Читать книгу «Путь в Обитель Бога» онлайн полностью📖 — Юрия Соколова — MyBook.
image

А чуть позже началось Проникновение, и людям стало не до Парадиза. Почти половина земных территорий провалилась в тартарары, вытолкнув взамен себя на Землю мрачноватые додхарские пустыни, бесконечные лавовые поля и леса с полуживыми растениями. Что происходило на Парадизе, осталось неизвестным; однако, по всей видимости, Проникновение потрясло Великий Обруч миров целиком, изменив до неузнаваемости каждую принадлежащую ему планету.

Уцелевшие пирамиды взяли под контроль рувимы. Я сейчас смотрел на одну из них.

Калейдоскоп над её вершиной вращался неторопливо, точно небольшая туманная планета, сложенная из кусочков разбитого волшебного зеркала. И каждый отдельный кусочек был дверью в параллельное пространство.

Рувим стоял неподвижно. Ждёт… Ясно, чего – поглощения Калейдоскопом пирамиды. Сейчас, спустя двадцать лет после Проникновения, это всегда происходило очень и очень медленно.

В лощину я спускался не без опасения. Вот махнёт эта дура шестиметровая своим мечом… Вдруг он меня уже забыл с последнего раза. Но рувим не пошевелился, только зыркнул в мою сторону, чтобы показать – он, мол, видит меня, и не стоило бы всяким козявкам подходить слишком близко.

Когда я был ещё семилетним мальчишкой и после смерти матери бродил один в мехране, то однажды случилось так, что я не смог вовремя подыскать себе места для ночлега. Я брёл всё дальше в полной темноте, глаза уже сами закрывались, и наконец я улёгся на землю и уснул, а проснулся прямо у ног одного из рувимов. Бог знает, как накануне я не заметил ни его, ни пирамиду. Или же заметил, но подумал, что уже сплю, а потом забыл. Так или иначе, но рувим меня не тронул, хотя возле любой из пирамид лежат останки тех, кто после Проникновения хотел в них прорваться.

Может, дело было в том, что я никуда не собирался прорываться, а только поспать.

После я ещё не раз пользовался случайно открытым способом и разбивал лагерь у пирамид. Там всегда можно отдохнуть спокойно, зная, что ни люди, ни животные, ни яйцеголовые к тебе не приблизятся. А позже обнаружил, что ночевать по соседству с рувимами могу только я. Остальные не решались. Даже нукуманы. Даже Бобел. Тотигай – тот и вовсе обходил пирамиды подальше, поджав хвост. Несколько балбесов из Харчевни вздумали мне подражать и мигом расстались с головой.

Подойдя поближе, я, как всегда, поздоровался, рувим, как всегда, не ответил, и я принялся его разглядывать, присев на камень неподалёку. Часто я сидел так, глядя на них и пытаясь понять, что это за существа. Даже неизвестно, существа ли они во множественном числе или возле каждой пирамиды стоит тот же самый рувим, – так они друг на друга похожи. Для меня, по крайней мере. И ещё – с какой бы ты стороны не подходил к пирамиде, рувим будет стоять прямо перед тобой. Мне всегда хотелось узнать, что произойдёт, если два или три человека приблизятся с разных сторон одновременно, да только сейчас уже не найти дураков, согласных проводить такие опыты. Раньше находилось немало, но они быстро перевелись.

Посидел я немного и ни с того ни с сего начал злиться. Это ведь я только перед другими не отрицал, что запросто общаюсь с рувимами, поскольку в Новом мире полезно поддерживать славу колдуна, раз уж она сама нечаянно свалилась на голову. Меньше проблем в жизни: кто-то не полезет к тебе просто потому, что побоится. А на самом деле ни один из рувимов мне ни разу и слова не сказал. Я не удивлялся: о чём говорить с людьми этим полупрозрачным ребятам с огненными мечами? Ведь мы для них букашки. Колдуй не колдуй – им всё фиолетово. Но народ сейчас почти весь тёмный стал, хотя всего-то двадцать лет прошло с начала Проникновения. И книги ещё старые есть, можно читать; вон, в городе, в библиотеках – греби не хочу, и библиотеки там, кстати, самые безопасные места. Однако на дворе у нас вроде как Средневековье. Раннее.

Умники читают, конечно. Даже слишком много, на мой взгляд. Они были бы рады, несмотря на свою любовь к гуманизму, затащить меня хоть в комнату пыток, лишь бы выяснить, почему я могу бывать там, где другие не могут. Когда мне лет двадцать было, уболтали – взял я с собой одного, и пошли мы к пирамиде. Только стали подходить, как рувим махнул своим чёртовым ятаганом, и две половинки моего спутника повалились в разные стороны. Я стою ни жив и ни мёртв, но невредимый, и двое умников-наблюдателей издалека это видели. С тех пор больше никто из Субайхи взять его с собой не просил.

Из Утопии подкатывали, правда, но я им при всех ответил, что если не прекратят приставать ко мне и лезть к пирамидам, то рувимы пришлёпнут их полис со всем содержимым. Мол, рувимы сами твёрдо обещали мне это. И поди ж ты, полгода не прошло, как умники притащили в Утопию Книгу, после чего их полис перестал существовать.

Потом ещё долго все в Харчевне шарахались от меня как от заразного. Другой мог бы извлечь массу выгоды из такой репутации, и жить ничего не делая до конца дней своих, застращав окружающих и собирая с них дань. А я не могу как-то. Да и язык не поворачивается врать после того случая. Я лучше в города буду ходить, шататься по мехрану, драться с пегасами, стрелять в бормотунов и рубиться с гидрами. Постепенно люди стали забывать Утопию, и сейчас относятся ко мне нормально. Лагерь мы с Тотигаем и Бобелом слишком близко к пирамидам не разбиваем, а когда я в мехране один – пойди разбери, где я ночую.

А вот сейчас я вдруг разозлился. На рувимов. Ну чего бы им не взять и не разъяснить всем и каждому по-простому, что на Парадиз больше нельзя? Зачем обязательно мечами рубить? Поставили бы какую-нибудь невидимую стену. Могут же они торнадо запросто в сторону завернуть? Могут… Что за мечи у них такие? Похоже, будто они из расплавленного металла, но от них не исходит ни жара, ни слишком яркого света, и лезвия полупрозрачные, как сами владельцы оружия… Почему рувимы наложили заклятие на технику? Просто для того, чтобы мы с додхарцами меньше воевали? Но допускают же они войны обычным оружием, а яйцеголовые – такие скоты, что мы рано или поздно перережем друг друга и перочинными ножиками.

Завершится это Проникновение так же, как прошлое, – или оно уже навсегда? Правда ли то, что болтают про Обитель Бога? Живы ли ещё люди, которые ушли на Парадиз?

Тысячи вопросов, но ни на один из них рувимы не ответят; будут делать своё дело тихой сапой, а что это за дело – никому не скажут; чем всё кончится – не скажут тоже. А яйцеголовые будут скрещивать людей с лошадьми и ездить на них верхом. А умники будут открывать книги, которые вовсе не книги, и которые открывать не положено. А веруны будут бить в землю лбами на молитвенных собраниях и уверять фермеров, что рувимы есть не кто иные, как ангелы у врат рая, то бишь Парадиза; что Проникновение было давно предсказано в их верунских священных книгах, хоть и непонятно тогда, почему они сами так плохо подготовились к нему; что яйцеголовые – слуги антихриста, и посланы людям в наказание за грехи; что избежать грядущих адских мук очень просто, если регулярно отстёгивать десятину в пользу Церкви Самоновейшего Завета; что в конце концов Иисус придёт с громом и звоном – и задаст всем перцу.

Раскалил я себя до последней невозможности такими мыслями, встал да и пошёл прямо на пирамиду. Рувим, понятно, тут же выставил вперёд свой тесак, но я остановился лишь тогда, когда между моей грудью и кончиком меча не прошёл бы и лист бумаги.

Может, я ещё не успел успокоиться после драки с пегасами, может, ещё чего, а только подумал – да что я, собственно, теряю? Жизнь эту – скитания в мехране, лавовые поля, Бродяжий лес и бормотунов? Город, где на каждом шагу ловушки? Ещё несколько ночей с проститутками в Харчевне? Ещё несколько трупов не убитых пока мною яйцеголовых? Взял и шагнул вперёд.

Я широко шагнул, но меч рувима остался на той же позиции, у самой моей груди, хотя он вроде и не шевелился. Тогда я шагнул ещё раз – ни за что не стал бы, дай себе время подумать, но я не думал.

Ничего не произошло.

То есть, наоборот, произошло нечто необычное. Я по-прежнему был жив, меч по-прежнему передо мной, но рувим вдруг заговорил, и его голос был подстать шестиметровому росту:

– Не делай третий шаг, Элф. В третий раз ты умрёшь.

Я посмотрел на рувима и понял, что он не шутит. Да и с чего ему со мной шутить?

– Откуда ты знаешь моё имя? – глуповато поинтересовался я.

Рувим промолчал. Видно, он уже успел сказать всё, что считал важным. Пора было поворачивать оглобли. Но сначала я дал себе слово, что больше никогда в жизни не стану так психовать, и дважды сглотнул, потому что заложило уши. Вот это голос!

Вернувшись к скале, я опустошил одну из двух своих фляг, недоумевая, что на меня нашло.

Рувимы не хотят с нами говорить и ничего не объясняют… А они что – обязаны? Люди напортачили с колонизацией Парадиза, нарушили структуру пространств нескольких параллельных вселенных (если верить умникам), привели в движение Обруч миров (если верить нукуманам), открыли дорогу на собственную планету всякой додхарской нечисти во главе с яйцеголовыми, а рувимы теперь крайние? Да не вмешайся они, ещё неизвестно, чем бы закончилось Проникновение.

Не наложи они заклятие на технику, мы, быть может, уже истребили бы друг друга и без помощи ибогалов. Сколько было междоусобиц за первые десять лет существования Нового мира? Сколько Старых территорий совершенно опустело? Ведь на том куске Земли, куда мы с Тотигаем постоянно ходим за добычей, совсем никто не живёт… Сколько было попыток захвата уцелевших ракетных баз? Прямо на этих самых рувимов ведь пёрли. А не блокируй они сразу после Проникновения остальные интересные объекты? Атомные электростанции? Склады химбоеперипасов? Лаборатории по разработке бактериологического оружия, существование которых все отрицали, но которые у всех имелись? С яйцеголовыми-то мы уже потом стали воевать…

– Ну как, поболтали? – спросил Бобел.

– Поболтали, – ответил я, и на сей раз врать мне не пришлось. – А ты разве не слышал?

– Нет.

Ну надо же! А я был уверен, что не только Бобел слышал, но и все остальные жители Додхара и Земли; да и Харчевня, находившаяся в половине дня пути отсюда, могла запросто рухнуть от рувимского рыка.

– Погоди, – сказал я, начиная догадываться, что дело нечисто. – Бобел, дружище, ты какими обычно видишь рувимов?

– Да я особо не приглядывался, – ответил он. – Но они похожи на орков, только все светятся.

Та-ак, подумал я, и до меня вдруг дошло, что я никогда не обсуждал внешность рувимов ни с Бобелом, ни с Тотигаем, ни с Орексом. Нукуманы о них не любят говорить, а Тотигая мне и в голову не приходило спрашивать. Я слышал лишь случайные разговоры в Харчевне, всегда между собой говорили люди, и они описывали рувимов одинаково.

Приподняв ногу, я хотел толкнуть спящего кербера, но он проснулся раньше, чем я до него дотронулся.

– Рано ещё, – недовольно сказал Тотигай позёвывая. – Могли бы выступить и попозже.

– Мы и выступим чуть позже. Ты мне вот что скажи: как выглядит рувим?

– Что значит – как? – удивился Тотигай. – Здоровый кербер в доспехах. Только стоит на задних лапах и боевые когти у него словно раскалённые.

Ах вон оно что! Понятно… Орекс будет видеть его нукуманом с мечом, а яйцеголовые – ибогалом с разрядником или ещё какой-нибудь хренотенью.

– А ты не знал, что мы с тобой их видим по-разному? – удивился Тотигай. – Я давно знаю.

– Откуда?

– Ну, я же слушаю разговоры в Харчевне. Вы, люди, на редкость болтливы.

– Поумничай ещё! Тоже мне – аскет-молчальник… Знаешь – и ничего не говорил?

– А ты спрашивал? – обиделся кербер. – Я думал, ты в курсе. Ты же общаешься с ними.

Вот она, цена незаслуженной славы.

– Р-р-р-го-го-го! – радостно выдал Тотигай, сообразив. Это он так смеётся. А соображает быстро. – Так ты всё врал, выходит? А я-то думал, что ты ни разу в жизни…

– Когда ты от меня слышал, что я с ними разговариваю? – спросил я.

– От тебя не слышал, но люди говорят…

– Вот им и предъявляй претензии, – вывернулся я, но на душе осталось поганое чувство от плохо прикрытого мошенничества.

– Но ты и сам говорил…

– …что общаюсь с ними, – перебил я. – А общаться – не то же самое, что разговаривать. Общаться – значит, иметь общение, а оно возможно без слов.

– Как это? – удивился Тотигай. – Телепатически, что ли?

– Зачем – телепатически? Ты вспомни, как мы во время похода иногда по целым дням ни слова не говорим. Но понимаем же, о чём думает другой. Потому, что у нас всё общее – дорога, враги, жратва, трофеи. Выходит, когда двое имеют что-то общее между собой, это и есть общение.

Тотигай посмотрел на меня изумлённо, сражённый такой хитрой софистикой, и даже не спросил, что у меня может быть общего с рувимами.

– Да ты у нас юрист! – не без уважения сказал он и отошёл в сторону, чтобы помочиться.

– Ладно, выдвигаемся, – скомандовал я, опасаясь, что по облегчении ему придут в голову контрдоводы. – В Харчевне отдохнём.

Бобел отдал мне свой рюкзак, который был почти пустым, а на мой приспособил чехол с дротиками.

– Я разрядники не стал выкидывать, – сказал он. – Правда, ты их почти опустошил, когда палил по пегасам, но, может, они ещё сгодятся…

– Правильно сделал, – одобрил я, хотя пустой разрядник мог сгодиться разве что в качестве дубины. Однако мне не хотелось огорчать бережливого Бобела. И стоило помнить о совпадении отверстий на разрядниках с размером торчавшего из Книги штыря.

– Тогда я это… примотаю к остальному, – сказал Бобел.

Он быстро увязал ремешками въючники, и когда кербер вернулся, швырнул их ему на спину.

– Да почему?!? – возмутился Тотигай, невольно присев под тяжестью тюков. – У нас же теперь есть ты!

– Я понесу рюкзак Элфа, – ответил Бобел. – Он его с самого города тащил, пусть отдохнёт.

– Я тоже тащил тюки с самого… С этого…

– Не с города же, – примирительно ответил Бобел.

– Ну и что? Да на мне живого места нет! Выходит, Элф совсем без груза пойдёт, а я… Ты мог бы всё взять! Ты вон какой здоровый!.. Я дырки в крыльях протру! У меня шкура облезет!

Бобел начал терять терпение.

– Заткни пасть! – рявкнул он не намного тише, чем до него рувим. – Иначе пострадаешь куда сильнее!

Тотигай тяжко вздохнул и, повернувшись, двинулся во главе нашего маленького каравана. Он понимал, что не прав, и к тому же собственными глазами видел, как Бобел голыми руками задушил сразу двух керберов из стаи, с которой мы однажды сцепились в мехране.

Я встал замыкающим, прикрывая группу с тыла. Пока мы спали, ветер утих, облака разошлись, духота рассеялась. Дальнейший путь до Харчевни обещал быть приятным, по крайней мере для меня. А Тотигай – ничего, потерпит. Он и так почти постоянно налегке.

Кербер то и дело кряхтел, показывая, как ему тяжело, но спорить больше не решался. Бобел, конечно, у нас не юрист, но обычно хорошо вникает в суть дела и умеет находить просто неотразимые аргументы.