Глава 2

Прежде чем двинуться от гряды дальше по тропе, мне пришлось перепаковать добычу, которую мы взяли в городе. Четыре автомата из своего рюкзака я связал попарно, добавил к ним ибогальские мечи (второй из которых я всё-таки нашёл) вместе с разрядниками и остальным ибогальским хламом, и приспособил Тотигаю на спину наподобие вьюков. Сбрую сделал самую простую, чтоб кербер мог в любой момент освободиться от неё и от груза, не запутавшись в ремнях: ему нужно было лишь дёрнуть зубами концы единственного узла. Тотигай долго стенал, ворчал, пугал меня химерами и драконами, которых он якобы не заметит вовремя, если станет тащить на себе вьюки. Я велел ему заткнуться и напомнил, что некоторые порядочные керберы во времена предыдущего Проникновения не только с радостью таскали по два лёгоньких тюка, но и возили на себе своих приятелей из людей. Тотигай возмущённо заявил, что это лживая пропаганда, призванная оправдать бессовестную эксплуатацию четвероногих; что предыдущее Проникновение было давно и про него у нас на Земле наврали ещё больше, чем у них на Додхаре; что людей на себе возила весьма тупая, крупногабаритная, ныне полностью вымершая порода керберов; что я ему не хозяин; что он – не ломовая лошадь; и что с нашей стороны глупо тащить на себе всё это дешёвое барахло, бросая Книгу, которая стоит в десять раз дороже, чем остальное вместе взятое.

Я действительно чуть было не оставил Книгу там, где мы её нашли. Так и подмывало отойти подальше от тропы и засунуть её где-нибудь между камней в мехране. Можете считать меня дураком, готовым зарыть обратно яму с кладом только потому, что на крышке сундука лежит скелет. Но у меня было предчувствие, что Книгу брать не стоит. Слишком уж опасная это вещь, чтобы таскать её при себе. В Утопии, лет пять назад, умники решили побаловаться с нею – с тех пор полиса больше не существует. И никто не выбрался оттуда, чтобы рассказать, что произошло. А лично для меня хуже всего в этой истории было то, что именно я помог умникам опознать в малоинтересной поначалу для них чужеродной диковине Ганум Зилар – Книгу Знаний, обладать которой может любой, но пользоваться – только достойный.

К сожалению, предания о Книге не уточняли детально, в чём именно должно состоять достоинство. Но в любом случае среди умников людей с нужными качествами не нашлось, и это, на мой взгляд, яснее прочего доказало, что они слишком воображают о себе. Утопия в самом буквальном смысле превратилась в пыль, и даже обычная трава на том месте снова стала расти лишь пару лет назад.

Хотя нормальных школ у людей теперь меньше, чем раньше было государств, кое-какое образование я получить сумел, до глубины души прочувствовав при этом, что знание – вещь тяжёлая. Часто неприятная. Но не настолько же?..

Оказалось, бывает всяко. А на самой Книге, как я мог теперь убедиться, не осталось и мелкой царапины.

Смотрел я на неё и думал. Конечно, это вовсе не книга никакая, только выглядит похоже. Весит она до чёрта, открыть её нельзя, сверху торчит вроде как рукоять меча или кинжала. Можно взяться рукой, размер подходящий, но я поостерёгся. И тем более не стал пробовать этот меч или кинжал из Книги вытаскивать. Может, в Утопии как раз с этого и началось.

В конце концов Книгу я всё же забрал. Поступи я по-другому, Тотигай, чего доброго, в ближайшую ночь отгрыз бы мне все выступающие части тела. Умники, любопытство которых после катастрофы возросло пропорционально потерям в численности, назначили за Книгу фантастическую премию. Однако я наотрез отказался бросить всё и двигать за премией прямо теперь же. Нет – сперва мы идём в Харчевню. Показываем Книгу Имхотепу. Слушаем внимательно, что он скажет. Потом – остальное.

Конечно, Имхотеп мог ничего важного не сказать. Или, что хуже, отказаться говорить. Или сказать такое, после чего Ганум Зилар и вправду придётся выкинуть. Но заострять на этом внимание в споре с Тотигаем не стоило.

Я сунул в рюкзак мясо, уложенное в толстый полиэтиленовый мешок, который специально для этой цели таскаю. Потом положил вещи, добытые в городе, подарки для Лики, подарки для Имхотепа, ну а Книгу приспособил сверху, чтобы в случае чего побыстрей до неё добраться и выкинуть. Только поможет ли? Если из-за сей вещички целый полис гакнулся, то не получится закинуть достаточно далеко.

Даже после всех проделанных манипуляций по облегчению рюкзака, он потянул бы килограмм на пятьдесят. Рюкзак у меня, как и у всех трофейщиков, станковый, безразмерный, неубиваемый. Их специально для нас делают в Харчевне, в мастерской «Чёрная дыра». К мастерской название прилипло от первых выпущенных ею моделей. Это были просто очень большие, невероятной прочности вещмешки, в которые ты мог впихнуть целый супермаркет. Но когда доходило до того, чтоб вытащить что-нибудь обратно, особенно снизу, извлечь желаемое оказывалось не проще, чем из настоящей чёрной дыры. После рюкзаки стали делать более удобными – с карманчиками, застёжками, отделениями. Объём и прочность остались прежними. Никогда не угадаешь, с чем будешь возвращаться, – с железяками или с тряпками. Да и некоторые тряпки, если их предложить соответствующей клиентуре, могут принести не меньшую прибыль, чем оружие и боеприпасы.

Однако теперь моё внушительное заплечное вместилище оказалось переполненным, и немалую часть веса составляла конина. Но нам не везло в охоте с того дня, как мы вышли из города. Прямо наваждение! Мой НЗ кончился катастрофически быстро, чему не приходилось удивляться, принимая во внимание аппетит кербера. Упрёков я от него наслушался – дальше некуда. Мы что, не могли завернуть в Бродяжий лес, как обычно?.. Я что, переломился бы, захватив из Харчевни не десяток галет, а сотню?.. Сейчас Тотигай нажрался мяса, добытого для него гидрой, поэтому и не хотел тащить вьюки; но после такой голодовки, какая нас постигла, уже к ночи его желудок о себе заявит. Не говоря о моём собственном. Я, в отличие от кербера, сырую додхарскую конину есть не мог – придётся терпеть до большого привала. А нам ещё завтра целый день топать.

Часы я с собой не таскаю – лишний груз, – но чувство времени у меня будь здоров. Тронувшись от гряды, мы взяли обычный ритм: двадцать пять минут ходьбы – отдых пять минут. Ещё двадцать – отдых десять. Такой способ удобен, он позволяет делать короткие привалы раньше, чем всерьёз устанешь. При нормальных обстоятельствах. Но полцентнера поклажи на горбу вряд ли можно назвать нормой, и я почти обрадовался, когда в самом начале четвёртого перехода Тотигай подал едва слышный сигнал тревоги.

Присев, я быстро, но осторожно скинул рюкзак с плеч и снял винтовку с предохранителя. Кербер бросился на землю ещё раньше, тюки легли у него по бокам, и он просто выполз между ними вперёд.

Немного выждав, Тотигай медленно поднялся и двинулся на полусогнутых к торчавшей в сотне шагов скале, каждый раз тщательно выбирая место, куда поставить лапу. С полдороги возвратился и принялся обнюхивать тропу. Повернулся, пронзительно глянул на меня через плечо, и я сразу понял, что это именно сигнал для меня, поскольку керберы и так всегда знают, что происходит сзади, – оглядываться им не нужно. Я встал, опустил винтовку, и мы сошли с тропы, стараясь не слишком тревожить валяющиеся повсюду куски вулканического шлака. Когда приблизились к скале, из-за неё с шумом взлетели стервятники.

Там лежал труп кентавра, причём не целиком, а разрубленный на части. Рядом – седло с уздечкой и лук со стрелами. Измазанный кровью и пылью хвост валялся в стороне. Учитывая, какой трофей мы с Тотигаем заполучили у гряды, я ничуть не сомневался, что это не последний труп на нашем пути. А в конце, возможно, кто-нибудь обнаружит наши. Если от нас останется что-то такое, что можно обнаружить.

Тотигай медленно обошёл вокруг и сказал:

– Он сломал левую переднюю ногу. Видно, угодил копытом в трещину. Его пристрелили из разрядника, порубили и спрятали здесь. А когда возвращались на тропу, даже сдвинутые камни старались класть на место. Но некоторые из них лежат наоборот.

Я тоже по дороге к скале заметил несколько мелких камней, лежавших вверх светлой стороной.

– А что ты хочешь? – хмыкнул я. – Это же яйцеголовые. В чём-то они сильны, а вот сообразить, что камни тоже могут загореть на солнце… Хорошо если один из десятка знает про это. И не стоило заметать кровь хвостом кентавра там, где они рубили тушу: надо было присыпать пылью сверху. Всё равно на песке остались разводы. Только зря старались.

– Никаких свежих следов, кроме следов нукуманских коней, на тропе не было, – сказал Тотигай. – Ибогалы устроили засаду, но где-то впереди.

– Пойдём посмотрим?

– Ты уже знаешь, что мы там увидим.

Нам не пришлось далеко ходить. Через полтысячи шагов мы нашли прямо на тропе трупы двух нукуманов и ещё одного кентавра. Этот был под седлом и лежал там, где упал. В черепе зияла дыра, пробитая стрелой из нукуманского арбалета. Стрела прошла навылет. Сильные у шишкоголовых арбалеты…

– Зря ты тащил конину так далеко, – сказал Тотигай.

– Ещё не хватало мне жрать кентавра, – буркнул я. – Как-нибудь обойдусь.

– А я один раз пробовал, – похвалился кербер.

Чудище лежало завернув под себя одну руку. Вторая оставалась на виду и выглядела совсем как человеческая, только была покрыта жёстким конским волосом. Ну и торс тоже…

Торс обезьяний, угловатый, крепкий, с мощными грудными мышцами. Морда, конечно, отвратная. Пасть с выпирающими зубами, широкие ноздри. Длинная жилистая шея. Копна волос на голове, растрёпанная спереди, сзади собрана в пучок ремешком из кожи. Низкий скошенный лоб, глубоко посаженные глаза… Человеческие глаза. Нет, не смог бы я его съесть.

Я знал, что при жизни он мог ржать как жеребец и умел говорить по-нашему чище, чем Тотигай. Ибогалы специально учат кентавров земным языкам. Психологический приём, наверно. Я не впечатлительный, но во время схваток с ними жутко слышать, как они вопят по-китайски или матерятся на русском. Они же допрашивают пленных. Особенно любят женщин, и я ещё не слышал, чтобы хоть одна из них осталась живой после допроса.

Выглядят кентавры тошнотворно. Нукуманы со своими раскосыми глазищами, повёрнутыми на сорок пять градусов относительно линии горизонта, живыми косичками и безобразными шишками на голове, тоже далеко не красавцы, но нукуманы ведь другая раса, как и яйцеголовые. А вот эти…

Век бы не видать кентавров.