Колобок с давних пор был самым страшным чудовищем Тёмного леса.
Во-первых, он круглый. То есть зацепиться не за что. Никаких углов или граней.
Во-вторых, он гладкий. То есть, опять-таки, зацепиться не за что. Никаких шероховатостей или заусениц.
В-третьих, он всеядный. Он просто вбирает в себя всё, что попадается ему на пути. Без следа.
В-четвёртых, он идеальный, поэтому предельно горд собой и глубоко презирает всё окружающее.
В-пятых, он не просто шар – он гипершар, то есть пребывает одновременно во множестве измерений. Что из этого следует, никто не знает, но от страха тот же никто ничего поделать не может.
– Вы не имеете права быть таким идеальным и всё в себя вбирать, – мужественно заявил господин товарищ Брыкля. – Мы на вас в суд подадим, гуманный и справедливый.
Тут Колобок должен был повернуться в сторону Ивана с Павлином Матвеевичем, но этого никто не заметил, так как Колобок со всех сторон одинаковый и нет на нём нигде никаких особых примет вроде шрама или родинки, чтобы различить какие-нибудь стороны.
– Как же он видит, – задался вслух мысленным вопросом Иван.
– Я вижу всем своим существом, – прогудел Колобок из своих внутренних бездн.
– То есть вы, получается, один большой глаз, – заметил федеральный адвокат. – Это тоже незаконно.
– Я сам себе закон, высший и непреложный.
– Ооо, а вот тут вы попали, – зашёлся в азарте Павлин Матвеевич. – Тут вы нарушили прерогативу самого царя-батюшки. Он вас за это по макушке вашей не погладит. Где бы она у вас ни была.
– Сейчас я вас поглощу, мелкоту ущербную, и всё. Вы даже не увидите, кто тут закон и что тут законно.
– Погоди, – выступил с миротворческой инициативой Иван, – а какой смысл тебе всё поглощать. Ты ведь и так круглый, и так идеальный. Чего тебе не хватает.
– В этом мире мне смысл не надобен. Просто качусь и поглощаю. Такова моя природа.
– Ага, – зацепился-таки Иван, – значит, в других мирах, может, и надобен?
Тут Колобок должен был замереть во внезапной задумчивости, но этого никто не заметил, потому что он совершенно гладок и однороден.
– Хм… Это забавное предположение. Иметь разные смыслы в разных мирах, а в иных вообще без него обходиться – надо как-нибудь попробовать.
– Да пожалуйста. Мы, дураки, щедрый народ. Раздаём гениальные идеи направо и налево. Особенно налево.
– Да, зацепил ты меня, Иван. Такого отродясь не было, сколько себя помню. А я себя всегда помню. Можешь за это спросить меня что хочешь, перед тем как я тебя поглощу.
– Мы, Колобушко, смысл ищем. Только пока не знаем, что это. Ну как не знаем – кое-что уже выяснили. Но мало.
– Смысл – это такая штука, которая может работать во всех возможных мирах. А они, Иван, бывают ох какие разные. Даже и подумать страшно. В некоторых из них я даже не круглый.
– Возможных мирах? Я дурак, Колобчик дорогой. Объясни попроще как-нибудь.
– Ну вот, например, деньги.
– Да! – поддержал Иван. – Отличный пример.
– Не могут быть они смыслом, – ко всеобщей грусти-печали заключил Колобок. – Потому как не во всех мирах они что-то значат и вообще возможны.
– Да ну, – скептически изумился в свою очередь федеральный адвокат. Он-то знал, чему изумляться.
– Они даже и в этом мире могут потерять своё значение.
– Угу, Идолище Поганое уже говорил про коммунизм и расстрелы.
– Даже и без расстрелов. Могут просто обесцениться, и всё. А в некоторых мирах вообще невозможно никакое количество, в том числе количество денег.
– Я уже говорил, что дурак?
Колобок наверное должен был вздохнуть, но никто этого не заметил, потому что он идеально круглый, безо всяких складок и трещинок.
– Есть миры, где есть только я и больше никого. Потому что я всё там поглотил. Я, знаете ли, могу целый мир поглотить и не поперхнуться. И мне там деньги ни к чему. А смысл должен быть таким, чтобы он был для меня смыслом даже там, где нет ничего, кроме меня.
Товарищ господин Брыкля в это время достал из-за пазухи Ивана самописную грамоту и бегал по ней глазами.
– Точно-точно, про это уже было в самом первом пункте контракта.
– То есть смысл должен греть душу, что бы там ни происходило. Небо может стать землёй, а земля водой, только смысл останется смыслом. Денег у тебя может быть много или вообще не быть, а смысл останется смыслом. Ты можешь быть больным или здоровым, молодым или старым, женатым или холостым, а смысл останется смыслом.
– Да, что-то такое тоже было – как раз в последнем из пунктов, – обратил своё учёное внимание федеральный адвокат.
– Гравитация может исчезнуть или обратиться внутрь себя, люди могут ходить на ушах, твёрдое может стать мягким, а жидкое вовсе прекратиться, камни могут заговорить, звёзды погаснуть, а смысл должен оставаться смыслом. Иначе это не смысл. Он по природе независим ни от каких обстоятельств. Вообще ни от каких, – прогрохотал Колобок.
– Надо же, – удивился Иван.
– Надо же, – согласился Павлин Матвеевич.
– Ну вот. А теперь я вас поглощу.
И громадный Колобок плавно двинулся в сторону федерального адвоката и его доверчивого доверителя. Адвокат побежал, а Иван так и остался тупо стоять. Потому что дурак. Но их обоих постигла одна и та же судьба. Суперколоб поглотил их безо всякого усилия и следа.
Поглотил он и самописную грамоту. Но в последний момент она успела передать в Центр: смысл есть то, что ты можешь пережить, с невозможностью чего ты не можешь смириться, чему ты можешь посвятить всю свою жизнь, к чему ты стремишься как к конечной цели, главнее чего для тебя ничего нет, чем ты измеряешь всё остальное, что открывает целое измерение в тебе и во всём вокруг, что подходит для любого разумного существа и что не зависит ни от каких внешних обстоятельств, то есть сохраняет свою значимость во всех возможных мирах.
Жил-был Иван-дурак и всё время исполнял волю царя-батюшки. Что царь ни прикажет, всё Иван делал, готов был прямо жизнь отдать. А между делами ждал, что же прикажет царь. Но вот старый царь помер – то ли сам от старости, то ли ему помогли. Иван уж готов был точно так же служить новому царю, да тот прислужников своего предшественника не жаловал, а совсем даже наоборот. Так что Ивана, говорят, даже казнили за слишком рьяную службу не тому царю.
Жил-был Иван-дурак и всю жизнь хотел быть не просто дураком, а официальным дураком. Всё для этого делал, всем жертвовал. Молился, постился, не женился, всяческие показательные выступления устраивал. И был уже на волосок от заветной мечты. Но тут звание официального дурака взяли и отменили. Безо всякой компенсации за потраченную жизнь. Так и помер Иван дураком неофициальным.
Иван-дурак и федеральный адвокат пропали. Но разве могут просто так пропасть целый официальный дурак и целый федеральный адвокат. Конечно, могут: пропали же они из царства-государства в Тёмный лес. Никто и ничто не пропадает никуда, всё пропадает куда-то. Но иногда это куда-то такое, что очень похоже на никуда. Так и теперь: внутренность Колобка оказалась такой же гладкой, безупречной и непонятной, как и его наружность. Ведь понять значит схватить или хотя бы уцепиться, а тут опять ни схватиться, ни уцепиться было не за что. Какое-то серое ничто, в котором ты то ли стоишь, то ли сидишь, то ли висишь, то ли паришь, то ли лежишь, то ли бултыхаешься. Вроде пустота, а вроде и полнота. В общем картина совершенно размытая. Даже и не поймёшь, картина ли это.
Дурак и адвокат уже практически к этому приспособились. Каково же было их удивление, когда они обнаружили, что не одиноки в этой бездне неопределённости, наполнявшей Колобка. Прямо со дна этой бездны на них не моргая глядело ни кто иное, как Чудо-Юдо, и опять собственной персоной. Вот так всегда: в какую глухомань ни заберись, в самой серёдке непременно будет прятаться Чудо-Юдо.
– Вы кто такие. Я вас не звало. Идите отседова, – ласково молвило Чудо-Юдо.
– А вы по какому праву тут? – контрагрессивно нашёлся Брыкля. – Это разве ваша жилплощадь или ваше нежилое помещение?
– Я Чудо-Юдо. Я должно находиться там, где меня никто не найдёт и где я могу обнаружиться самым неожиданным образом.
– Так это ты должно быть в каких-нибудь чащобах, туманных болотах и прочих джунглях из разного светопоглощающего материала.
– Не осталось больше таких мест, – гневно вздохнуло Чудо-Юдо. – Нет больше таких трясин и таких бездн, которые нынче не стали проходным двором. Куда ни залезь, всюду тебя тут же находят, хотя бы и умственно. Потому приходится тут сидеть. А вы возьми и найди меня. Что теперь делать бедному Чуду-Юду.
– Ну такому горю помочь дело не хитрое, – гордо заявил Иван. – Ты…
– Секундочку, – прервал нехитрое доброе дело федеральный адвокат. – Давайте всё делать по порядку. По порядку взаимовыгодного сотрудничества. Если вы, Чудо-Юдо, обязуетесь нас не бить, не жечь, не поглощать и прочее, а напротив – помочь нам выбраться отсюда для дальнейшего выполнения нашей миссии, мы вам, в свою очередь, укажем выход из вашего затруднительного положения.
– Экие вы. И что же это за миссия у вас такая, что вам таким её поручили?
– Мы смысл ищем, – отскочило от зубов Ивана. – А для того ищем, что же это такое и с чем его едят.
– Вы что-нибудь об этом знаете? – внёс свой вклад Павлин Матвеевич.
– Знаю только, что это такая штука, которая не зависит от окружающего мира, а сама этот мир определяет.
После такого высказывания даже федеральный адвокат не выдержал.
– Надеюсь, вы помните, что перед вами тут официальный дурак, утверждённый самим царём-батюшкой. Извольте выражаться соответственно.
– Многие дураки думают, – не смутилось Чудо-Юдо, – что мы сначала познаём некую якобы окружающую нас действительность, а потом якобы из добытых сведений узнаём, каков у нас смысл. Но работает это ровно наоборот. Мы сначала обретаем смысл, а потом уже сквозь него видим ту или другую действительность. Сквозь разные смыслы разную.
– Но позвольте, – не ослаблял натиск федеральный адвокат. – Вот если вы попали в засаду, то это объективная реальность. И отсюда объективно следует, что вы должны из неё выбираться.
– Не следует.
– То есть как!
– А вот так. Вы и не примечаете, что смотрите на происходящее сквозь уже вделанную в ваши глазки призму. Может, это и не засада вовсе. А даже и засада, из чего следует, что вам из неё надо выбираться? Может, и не надо.
– Вас послушать, так и законы соблюдать не надо! Вы экстремист! Я на вас официальный донос напишу!
– Ну ладно засада, – аккуратно продолжил беседу Иван, – а коли увеличить масштаб. Есть ведь объективные законы природы, есть научная картина мира.
– Много есть всяких картин, научных и ненаучных, – продолжало огрызаться Чудо-Юдо, – только смысл от них не зависит. Наоборот, он их порождает. Какой у тебя будет смысл, такая будет и картина. Хоть большого масштаба, хоть малого.
– Уж на что я дурак, а такую дурь первый раз слышу, – осерчал Иван.
– Конечно, вы, дураки, только собственным дурацким ощущениям верите. Потому вас так легко обмануть. Ну давай я тебе покажу на примерах.
– Лучше всего на деньгах.
– Пусть на деньгах. Если тебе нужны деньги, всё вокруг превращается в кассу. Пустую либо непустую. И на каждой вещи образуется ценник. Она, эта каждая вещь, даже сама начинает состоять из монет либо банкнот. Оглянись-ка.
И впрямь, всё вокруг преобразилось. Чудо-Юдо всё стало состоять из купюр, сам Иван превратился в медного человечка, а от Павлина Матвеевича осталась половинка ломаного гроша. Внутренние стенки же Колобка оказались выложены чистым золотом.
– И так с каждым смыслом. Коли тебе надо пирог испечь, всё превращается в кухню. Коли сапоги натачать, всё оборачивается сапожной мастерской.
– А коли тебе ничего не надо?
– Коли тебе ничего не надо, как мне, то ты внутри Колобка, где бы ты ни был.
Всё немедленно вернулось как было. Но Чудо-Юдо не унялось.
– Коли же ты не знаешь, что тебе надо – как ты, Иван – то ты в Тёмном лесу, где бы ты ни был.
И тут же Иван-дурак с федеральным адвокатом Павлином Матвеевичем Брыклею оказались снова в Тёмном лесу, не зная, что им надо. А Колобка будто и не было никогда.
Всё это неколебимо запротоколировала самописная грамота. Смысл есть нечто, что можно пережить, неосуществимость чего нестерпима, что стоит целой жизни, что является конечной целью, высшей ценностью и предельным мерилом, что открывает отдельное измерение бытия, что подходит любому, у кого есть разум, что не зависит от переменчивых обстоятельств и даже от картины мира, но само её определяет.
О проекте
О подписке