю территорию вокруг этого дома. Я всмотрелся внимательнее и понял, что бутоны на самом деле белые, но каждый лепесток будто обрызган красной краской. Мелкие пятна издалека сливались с основным цветом. Дом напоминал скорее космический корабль, спустившийся в розовое море.