Вступление

Доброй памяти моих Учителей Андрея Александровича Белецкого и Татьяны Николаевны Чернышевой – людей светлых и незабвенных

Об античных олимпиадах мы знаем много и в то же время очень мало. Ведь даже образованные люди часто убеждены, что олимпийского победителя награждали лавровым венком (хотя в действительности венок этот был оливковым). Нередко путают Олимпийскую долину (место проведения игр) с горой Олимп (местопребывание эллинских небожителей) и многое другое…

Идея гармонического развития человека – один из самых надежных «мостиков», связывающих Древнюю Грецию с нашей современностью. Более того: эта идея постоянно направлена в будущее, ибо находится в состоянии непрерывного развития.

Впрочем, истоки стремления людей к гармонии следует искать не в истории классической Эллады, а гораздо раньше: на грани палеолита и неолита. «Умение древнего человека дифференцированно характеризовать мир неизбежно приводило его к идее о лучшем мире и лучшем человеке».^[1] И выражалось это, разумеется, не только в первых произведениях доисторических скульпторов и художников, но и в образе жизни этих пратворцов и их соплеменников.

Речь идет пока не о самой идее (четко оформившейся и утвердившейся значительно позднее), а о ее прологе, истоках, грядущей основе. Поэтому трудно говорить в данном случае и о каких-либо определенных социально-эстетических принципах. Первобытный человек (еще далеко не Homo sapiens) лишь едва начинал осознавать, что, предположим, успех на охоте, в бою или на первых межродовых состязаниях юношей-инициантов часто достается не только сильнейшему в физическом отношении, но и более сообразительному тактику, отличающемуся также и живостью ума. Такой человек всегда являлся надежной опорой племени, пользуясь почетом и непререкаемым авторитетом.

И вполне естественно, что именно этот охотник и воин считался и самым прекрасным. Так впервые выявлялись социальные основы красоты, понятия о совершенстве.

Но первыми учителями человечества в сфере искусства и науки справедливо считаются эллины. И хотя отдельные частицы идеи о гармоническом развитии уже давно, так сказать, носились в воздухе, окончательно осознали и объединили эти элементы именно древние греки.

Время, к сожалению, сохранило для человечества далеко не все литературно-исторические источники, достойные бессмертия. Первые известные нам авторы, заговорившие о гармонии вполне определенно, жили в VI веке до н. э. Это были древнегреческие мыслители Пифагор и Гераклит, а также их ученики и последователи.

Пифагорейцы учили: «Гармония есть совмещение и сочетание противоположностей».^[2] А о вполне достижимом и естественном сочетании физического и духовного очень четко (несмотря на полученное еще в античности прозвище «Темный») сказал Гераклит. Он ворчливо высказывал свое недовольство теми современниками, которые «…не понимают, как расходящееся с самим собой приходит в согласие, самовосстанавливающуюся гармонию лука и лиры».^[3]

Действительно, боевой лук и нежно звучащая лира лишь на первый взгляд являются антагонистами: ведь вполне возможно, что идею первого музыкального инструмента подсказала человеку именно звенящая тетива!

Но главной заслугой эллинских мыслителей явилось то, что красоту и гармонию они рассматривали не только теоретически, как понятия отвлеченные и сухие. Идеал прекрасного они связывали с реальными качествами человека, гражданина, своего современника.

Один из патриархов отечественных антиковедов А. Ф. Лосев справедливо считает, что «…прекрасное для античности выступает тогда, когда физические стихии гармонируют одна с другой в живом и совершенном человеческом теле, когда принцип общетелесной жизни, который греки называли “душой”, целиком подчиняет себе все телесные “стихии”. Сформированное по такому принципу тело и есть тот идеал. Смотря по тому, как он осуществлен в физических стихиях, возникает самый феномен красоты».^[4] И говоря о «принципе общетелесной жизни», ученый, разумеется, имеет в виду все те компоненты, которые характерны для идеального человека, а не только его физическую основу.

Ярчайшей формой проявления этого принципа явились Олимпийские игры эллинов. Благодаря своим социальным основам за многие столетия олимпийской истории они стали гораздо более значительным и многогранным явлением, нежели просто ритуал и спортивные состязания. И поэтому сумели оказать мощное влияние на всю древнегреческую действительность, в определенном смысле возвысив ее и усовершенствовав.

В той или иной степени институт олимпийских состязаний и торжеств весьма ощутимо отразился в эллинской философии, историографии, географии и даже точных науках. Совершенно исключительное место заняла олимпийская тема в искусстве и литературе Эллады. И здесь пальма первенства принадлежала поэзии.

Возродившись в 1896 году для новой и прекрасной жизни, Олимпийский праздник и его основополагающие идеи стали источником вдохновения для ученых, скульпторов, художников, композиторов и писателей нашего времени. Одним из бесчисленных доказательств этого является прекрасная книга «Стихотворения, посвященные Олимпийским играм»^[5], вышедшая в Германии. Открывается этот своеобразный поэтический сборник V олимпийской одой Пиндара в переводе Гёте. А далее следуют произведения тридцати восьми современных немецких поэтов, которых и сегодня вдохновляет олимпийская тема.

Благодарность своим предшественникам человечество выражает и в том, что творчески бережно относится ко всему хорошему, созданному до нас. И почетное место отведено тут преемственности самых благородных идей.

Речь идет именно о той преемственности, которая является не повторением, копированием прошлого, а творческим развитием его лучших достижений, общеизвестным диалектическим витком на более высоком уровне и в качественно новых условиях.

…И когда июльским днем 2000 года близ храмов Зевса и Геры в долине древней Олимпии красавица гречанка зажгла от солнечных лучей восковой факел и передала его греческому атлету, он гордо понес священный огонь в высоко поднятой руке, – тысячи спортсменов нетерпеливо ждали его появления. Ждали для того, чтобы передавать этот факел все дальше и дальше, пока он не запылал с новой силой на Большом стадионе в Сиднее, столице XXVII Олимпийских игр современности! А это означает, что эстафета олимпийских идей бережно передана из прошлого не только в сегодняшний день, но и в грядущее мирного человечества.

В задачи автора не входят детальные описания видов, особенностей, обстоятельств и условий проведения великих состязаний античности. Истории древних эллинских игр посвящено очень много трудов, увидевших свет на протяжении последних ста лет.

А в данной работе автор ставит перед собой иные цели: выяснить, как в разные периоды древнегреческой истории классической эпохи эллинская поэзия отражала идеи атлетизма и гармонического развития человека, как воплощен в произведениях эллинских поэтов этико-эстетический идеал гражданина и атлета.

В доступной нам литературе нашлось очень мало работ, в большей или меньшей степени посвященных этой проблеме (а точнее – отдельным ее аспектам).

Однако чтобы дать возможность как можно лучше разобраться в исследуемой проблеме не только широким кругам читателей, но также и филологам, историкам, философам и педагогам, далеким от проблем античности, мы начинаем эту книгу кратким очерком истории возникновения и развития Олимпийских игр в Элладе, древнегреческих педагогических принципов вообще и системы физического воспитания в особенности.

Из этих же соображений цитаты из произведений эллинских авторов даны в русских переводах. Ссылки (всюду, где это возможно) также даются на отечественные переводные издания. Наконец, все древнегреческие термины приводятся и в латинской транскрипции, что облегчит их произношение читателям, не знакомым с языком древних эллинов.

Глава I
Физическое воспитание и агонистика в жизни эллинов

Литература эллинов, несмотря на известную насыщенность фантастическими сюжетами и мифологическими персонажами, всегда оставалась в определенном смысле литературой реалистической, прочно связанной с повседневной жизнью древних греков. В самых невероятных мифах о богах, в героическом эпосе и в замечательной лирике, классических трагедиях и комедиях мы встречаем немало совершенно «земных» деталей, точнейших описаний эллинского быта.^[6]

Все это порой гипертрофировано, доведено до гротеска и, следовательно, видно лучше, как и любой предмет, рассматриваемый при многократном увеличении. Не стоит приводить бесчисленные доказательства этого. Достаточно упомянуть Генриха Шлимана, которому помог в его вполне реальных великих открытиях не кто иной, как Гомер.

Хотя почти в каждом произведении Гомера Гесиода, Эсхила, Софокла, Аристофана и других авторов почти обязательно присутствует чуть ли не весь эллинский пантеон, литература античной Греции воспевала и людей, а не только богов. Поэтому неудивительно, что даже второстепенные факты и штрихи древнегреческой повседневности нашли свое четкое отражение в творчестве писателей Эллады.^[7]

Среди огромного разнообразия тем и сюжетов обращает на себя внимание тема физической закалки, бесчисленных агонов^[8] и спортивной доблести. Этой темы в большей или меньшей степени касались в своих произведениях многие древнегреческие писатели, начиная от Гомера и кончая авторами нашей эры. Архилох, Симонид Кеосский, Пиндар, Анакреонт, Геродот, Ксенофонт, Софокл, Еврипид, Аристофан, Лукиан и другие описывали эту интересную сторону древнегреческого быта. Невозможно было писать о греках, не касаясь столь существенной части их жизни. Поэтому-то в Элладе трудно найти выдающегося поэта, прозаика или драматурга, который не обращался бы к спортивным сюжетам или не использовал хотя бы терминологию античных состязаний.^[9]

Верное определение этому явлению дал В. Рудольф в интересной монографии, посвященной античному спорту: «Точное понимание отдельных областей и видов древнего спорта невозможно без знания истории физической культуры в античном мире, что, в свою очередь, неотделимо от политической истории Греции».^[10]

Помимо таких известных состязаний, как Олимпийские, Истмийские, Пифийские, Немейские, Панафинейские, Герейи, соревнования атлетов проводились тут по самым различным поводам.^[11]

Сначала игры эллинов носили преимущественно ритуальный характер. То были, например, состязания на тризне ради умилостивления богов и души покойного (дабы почтить его память). И одновременно это был поединок за право владения наследством: львиную долю имущества получал атлет-победитель.

Игры-состязания считались лучшим средством отблагодарить небожителей за победу в бою, за хороший урожай и даже за удачный брак. Да ведь и самих богов древние греки представляли себе могучими атлетами, всегда готовыми посостязаться в силе, ловкости, выносливости и быстроте. В этом отношении богатейший материал дает нам мифология. Вспомним игры, устроенные Данаем в честь богов-олимпийцев: в качестве приза победители получали в жены дочерей царя^[12]; состязания героев, которые устроил Ахилл, оплакивая Патрокла^[13]; игры, проведенные Тесеем в честь объединения граждан Аттики^[14], и многие другие.

Но ведь можно обратиться не только к мифологии. Павсаний пишет, что после битвы при Платеях в этом городе совершались «каждые четыре года на пятый та EAcu&epia (праздник Освобождения), на которых дают большие награды за победу в беге».^[15] В Херсонесе Фракийском состязаниями атлетов была, как известно, почтена память основателя колонии Мильтиада^[16] и т. д.

Две системы воспитания эллинов

Основу воспитательной системы эллинов в классический период составлял принцип гармонического развития человека. Справедливо считалось, что люди должны быть одинаково совершенны как в духовном, так и в физическом отношении. Платон называл хромым каждого, у кого разум и тело было развиты непропорционально. А, например, в городе Пеллене юноша мог получить гражданские права, лишь выдержав испытание по атлетике.

В Греции существовало два типа учебных заведений по физическому воспитанию: палестра и гимнасий. Сначала юный грек посещал палестру, где на протяжении трех-четырех лет занимался только физическими упражнениями. «Сперва надо создать прочный сосуд, а потом уже наполнять его вином просвещения», – говорили эллины. Со временем мальчик знакомился тут с музыкой и литературой (в основном – с лирической поэзией).^[17]

Характерно, что греки считали одинаково необразованным как не умеющего читать, так и не умеющего плавать. История подтвердила жизненную необходимость этого, на первый взгляд, сугубо педагогического тезиса: одной из причин больших потерь персов при Саламине было то, что все греки хорошо плавали, а персы в своем большинстве плавать не умели.^[18]

Особое внимание педотрибы (воспитатели-тренеры) уделяли различным спортивным играм: мяч, перетягивание каната, «бой петухов» и т. д. Учились дети и метать короткий дротик, упражняясь в точности попадания.^[19]

Если в большинстве древнегреческих городов все вышесказанное касалось только юношей, то в Спарте наравне с ними занимались и девушки. В этом отношении спартанки были полной противоположностью изнеженным афинянкам.^[20]

Лишь в начале эллинистического периода (IV–III вв. до н. э.) почти повсеместно в Элладе «…отступили на задний план такие важные предметы, как гимнастика и музыка. Образование получило формальное направление».^[21]

Но даже в классический период истории Древней Греции не существовало единой системы физического воспитания. Не было, разумеется, и единой педагогической общеобразовательной системы.

В Элладе главенствовали преимущественно две школы: спартанская и афинская.

Существовали ли какие-либо четкие воспитательные системы до рождения государства? Думается, что нет. Система как таковая служит обычно интересам конкретной общественной группы. Только с возникновением государства зарождаются четкие педагогические принципы. Что же в этом смысле являлось характерным для Спарты?

Сами спартиаты, занимаясь исключительно военным делом, с помощью оружия поддерживали установившиеся отношения и свое господство над массами общественных рабов – илотов. Первобытный коллективизм, упрочившийся уже в условиях развивающихся классовых отношений, проникал во все сферы жизни древней Спарты. Должным образом это отразилось на характере возникшей в Спарте системы воспитания вообще и физического воспитания в частности. Постоянный институт сисситий (коллективных трапез) приводил к тому, что молодой спартиат воспитывался буквально под присмотром всего общества:^[22] «здесь контролировали ребенка почти с первых дней существования. Слабых детей, по преданию, сбрасывали с обрыва на Тайгете, ибо считалось, что жизнь такого младенца не нужна ни ему самому, ни государству».^[23]

Спартиаты старались таким жестоким (с нашей точки зрения) образом не допускать в свою среду слабых и болезненных людей. Так, силой законов, оружия и мышц, они сохраняли существующий общественный порядок.^[24]

Диктовалось это тем, что даже в лучшие времена спартиатов-мужчин было лишь около 10 тысяч: они должны были обеспечить себе господство над илотами, число которых нередко колебалось от 200 до 300 тысяч.

Между прочим, из этих же соображений эфоры подвергли весьма солидному штрафу спартанского царя Архидама за то, что тот выбрал себе жену слишком маленького роста. Обосновывая свое решение, блюстители законов заявили: «…она будет рожать нам не царей, а царьков».^[25]

Младенцев не пеленали. А уже с семи лет мальчики воспитывались в общественных школах. Педономов^[26] с помощниками содержало государство.

Первую группу составляли мальчики 7-12 лет. Педоном следил за играми детей, наблюдая, смел ли мальчик и упорен ли в драках. Грамоте ж уделялся минимум времени. Главные усилия направлялись на достижение физической закалки.^[27]

С 12 до 14 лет режим мальчиков строился так, чтобы приучить их к неприхотливости и выносливости. Тут уж выбирался среди мальчиков старший – ирэн, который полностью распоряжался своим отрядом. Еду юные спартиаты обязаны были добывать кражей: так воспитывалась ловкость. За малейшую провинность следовало жестокое наказание: так воспитывалось терпение. Одежда сводилась до минимума даже зимой.

А с 18 лет юноша становился эфебом, получал вооружение воина и занимался уже чисто военными упражнениями. С этого времени молодые спартиаты принимали участие в криптиях – ночных походах в поисках илотов. По их мнению, каждый илот, находящийся ночью вне дома, был заговорщиком и немедленно убивался.^[28]