Юрий Литвин

ПСИХОДЕЛИКА. КНИГА ДЛЯ МЕРТВЫХ.

Часть 1 «Никогда не засыпайте в наушниках».

… заснул я под Manowar, кажется «Hail and Kill» …

Настройка параметров…

…Едва тронув поводья, я поехал вдоль рядов. Солнце так и не появилось. Облака окончательно сомкнулись в темную, непроницаемую броню и ангелы скрылись за ней навсегда. Ком подступил к горлу, так часто бывало перед битвой, и это меня обрадовало. Как, впрочем, и всегда. Натянув поводья, резко развернул Джигу и хрипло проорал прямо в лица первой шеренги, железною рукавицею своею, указывая в небеса:

– Они не придут! Мы сами придем к ним!

Бойцы невольно попятились, ибо морда Джиги, укрытая дьявольской маской смерти, смотрела на них в упор. Конь всхрапнул и встал на дыбы, подыгрывая мне. Я почувствовал, что завожусь. Так-то.

– Хранители оставили нас! И пусть! Зачем они тем, кто спешит на встречу к Богу? Ты! – ткнул рукавицей в бородатое лицо крепкого копейщика,– Кто твой отец?

Боец побледнел и сделал попытку упасть ниц.

– Стоять! – заорал я. Попытка грянуться оземь не удалась. Губы зашевелились и боец произнес:

– Багги – Левша… Ваша светлость.

– Где он?

– На небесах.

– Как он погиб?

– В бою за короля…

– Да! За короля! – сделав паузу, оглядел внимательные лица пехотинцев, – Он погиб как мужчина, с оружием в руках, а не от старости и не от болезней. И теперь он там! Смотрит на нас, как все наши отцы, и отцы наших отцов!

Краем глаза я увидел, что конница противника начала движение, набрал больше воздуха в стянутую доспехом грудь и завопил, что было мочи:

– Пускай хранители помогут им! Если смогут!! Порвем это стадо!!!

– Ааааа!

Фигурки всадников постепенно увеличивались в размерах. Лорд Гэлуэй отправил посыльного на правый фланг и тот умчался, словно ошпаренный крутым кипятком.

– Порвем, да так, чтобы черти в аду замучились собирать их куски!

– Ааааа!!

Земля отчетливо дрожала под копытами вражеской конницы, а я уже просто вопил в диком хрипло-визгливом диапазоне:

– За короля! Стоять насмерть!

– Насмерть! – подхватили лорды, и мы тесной группой помчались вдоль рядов.

Всегда любил этот момент. За нами поднималась волна упоительного восторга. Я физически ощущал исходящую, от этих условно, еще живых людей, особенно тех, что стояли в первых шеренгах, где выживаемость минимальна, смешанную эманацию смертельного ужаса, надвигающейся смерти и непонятного примитивному разуму человеческому наркотического экстаза, от ощущения собственного «Я», вырастающего в сей переломный момент жизни до необъятных размеров. Да, такие мы есть, и с этим ничего не поделать. Давно замечено, что в смерти, как и в рождении, есть немало общего. Например, крик.

Столкнулись. Мы меж тем вознеслись на поросший травой невысокий холм, над которым гордо реял королевский штандарт, и теперь поле битвы было у нас как на ладони.

Смешные человечки вели только им одним понятную забавную игру. Сталкивались, рассыпались, падали со своих игрушечных лошадок, нанизывались вместе с ними на копья, умирали, выживали, стонали под копытами и сапогами, резали и кромсали плоть разнообразными железными предметами, истекали кровью, а некоторые, некоторые, заметьте, и я в этом уверен, при всем выше перечисленном, еще продолжали о чем-то мечтать и на что-то надеяться.

Такова суть человечья. На всем протяжении короткой своей жизни, знать о неизбежности скорой смерти, а если не скорой, то непременно наступающей, все равно, после долгой и отягченной болезнями старости, вплоть до полного помутнения рассудка, и все равно, надеяться на лучшее.

Первую волну мы сдержали, более того, противник достаточно крепко увяз в центре, словно пресловутая муха в янтаре, и, судя по всему с бараньим упрямством, будет ломиться туда же и впредь. Благо резервы позволяли это делать, учитывая почти тройное преимущество в живом материале. Действительно, зачем извращаться в тактических изысках, когда можно тупо навалить гору своих и чужих трупов, но при этом выполнить поставленную задачу и отрапортовать о тяжелой, но несомненной победе. А потом еще и награды получить.

Нет, с тем количеством воинов, я бы на месте Арни поступил по-другому, не потому, что я сентиментален, возможно, я тоньше, или изящнее, как вам будет угодно. Все-таки есть еще фланги, да легкая конница, арбалетчики… Да и тяжелая конница в конце концов. Где она, кстати? Ага. Разгоняется, ну вот, так и знал.

«Клубится пыль над бранным полем…» Скачут родимые, как по мне, так рановато, мои несчастные копейщики, держатся пока еще очень неплохо, и перемелют вашу конницу за милую душу, но мы не будем этого ждать. Поможем ребятам, поможем…

Вздохнув, я отдал короткий приказ и снова тронул поводья. Гэлуэй недовольно покосился, но промолчал. Старый волк сразу все понял и как всегда расстроился, ну не любит он, когда я лично лезу в драку. Хороший он человек, душевный. Джига тоже сразу все понял. И не надо мне умничать насчет душевной организации лошадей.

Перехват выдался на славу. Скажу без ложной скромности. Гэлуэй, наверняка, был горд своим учеником и воспитанником, наблюдая все это с холма.

Мы выскочили, как черти из табакерки. Эти глупые всадники подняли копытами своих лошадей столько пыли, что наш удар оказался для них смертелен. Арни подозревал, что у нас есть для него сюрпризы, но, несмотря на отсутствие у него каких бы то ни было полководческих талантов, надо же хоть изредка подстилать, ту самую пресловутую соломку. Ан нет. Всадникам было больно, очень больно. Несколько минут все проходы на небеса были буквально забиты их отчаявшимися душами. Представляю, какая там, на небесах, вышла давка.

А мы что? Мы ничего. Просто воспользовались тактической безграмотностью полководца. Если Арни можно так назвать.

В принципе, пред Всевышним все равны, но в бою зачастую преимущество получает тот, кто имеет страшного, закованного в железо коня, добрую кольчугу, желательно из дорогих, немного внезапности и щепотку везения в чересседельной сумке. Все это у меня сегодня наличествовало, и потому успех был на моей стороне.

Ловя недовольные взгляды светлейшего лорда Гэлуэя, мы с Джигой снова поднялись на холм. Свита приветствовала нас одобрительным ропотом.

– И? – поинтересовался я.

Гэлуэй повел наплечниками:

– Без участия вашей светлости, конечно, никак нельзя было обойтись?

– Никак, тем более, что король нынче прихворал, – улыбнулась «Наша светлость». Любит он меня подразнить. Переживу. – Противник отступает.

Лорд кивнул:

– Я в курсе. Еще немного и я поверю в победу.

– Я верю в нее всегда!

Тут на холм взлетел посыльный от Локси. Локси командовал левым флангом.

– Ваша светлость! Лорд просит разрешения атаковать!

Мы переглянулись с Гэлуэем.

– Рано, – сквозь зубы и бороду процедил он. – Возможно это ловушка.

– Хм, отдать нам почти всю конницу, чтобы заманить в ловушку? Там и ловцов-то уже не осталось,– я расстегнул доспех и широко вдохнул пропитанный войной воздух. Стало значительно легче.

– И, тем не менее, я считаю, что это ловушка,– повторил лорд.

Я внимательно посмотрел на него и кивнул, все- таки в чутье старику не откажешь.

– Отправим туда сотню этого молодца, – я покрутил в воздухе девой рукой,– как его? Фер… Хер…

– Вертера,– подсказал услужливый Марк, прикрывавший меня справа.

– Угу, этого… Пускай сымитируют контратаку, и сразу, запомни, сразу назад. Все понял?

Посыльный кивнул и в тот же миг исчез. Я оглянулся, услышав странный хрюкающий звук слева.

– Что?

Гэлуэй был доволен и даже слегка улыбался в усы.

«Молодец, мальчик!» – говорили его прищуренные глаза старого хитрого лиса. Или волка? Короче, лисоволка. Все равно он был доволен своим учеником.

х х х

Помню в детстве, часто мне снился один и тот же сон. Раскаленная каменная пустыня, палящее с безжалостных небес солнце. Набитый песком рот и я, ползущий неведомо куда в истерзанной, превратившейся в клочья одежде. Иногда я умирал, иногда нет, терял сознание… Согласен. странно терять сознание во сне, но клянусь я не преувеличиваю, это было. Ощущения от кошмара были настолько реальны, что я просыпался в холодном поту, лежал в своей до боли знакомой комнате и не мог поверить в то, что все это всего лишь сон.

Обычно после этого я заболевал. Болезни были неприятными и сопровождались высокой температурой. Меня начинали активно лечить и вскоре я выздоравливал. Но проходило время, и сон возвращался опять.

Родителей своих я не помню, только тетю Валю – воспитательницу нашего детского дома. Добрейшей души была женщина, Царствие ей Небесное… Очень она за меня переживала. Книжки разные всегда приносила, интересные. Благодаря ей и частым болезням, я много перечитал в детстве. Хотя учиться так и не полюбил, ну скажите на милость, какая учеба в дурдоме, в смысле в детдоме? Да и не приветствовалось у нас это как-то. Не любили мы умных. И умные тщательно ум свой скрывали.

Потом я вырос, и сны прекратились, и простужаться я перестал. Вытянулся в росте за 185, выучился в училище, простите за каламбур, на слесаря третьего разряда… Так-то вот. Работать пошел. Потом два года на пользу родине. Водку пить научился по-человечески. Но с тех пор я возненавидел пустыни и все, что с ними связано. Ну не любил я их, что тут поделаешь? Наверняка, и у вас есть подобные детские комплексы. Как без них. Вспомните, обязательно есть нечто подобное , что вызывает у вас стойкое отвращение.

В последствие, читая некоторые статьи известных психологов, я узнал, что многие люди даже не помнят своих детских кошмаров, но они плотно сидят у них в подсознании и по мере своих сил оказывают воздействие на последующие поступки. О как!

Мне в этом плане, можно сказать еще крупно повезло. Cвои ночные кошмары я помнил, и как требует сюжетная линия повествования, в один прекрасный момент все вернулось. Впрочем, обо всем порядку.

Когда-то я пытался писать, мне казалось, что я способен создать мудрую книгу, наполненную собственными переживаниями, но потом почувствовал, что совершенно не хочется, чтобы о моих переживаниях кто-нибудь узнал. Зачем? У людей своих переживаний хватает, и к тому же неприятно, если попадется кто-то, кто начнет копаться во всем этом, или того хуже вымерять линейкой черепушку повествования. Неприятно это, мерзко и некрасиво. Некрофилией попахивает. Потому книги я писать бросил, а вот сохранившаяся вредная привычка делать заметки осталась, чисто для себя, главное все это успеть изничтожить, перед тем как ступлю на Путь, единственно верный и правильный. Но с другой стороны, должен же я как-то развлекаться в свободное от приносящей основной доход работы время? Вот и подумайте теперь любезнейший Ватсон о том, как мы будем коротать тоскливые осенние вечера…

Точная настройка…

Где-то за стенкой тихо играет Jimi Hendrix… Чей там? Ага… “Purple Haze”… Медленно проваливаюсь в сон… или это сон наваливается на меня…

На приступ пошли только семнадцатого, сообразив, что тянуть дальше нет никакого смысла. Люди волновались и рвались в бой. Командиры угрюмо молчали. Каждая ночь уносила несколько жизней, лазутчики из крепости делали свое дело умело и совершенно бесшумно. Хотелось скорее покончить с затянувшейся осадой, но приказа все не было. И наконец, дождались.

Ударили разом и со всех сторон. Противник оказался не готов к подобному натиску, а быть может просто смирился с неизбежным. Долгое ожидание выплеснулось кипучим потоком, сметающим все на своем пути. Венецианцы подводили корабли прямо под стены города вплотную. Люди карабкались по мачтам и снастям и переваливались внутрь.

И уже на стенах изливали на врага всю накопившуюся за время осады ярость. Таким нехитрым образом удалось захватить несколько башен.

Видя, что все плохо, противник от отчаяния бросил в бой огромное ополчение, где были собраны все, кто только мог держать в руках оружие, включая стариков, женщин и даже детей. Их было никак не меньше ста тысяч человек, но плохо обученных ратному делу, и собственно единственное, что они могли сделать, так это умереть. И делали они это страшно. Как коровы на бойне. С тем же застывшим выражением тоски в глазах. Создавалось впечатление, что они были чем-то очень напуганы эти бедные умирающие люди, толи, рассказами о наших зверствах, толи свирепостью своих начальников, а скорее всего невидимой за этой толпой линией вооруженных гвардейцев, которые перекрывали этому живому щиту пути возможного отступления. По отрешенному виду этих несчастных горожан было заметно, что они уже не здесь, а там… В ином мире, и им совершенно все равно, где погибать, за стенами города, или снаружи. Многие просто падали на колени и молились, выпустив из рук свое нехитрое оружие, матери прятали за собою детей, дети орали. Это было очень странное сражение.

Мы двинулись строем, сомкнув щиты. По опыту знаю, что это производит впечатление на противника даже весьма искушенного. И этот монотонный, леденящий кровь стук. Крики несчастных усилились, но что нам-то было делать? Они перекрыли собой дорогу.

Прозвучала команда и арбалетчики дали первый залп прямо в упор этой разношерстной толпы. Промахнуться было практически невозможно. Каждый дротик нашел свою цель. Истошный вопль сотни голосов был ответом на залп.

Щиты сомкнулись с глухим стуком, перезарядка. Второй залп довершил дело, но болты полетели уже в спины. Противник дрогнул. Чего напрочь не было у этого воинства, так это боевого духа. Да и откуда ему было взяться?

Когда пролилась первая кровь и изрядно пролилась, перепуганная толпа горожан помчалась назад в город, давя саму себя и тех, кто думал отсидеться за их спинами. Они рвали своих гвардейцев, подобно тому, как голодный бешеный пес рвет случайно подвернувшуюся ему добычу. Они словно мстили своим же защитникам за все, что случилось. Нам оставалось только войти в город вслед за ними.

Ишмет держался справа от меня, я помню его изумленные глаза и постоянное цоканье языком, а Патрик был справа, в своей неизменной помятой, надвинутой до самых бровей каске. В тот день мы толком и не вступили в бой, а все уже было предрешено.

Отброшенные назад в город люди стали в панике разбегаться по своим и чужим домам, они прятались в подвалах и сараях, а некоторые особенно усердные стали нам помогать, выдавая собственных командиров и некоторых, по их мнению неблагонадежных сограждан. Нашлись и такие, что вместо того, чтобы пытаться хоть как-то остановить неприятеля, присоединялись к нам и спешили к дворцу, вознося хулу императору и роду его. Как говорили древние: «Ничто так не преходяще, как слава мирская!». Бунт был успешно поддержан, и на том героическая оборона завершилась. Во славу Креста!

На следующий день говорили, что контрибуция составила около тонны золотом, и это было лишь то, что собирались отправить во Францию.

Глава I

Pink Floyd “Hey You”

Явь

Крысы в метрополитене жили и жили весьма успешно. Гигантские. Размером с человека. И головы у них были человеческие, и руки, и ноги, и одевались они неплохо, кое-кто даже имел личный или служебный автотранспорт. Но в душе они были крысами. Как там… Мышки были маленькие и бегали очень редко, а вот крысы… Ну да, где-то так. Их было вполне достаточно для того, чтобы отравлять жизнь подавляющей части подземного населения, которую, как и везде, составляли в целом нормальные мужчины и женщины, которые собственную значимость ощущуали два раза в месяц, читай, аванс и получка, когда после принятия на грудь можно было гордо ее выпятить и рассказать окружающим, что без меня и подобных мне метрополитен и дня бы не проработал. А вот начальство не столько помогает, сколько ставит препятствия нормальному производственному процессу. Но увы, как говаривал незабвенный Корвин: кладбища полны людьми которые при жизни считались незаменимыми, и оттого все возвращалось на круги своя, мышки работали, прочие руководили, а электрички бегали по туннелям, по кругу по кругу, по кругу… Эк, я завернул, ну да ладно… Короче, жадные жестокие старые дети. Те что никак не наиграются в свои неприглядные кровавые игры.

– А я у тебя бизнес отберу!

– А я воспитательнице пожалуюсь.

– А я…

И так до бесконечности. Но это на самых верхних уровнях, у нас-то попроще, но принцип тот же, да и крови поменьше.

Как говорили мудрые, во многом знании – многие печали. Вот оттого, наверное, действительно люди мудрые, ни в коей мере, мудрости своей при жизни не выказывают. Ни к чему это им, оттого изредка встречая подобных индивидуумов, не переставал никогда поражаться их умению скрывать, нивелировать и отчасти даже искусственно кастрировать остроту собственного ума при общении в первую очередь с «крысами».

Вот и сегодня в ожидании второй ступени, наш бесспорно великий и могучий мастер Карп Захарович, быстренько разогнал по станциям личный состав вкупе с дежурным персоналом, а мя грешного нагнул на святое дело обновления маркировки слесарного инструмента.

Благо приедет проверяющий, глядь, а маркировки обновлены, он подумает: «О! Обновлены маркировки». А рядом висит такой же точно стенд, но не со слесарным инструментом, а с защитными средствами. А вот тут-то и заключалась хитрая мудрость Карпа Захаровича. Он сказал:

– Защитные средства не обновляй!

Не поняли? Поясню.

Проверяющий два стенда на контрасте увидит, обязательно замечание напишет – обновить стенд защитных средств, и довольный после этого уйдет, и счастливой ему дороги. Замечание плевое, несерьезное, и ему хорошо и мастеру. И у всех остальных желающих создастся устойчивое впечатление того, что в службе работа поставлена, как положено. Конечно, не без недочетов, но у кого их нет? А тут все наглядно. Замечание, срок исполнения пятого? Пятого. Исполнено? А как же. Красота!

Восхищаюсь я, значит, мудростью мастера своего и потихоньку маркирую слесарный инструмент. Работа это неспешная, суеты не приемлющая, и приятная глазу к тому же. Мне на похмелье, самое то. Благо сотку с утра в раздевалке уже провалил, и прямо сейчас расслабончик легкий по телу пошел. Сейчас бы это дело повторить, организм мой говорит негромко, и подремать, мозг ему вторит. Я про себя киваю и конечно с этими серьезными внутренними голосами не спорю, но при этом, шепчу им, чуть попозже. Они говорят: «Ааа!» и утихают. Знают ведь, не обману их, не обману.

Тем более, что перед приездом высоких гостей, мне с участка надо будет по любому исчезнуть, не зачем им на меня смотреть. Мне так Карпуха и сказал с утра.

– Промаркируешь, и свалишь на Восстание, или еще, куда не важно. Не хрен им на глаза попадаться.

И как всегда был прав. Не хрен. Заодно, и здоровье поправлю, а то до обеда сдохнуть можно с непоправленным. Якши?

Поехал, короче. На Восстание.

А в дороге главное, что, главное, чтоб весело было. Можно над пассажирами приколоться, но это не интересно, они и так пуганые, да и проблем потом не оберешься. Вычислят шутников в момент, и доказывай потом, что ты из лучших побуждений пытался билетики по вагону проверить.

Был у нас один такой приколист. Народ же замученный в электричке едет, весь в мыслях своих, вокруг вообще ничего и никого не замечает. Ему, народу, без разницы в маршрутке ехать в метро или на пригородном паровозе. А всюду требования.

Вот и начинает в ответ на приказ: «Предъявите билетик, гражданин!» лихорадочно по карманом шарить, и очень удивляется, когда билетика не находит.

Потом-то уж до человека парадоксальность ситуации доходит, а уж поздно. Шутка удалась. Дурацкая. Ну, обматерили шутника пару раз по-русски, да разок по-украински, а ему хоть бы хны.

А вот нашелся бы кто-нибудь проницательный и потащил бы в первый отдел за попытку нажиться на пассажире через использование служебного положения, или еще там чего-нибудь в этом роде. И пиши письма, мелким почерком. Хреновые это шутки.