Дуплет на плечи

Мне руки на плечи кладёт

и у другой меня крадёт.

Евгений Евтушенко

…в награду мне за такие речи

своих ног никто не кладёт на плечи.

Иосиф Бродский

 
Печаль стихами хороводит,
Так долго Муза не приходит,
А ходят тенью на листе
На муз похожие не те.
И Муза грустно ходит где-то,
Уже прошли Зима и Лето.
Я сердцем чувствую своим,
Так будет много Лет и Зим.
 
 
А эти, всуе что приходят,
Они не топчутся в проходе,
Мне ноги на плечи кладут,
И у стихов меня крадут.
Я прячу в суете тетради,
Пришли коварные опять.
Чего они приходят ради?
Ведь силы нету их прогнать.
 
 
Им грубо сразу не ответишь,
Ведь будет громкий «Ай-яй-яй».
Стихи писать уже не светит,
Им только плечи подставляй.
 
 
А Муза, если вдруг увидит
Их ноги стройные в окне,
Она найдёт, возненавидя,
Поэта нового себе.
 
 
Я весь на нервах от недружных,
От этих связей мне ненужных.
Где ты моя уединённость?
О, кто-нибудь, приди, гони
Порочную осатанённость
Тех, кто приходит без любви.
 
 
Печаль стихами хороводит,
Так долго Муза не приходит,
А ходят тенью на листе
На муз похожие не те.
 
 
Печаль стихами хороводит…
 

Пикник

Видел! – Ива, веткой каждой

Устелив холодный грунт,

Разлеглась…

Целует с жаждой

Ветра вздыбленную грудь!

Михаил Зайцев

 
Вывез я детей однажды
На природу, Вижу – Жуть!
Ива – днём! – целует с жаждой
Ветра вздыбленную грудь.
 
 
А проказник у дороги,
Под призывный визг колёс
Оголял бесстыдно ноги
Группе ветреных берёз.
 
 
Я давно уже не мальчик,
Но смутился. Глянул вниз…
Вовсе голый одуванчик
Обнимал капустный лист.
 
 
В небо глянул голубое…
Задохнулся. Не смешно!
В небе облако большое
Превратилось в чёрт те что.
 
 
Я детишек сгрёб в охапку
И, пусть сердится жена,
От беды унёс в палатку.
Продержал там дотемна.
 
 
Накажу в стихах народу:
Малышам из городов
Не показывать природу
До шестнадцати годов.
 

Потаённая суть

Я листву у корней разгребаю,

потаённую чувствую суть,

нежно глажу рукой, открываю

гриб прохладный, как женская грудь.

Вадим Ковда

 
Если сердце от нежности тает,
А в стихах только мухи и быт,
Я свой лучший костюм надеваю,
И с лукошком айда по грибы!
 
 
Гриб считают закуской отменной,
Но поэт тонко чувствует суть –
Гриб, он с виду похож на колено,
А на ощупь, как женская грудь.
 
 
Выйду в лес, всё в стихах оживает.
И откуда берутся слова!
Я листву, как одежды, срываю…
Просто кругом идет голова.
 
 
Тайны все постигаю руками,
Долго глажу. Как кожа нежна!
Каждый день проводил бы с грибами,
Жаль вот только, ревнует жена.
 

Проверка чувств

И чтоб семья могла сложиться,

Нам пары нужно создавать

Не с тем, с кем хочется ложиться,

А с тем, с кем хочется вставать.

Эдуард Асадов

 
Чтобы не мучиться тревогой,
И вдруг семью не потерять,
Учил певец морали строгой,
Любовь кроватью проверять.
 
 
Мол, прежде чем жениться,
Нам нужно главное понять,
Не то, с кем будем мы ложиться,
А каково будет вставать!
 
 
Решил я опыт взять нахрапом,
Была подруга и кровать.
Как лёг не помню, но от храпа,
Вставать хотелось и… прогнать.
 
 
С другой мы долго сомневались –
Чтобы так сразу и в кровать.
Но ночью так накувыркались,
Что утром не хотел вставать.
 
 
Мы не подходим? Очень странно…
Увидел, как она встаёт,
Как кофе утренний желанна –
И днём покоя не даёт!
 
 
И, поборов в себе дремоту,
Я понял, почему кровать –
Чтобы хотелось на работу
От своей женушки сбежать!
 

Поэт и мода

…Мальчишка с кудрями до плеч

И девочка, вбитая в джинсы.

Надеюсь, что эти стихи

Прочтут через некие годы,

Увидев в оконце строки

Превратности нынешней моды.

Константин Ваншенкин

 
Ржёт весело русский Пегас,
И грустно смеются поэты:
В ковбойские брюки у нас
Прекрасные дамы одеты.
 
 
Достойней в эпоху калош
Умела девчонка одеться.
Мальчишкой за нею пойдёшь
И сразу же выйдешь из детства.
 
 
Припомню, и вздрогнет стило,
Так щедро когда-то мне снились
Мадонна с соском наголо
И две стюардессы в бикини.
 
 
А нынче мне страшно прилечь,
Такая хреновина снится:
Я сам с волосами до плеч
И Муза в поношенных джинсах.
 
 
Как много обидных потерь.
Пишу я, а радости нету.
Не много подсмотришь теперь
В оконце строки у поэта.
 
 
И, кепкой прикрыв полчела,
Скажу молодёжи устало:
«Хорошая ж мода была.
Так пусть повторится сначала».
 

Катеты

Неповторимо зримы зимы лжи,

в которых было треугольно странно.

Живи теперь, мой катет, не тужи,

гипотенузе всё по барабану.

Анна Корнет

 
Жила я треугольно, без забот
в задрипанной квартире коммунальной
гипотенузой с катетом, а катет тот
не знал, кто был ему ортогональным.
 
 
Напрасно не светилась между строк,
ведь в тайне суть подобного союза.
Ещё со школы помнила урок:
два катета – одна гипотенуза.
 
 
Зимой любила печь свою топить,
углы слагая в треугольной драме.
Но в сумме выходило только Пи,
уместное для карасей в сметане.
 
 
И вот, пока те караси пеклись,
свершилось геометрии возмездье:
два катета таки пересеклись
букетами в моём подъезде.
 
 
Плита не отмывалась, был звонок.
Меня смутила суета за дверью.
Испуганно смотрю в дверной глазок,
и в первый раз глазам своим не верю.
 
 
С тех пор, всем теоремам вопреки,
живу одна, но вот какое чудо:
два катета мои, как голубки,
теперь вдвоём, и где-то делят угол.
 
 
Сирень в стихах опять взбивает крем,
а я лечусь дарами Диониса,
и избегаю треугольных тем –
выходит, я была им биссектрисой.
 

Мотылёк

Лети отсюда, белый мотылёк.

Я жизнь тебе оставил. Это почесть

и знак того, что путь твой не далёк.

Иосиф Бродский

 
Я обнял эти плечи и застыл.
Ведь то, что оказалось за спиною
так преданно твой защищало тыл
тем, что не встретишь снежною зимою.
Был виноградом оплетён фасад,
ветрами, сыростью и временем истёртый.
Тропинка, что вела в прозрачный сад,
дорожкою прикидывалась жёлтой.
Сад зеленел. Лоснился огород.
Цветы торчали одурью бессонной.
От ветра лук и молодой горох
казались зеленью одушевлённой.
 
 
Но мотылёк мне голову вскружил,
и наш неспешный тет-а-тет нарушил.
И если он тогда остался жив,
то только потому, что был везучим.
И не причём, как виделось ему,
та тет-а-тета сладкая истома.
Я жизнь ему оставил потому,
что свой сачок, увы, оставил дома.
 

Душа в душу

Душа с душою сводят берега,

когда не могут жить на расстоянье.

Людмила Самохина

 
Душа и тело спорят иногда,
за передел среды существованья.
Душа по времени снуёт туда-сюда,
а телу нужен бег на расстоянья.
И в явь смурную, и в кошмарных снах
течёт душа, но не как кран на кухне.
Она течёт в конкретных берегах,
а тело только ест и пухнет.
Душа предчувствует, а тело всё хранит,
и копит опыт бытия земного,
а если у него застой возник,
душа становится цунами Бога.
 
 
Но как понять, что берег у души?
Поэт обязан выражаться смело…
Выходит так: как вёсла ни суши,
пока ты жив, души обитель – тело!
Не спорить надо, а оберегать –
так учит Март, весны своей угодник.
Когда две души сводят берега,
для тел уже не нужен сводник.
 

Холмс и весна

И шальная весна ударяет в гонг,

И на пост заступает созвездье Овен!…

Почему нам планета с тобой тесна?–

Разве это не элементарно, Ватсон?

Потому что на свете, где есть весна,

Неприлично так долго не целоваться!

Алина Серегина

 
Весна согревает лучами холм,
А поэтов всегда ударяет в гриву.
Я теперь не Алина, а сыщик Холмс,
Что, мурлыча, коленками мнёт крапиву.
Манит меня в гуттаперчевом марте
След подозрительно странных людей.
Порохом чувствую – сам Мориарти
Ключи подбирает от наших идей.
 
 
Ватсон следом ползёт, шевеля клюкой,
Но сегодня глаза его так ленивы…
Он не сыщик матёрый, совсем другой.
Вот затих у ствола побледневшей ивы.
Я к нему подбежала, а вдруг вспорхнёт.
Не на ветку повыше, а ближе к раю.
Я сказала «не надо», что он не умрёт,
От поцелуев, ведь, не умирают.
Только правду щебечет поэт весной,
Хоть становится бешеным канареем.
Мне соврать не позволит сэр Конан Дойл,
А тем более – дактилем или хореем.
 
 
Как в засаде, нам тесно от наших глаз,
Нас раздевающих напропалую.
Ну, вот опять, уж в который раз,
След потеряли мы в поцелуях.
 

Блеск и суть

Тайный блеск – это жизнь, это путь

(Это – голая суть, я согласна!) –

Потому и раздвоена грудь,

Что не все до конца мне тут ясно.

Юнна Мориц

 
Поэтессе так важно раскрыть свою суть
(Не в толпе, а в стихах, я согласна!).
Но я смолоду очень боялась за грудь,
Потому, что не всё было ясно.
 
 
Не слыла недотрогою в личных боях,
Не боялась читать на заборах,
Но раздвоенность юная эта моя
Была хуже, чем пуля и порох.
 
 
Я стонала во сне, прислонялась к стене,
Папе с мамой заснуть не давала.
Я замкнулась, и вот уже виделись мне
Блеск и холод стального кинжала.
 
 
Обращаюсь к врачу: «От чего эта жуть?
Всё раздвоено тут и неясно».
«У всех женщин – сказал он – раздвоена грудь,
Но, по-моему, это прекрасно».