В захолустном питейном заведении низового уровня дым коромыслом. Взачасто сюда наведывались разномастные урки, чтобы подсмотреть ротозея из того среза общества, кое можно было щипнуть практически без последствий. До недавних пор которое звалось бесчинцами и неудельными батраками, сейчас приращённое обедневшими рабочими и беглецами с фронта.
Шум, гам, пьяные крики и выходки лишнего хлебнувших. Народу не протолкнуться, свободных мест нет даже у ростовых столиков. Кто беднее грошем, налегают на солодуху, вприкусь посасывают сушёную воблу, дешёвую или бесплатно подаваемую к каждому третьему жбану. За отдельным присядным столом попивают водку из графинчика и щедро закусывают Яков Сухарев, плечистый кузнец Ероха и двое горожан.
– Нечастен ты здесь гость, Яков Степаныч? – опрокинув в рот лафитник, выдыхает горожанин старше, – В прибытках, усекаю, коли водкой угощаешь, да и на закусь не скуперда?
– Нечастый… И сим часом причинно зашёл, потому как к кузнецу Ерофею дельце прибыльно имею…
– Причина на погребке обышна: штобы лишний грошик карман не тянул…, – сыронизировал горожанин помладше.
– Спорить нету воли, коли грошик не набил мозолей!
– Даже набивши не одну мозоль, а залить за воротник на десятинку – всегда в усладу! – поправил первый.
– Кого с десятинки, другого и с двух не берёт! – очередной раз разливает водку по лафитникам Ероха.
– Ты, Ероха, кузнец удельный, – Яков прикрыл ладонью свой лафитник, – Чай по твою душу я здеся… Возьмёшься ли за необычную ковань?
– Кузнец жалеза не чурается… Сам же с мастеровых, Яков Степаныч – отношение усекаешь? – держит графин Ероха.
– С мастеровых…, – отнял ладонь от лафитника Яков, – Кузовок, полозки зимни да три багажных скрыни надо-те оковать… Не фигурной ковкой, а скоро и поперёк прочих дел…
– Кузовок-то, поди, для саней – большенький?
– Кузовок к грузомобилю фият, фаят ли… Внимай топерь к чёму я? – сощурился Яков.
Фиксатый субчик Фикса, фривольно балаганивший за соседним столом с такими же по виду уголовниками, притих и на слова Якова навострил уши.
– Вон ты к чёму ряд ведёшь… Жалезный прокат сойдёт к скреплению эдака изделия, ежели завитки непотребны?
– Заказным под сей труд купец Скородумов… Велел таку работу сделать, абы конструкция осталась крепка и не рушима от дорожных ухабов…
– Дело тады нехитрое… Окую уголья да проклепаю в локоть отступа… Сколь подымешь за таку плёву работёнку?
– Цену сбиваешь опрометчивым словом, Ероха? – заметил горожанин помладше.
– Не хули дело, докуда молва не поспела! – учит второй.
– Чай не обидишь приварком за простоту мою, Яков Степаныч? – заверился Ероха
– Не обижу… Успеешь ли в три дня? Скородумов обещал оплату достойную и денежный расчёт вовремя…
***
За столом конторского помещения механо-столярных мастерских занимается бумажной рутиной Авдей. По мастерским в помещение к нему проходят Фикса и такой же с виду уголовник Сизый. Завидев их, Авдей спрятал бумаги в ящик стола.
– Метнулись по тебе, Дрын, а он канцелярией укрылся?
Авдей не особо охотно, но поручкался с обоими.
– Пошто пришли, урканы залётные?
– Купца Скородумова знаешь, поди? – спросил Фикса.
– Мускусные торги… Отец мой Матвея в приятелях имел, я с Кирилой его маломальски знаюсь… Про коего спрос?
– А шут-те знает? Навострил ухо на мужицкий сговор…
Авдей набивает табаком трубку и раскуривает.
– На вдоволь прибыльный?
– Сам отмерь… Старый столяр, из твоих, похож, выпытывал кузнеца оковать барабаны багажные…, – ответил Фикса.
Авдей затянулся и, помедлив, пыхнул дымком:
– Второго дня Кирила искал древодела поручного, Сухарева ему отсоветовал… Сладили, получается?
– Да не торгуют мускусом с рундуков? – заметил Фикса.
– А на кой товар надоба? – добавил подозрений Сизый.
– Гадай не гадай… Слышали, переворот в Петрограде? – откинулся на спинку стула Авдей.
– Нам што… до переворотов оных?
– Экие вы! Купчишки нонче шепчутся, как схоронить от мужицкой власти нажитое… А Скородумов наперёд всех чует!
– Драпать намеряет? – домыслил Фикса, – На мо́биле… Молва шла за кузовок… жалезом оковать потуже…
– От-жась, на мо́биле? – мотнул бородой Авдей, – Дёру намеряет дать, старый скупердяй?
– Коли так, Дрын, спускать нельзя! – поддержал Фикса – Подкараулить бы у большака на подлеске да награйкать разом – такого куша нам ешшо не падало?
– На ходу прижмём! – Авдей выбил пепел из трубки и зыркнул на сообщников: – Фикса, ты на стрёмку… Зри каждый шаг старшего Матвея… А ты, Сизый, шпану повернее на скачок мазай… И штобы тверёзыми ждали до часу верного…
Сообщники перечить не стали, а по всему было видно, что даже обрадовались. Когда они ушли, Авдей пробормотал:
– Времена нонче надломные… Пора бы по-крупному щипать, а устрашение богатеям нововластники обеспечат…
***
Морозным вечером до ворот дома Скородумова подошёл Михей Сухарев. Торкнул – притвор запертый. В нерешительности помялся, постучал кулаком. Створ открыл Гаранька.
– Здрав будь, Герасим! Чай позови Тусю выйти к беседе не прилюдной… Наведай, Михей Сухарев кланяется…
Гаранька ничего не ответил, закрыл. Михей стоит, не понимает ждать ли, постучаться ли вновь? Через некоторое время выходит Туся, запахивая пальтишко и повязывая шаль.
– Поштение моё, сударыня! – снял шапку Михей.
– Здравствуй, сударь, коль не шутишь! Не сымай шапку-те, застынешь жа? – с толикой кокетства ответила Туся.
– Не застыну… Привыкши мы…
– А я было надумала, не расхрабришься вовсе?
– Наперёд решился бы, да заказик крайне натужный выдался… Денно и нощно с прифуговки не отшагивал…
– Знаю-знаю, тем и тешилась! – затараторила Туся, – Назавтра матушка наказала сборы, всем семейством хозяева отъезжать намеряются… До вчёра-се не тужились, а надысь обмолвился Кирила, што новы властники приходили… Складское имущество описали… Толки, отымать, поди, будут? Полохонула матушка, тюков на две подводы навязала… Што деется…
– А как жа ты? С собою увезут? – забеспокоился Михей.
– Не… Матушка бает: всякой тати пуста изба кстати! Ижным отбывку дала да рублём одарила, а нас с Гараней да Демида дворника оставила за покоями стеречь…
– И то отрада! – обрадовался Михей, – Чай не откажи в неприсутственный день присоединиться к карусельным катаниям на Самокатной площади?
– Тады и циркову арену братьев Никитиных посетим-те? Дюже похваляют люди пёсиков потешных? Пудельки на задних лапах ходют там, и через огненны кольца прыгают… Одним бы глазком глянуть на эку умору…
– На ярмашну сторону сойди, увеселения там всяческие в избытке! Пуделями потешимся, и калашный ряд не минуем!
– Тем и буде, подходи опосля утренней литургии! Удержать меня терь и прикащику не властно…, – крепко пожав руки молодого человека, Туся юркнула в дверь.
***
Вечереет, сыплет снег. По безлюдной городской улочке, освещённой тусклыми фонарями, бредёт пьяненький Яков. Его нагнал закрытый экипаж, выскочили Сизый с Фиксой, схватили и затолкали внутрь. Извозчик подстегнул кобылу и экипаж скрылся в первом же тёмном переулке.
– Кто вы такие и на кой ляд я вам? – успел вскрикнуть Яков, но в тот же миг получил удар в поддых.
– Кто мы – тебе ни к чему!
– Ежали денег… и рубля не наберу? – откашлялся Яков.
– Лавье на опосля… Открой-ка нам, што ведаешь о купце Скородумове? – Фикса прижал Якова, поднёс к его горлу нож.
– Чай ничего не знай… Оне птица не маво полёту…
– Подо што барабаны клепал? – напирает Сизый.
– Экие жа барабаны? Не было оного…
– Сундуки дорожные клепал? – выдал Фикса.
– Откель жа знать-те? Труд мой столярный, а в тайности посвящаться и непошто? Подрядился – сделал, и вся недолга…
– Ишь, не знай он ничего! Выкладай, што промеж заказу молвлено! – Сизый тоже достал нож, подоткнул к горлу Якова. В полном испуге столяр запричитал, что на язык легло:
– Чай што? Барахлишко свезти в лы́сковско имение, художества всяки, посуду серебряну али золотишко мал-мала?
– В лысковское, баешь? – задумался Фикса.
По всей видимости, умерщвлённый Яков был вывален из экипажа в тёмном переулке.
***
Во дворике дома Скородумовых возле бокового входа для прислуги стоит грузовой автомобиль: кузовок из толстого морёного дерева окован для усиления стальной лентой, а поверху приспособлен фургончик из крашеной вагонки. Несмотря на студёную зиму, кабина в силу тех времён открытая: под нависающим козырьком различима рулевая колонка и двойное сиденье в виде деревянной лавки для шофера с пассажиром.
Под руководством Кирилла идёт погрузка в фургон. Пока два подсобника втаскивают большие окованные сундуки, купчиха прикрикивает на Тоську с помощницей, сволакивающих из особняка тюки и складывающих их возле колёс грузовика.
– Суетятся купчишки, скоро в дорогу сорвутся, по всему?
Фикса, подглядывавший через щель приоткрытых ворот, сплюнул по-жигански, и в тот же миг запрыгнул в экипаж.
***
Сумерки. Шумно вьюжит снежная позёмка. Средь всхолмлений по заснеженному большаку катит скородумовская карета в упряжи из двух лошадей. На отдалении впереди стрекочет грузовичок FIAT. Шофёр Гордей в ватных крагах, овчинном тулупе, утеплённом кожаном шлемафоне и круглых герметичных очках. Рядом кутается в меховой шубе Кирилл Скородумов.
– Не зябко тебе, Кирила Матвеич?
– Зяби не чую, а в кювету вывалиться опасаюсь…
– Жмись ближе и хватись крепше… Грабиловку огинули, а тут до Кстова верста с два перста… Не успеешь оглянуться, уж и Лыскова будет…
Кирилл вцепился в какой-то рычаг и крепко держится.
– И помысла не было, што поездка на эком тарантасе так утомительна… Надо-те было к родителям подсесть…
– Сидушки бы хоть сенные припасти, тады и черёсла поберегли…, – подсмеивается Гордей.
– Не привыкший я к оным диверсиям…
– А я попривыкший… Два годка отшоферил при артбригаде, а по ранению прошлой осенью отписан от службы…
– Награды чай имешь?
– Медали «За отличну мобилизацию» имею и Георгиевку четвёртой степени «За храбрость»! – возгордился шофёр.
– А я и не слыхивал, што ты у нас герой…
***
Откуда-то сзади послышался звон бубенцов. Шофёр стал притормаживать и подруливать грузовик к обочине.
– Што насторожился, герой? – заметил Кирилл.
– Слышь, бубенцы… прыткостью гонют? Правило такое к большой дороге предписано, дилижанец государевой спецпошты треба пропускать, удаляясь на край шоссе!
– Треба – пропускай! Да только нет давно государя-то?
– Государя нет, а табелю дорожного движения перечить не до́лжно… В государстве раздрай, хай тут порядку быть!
***
Обогнавший процессию дилижанс резко принял в сторону грузовика, и прижал до полной остановки. На дорогу выскочили вооружённые наганами Фикса, Сизый и за ними трое других налётчиков. Окружили грузовик.
Сзади в малое удаление подкатила карета Скородумовых, в которой сопровождали грузовик купец с женой.
– Што за оказия, Матвеюшка?
Матвей раздвинул шторку, выглянул в окно:
– Дилижанец поштовый… Пойти справиться надо-те…
Матвей с Фаиной вышли из кареты и направились к грузовику, не ведая о поджидавшей опасности. Их ямщик завидел наганы в руках налётчиков, и быстро спрятался под облучок.
Кирилл в эту минуту спустился с подножки и бесстрашно вышел вперёд грузовичка:
– Кто вы? За кою надобой дорогу прибрали?
– Фикса, к чему спрашивать кто мы, если явственность в битках? – помахивая наганом, съехидничал Сизый.
– Всё-то им разложь да под нос положь? А как не по нраву станется? – поддержал сообщника Фикса
Кирилл сообразил что к чему, ловко выхватил из-под шубы свой наган и выстрелил в ближнего к нему бандита. Фаина заблажила. Среагировав, бандиты открыли ответную пальбу, а спустя мгновение все трое Скородумовых лежали на земле.
Подстреленный бандит вопил и корчился от боли в брюшине. Из дилижанса вышел вооружённый наганом главарь, подошёл к Матвею, тот открыл глаза, узнал в главаре Авдея Жердёва, потянул к нему руку и прохрипел:
– Авдей… прохиндей…
– Напрасно твой Кирила геройствовать взялся… Пожили бы ешшо всласть…, – Авдей выстрелил купцу в грудь, не моргнув и глазом. Затем отошёл к раненому подельнику, посмотрел на его мучения, сплюнул злобно, и тоже добил выстрелом.
– Остальных проверьте и возницу не забудьте, если сам свою душу не испустил от страха…
Послышались выстрелы, ямщик где-то сзади залепетал о пощаде, но после глухого хлопка тоже затих. Шофер грузовика закрыл глаза и вжал голову в плечи. Авдей ткнул его тростью:
– Торопишься жизни лишиться?
– Так… рано бы ешшо помирать? – обрёкся Гордей.
Авдей призывающе постучал тростью по фургончику:
– Добро купеческое отгонишь нам до Кстова, а там гуляй как вольный ветер в поле…
– До Кстова верста два перста! – осмелел шофер.
В фургончике грузовика дрожал подсобник Скородумовых, до поры сидевший тихо, но случайно давший о себе знать, видимо с испуга что-то задев. Главарь ткнул шофера тростью:
– Там есть кто?
Гордей вытянул указательный палец. Фикса с Сизым подошли к дверке, Авдей повторно стукнул по фургону:
– Жить хошь, человек, выходь сюды тише ветра…
Подсобник открыл дверку, Сизый выстрелил без лишних слов. Обыскав мертвецов, бандиты содрали со всех всё ценное, стащили шубы. Убиенных покидали в кювет.
В кабину к шоферу подсел Фикса, ткнул стволом в рёбра:
– Двигай, дядя, за бубенцами!
Первым покатил дилижанс, затем грузовик, в замыкании обоза карета Скородумовых.
О проекте
О подписке