Бронтой – последний герой

На пути принятия решений можно принять любое решение, но ни одно решение не решает всех вопросов.

Древнекитайское изречение

Со сложными чувствами ожидания, тревоги и радости вошел в свое родное село Бронтой. Редкие односельчане, встреченные на его пути, радостно приветствовали его, удивленно смотрели, но вопросов не задавали. Он подошел к своему дому, открыл массивную дубовую дверь и впустил первым рвущегося в нетерпении Буяна. Верный сторожевой пес обежал и обнюхал весь опустевший двор, поджав хвост, понуро подошел к хозяину и глянул на него грустными, по-собачьи преданными глазами.

– Что-то не так, Буян? – спросил Бронтой, поглаживая длинную бурую шерсть четвероногого друга. – Ты хорошо отдохнул и отъелся в гостях. Теперь мы дома, и тебе, дружок, придется занять свой сторожевой пост.

И Бронтой, подведя пса к его конуре, пристегнул к ошейнику длинную металлическую цепь. Он присел на крыльце, обводя рассеянным взглядом двор, пустой и тихий. Неожиданно раздался лай. Буян, гремя цепью, устремился к воротам. Массивная дверь со скрипом отворилась, и во двор шагнула грузная фигура соседа Радима.

– О-о! Дядя Радим! – радостно воскликнул Бронтой, поднимаясь со ступенек и идя навстречу гостю. – Мое уважение тебе и твоей семье, дядя Радим! – с почтением приветствовал его Бронтой на родном языке.

– Мое уважение тебе и твоему дому, – ответил Радим, пожимая руку Бронтоя. И чуть помедлив, спросил:

– Зачем ты пожаловал, Бронтой?

– Я пришел проведать свой дом. Узнать от тебя о судьбе моего отца и его товарищей, – удивился Бронтой, настороженно всматриваясь в Радима.

– О них ничего не известно – в сельсовете молчат, – неожиданно заговорил по-русски Радим. – А вот ты, Бронтой, пришел, как говорится, не ко времени!

– А что такое случилось? – встрепенулся Бронтой.

– Еще не случилось пока. А завтра должны нагрянуть «красноперые» – я узнал сегодня в сельсовете, ничего хорошего не жди. Явятся красные бесы за новыми жертвами, и чем больше их будет, тем для них лучше – они жиреют на народной крови. Тьфу на них! – сплюнул в сердцах Радим. – Так что послушай меня, старика, Бронтой: отдохни с дороги в родном доме, а поутру уходи обратно к найманам. Там тебя не достанут. За свой дом не беспокойся – никто из наших не нарушит его покой. Ну, желаю тебе удачи и поклон семье!

И Радим, крепко пожав руку Бронтоя, покинул его дом. После его ухода Бронтой еще долго сидел на крыльце, обдумывая, как ему поступить. Верный пес Буян ласкался возле его ног, глядел на хозяина влажными черными глазами, словно спрашивал: «Что будешь делать?» Наконец Бронтой встал, расправил плечи, словно сбрасывая с них тяжелую ношу, и начал действовать.

Он спустился к реке, где стояла родовая рубленая баня, наколол дров и стопил баньку на славу, как в прежние времена. У найманов ничего подобного не было – кочевники не пользовались горячей водой, а мылись в реке. И вот теперь Бронтой с наслаждением отдался привычной процедуре – подолгу парился, неистово орудуя можжевеловым веником, выбегал из обжигающей все тело парной наружу, окунался в холодной реке и снова возвращался в парную. Уходить не хотелось – словно он испытывал это несравненное блаженство впервые. Разомлевший после бани Бронтой, накормив Буяна и закрыв на засов дверь, прошел в спальню и завалился спать.

Он проснулся ранним утром и, встав, заглянул по привычке в окно, выходившее на вершину горы Тугай. Она была закрыта вся сизой пеленой тумана, который спускался вниз, цепляясь за верхушки сосен и горные поляны. И вдруг, на его глазах, гора словно ожила, она стала очищаться от сумеречной пелены, и сквозь нее хлынули потоки солнечного света и выглянули лоскутки голубого неба. Гора очищалась от серой хляби, и все в ней постепенно приобретало привычные очертания.

«А небо все равно останется голубым и чистым», – подумал Бронтой, глядя на меняющуюся картину природы. Он редко созерцал природу – ему всегда не хватало времени. А в это воскресное утро в родном доме у него было особое состояние души. Он оделся во все чистое, праздничное, и надел на шею каменный амулет на серебряной цепочке, – тот самый, который ему отдал Аржан при расставании. Он вышел во двор, накормил Буяна, а затем, выйдя из ворот, подозвал к себе соседских ребят, игравших возле дома.

– Бегите скорее к кузнецу Ромиро и к Ак-Билеку и передайте им, что я срочно зову их к себе.

Мальчишки без лишних слов кинулись выполнять поручение Бронтоя, который был для них авторитетом.

У Бронтоя в селении было много друзей, но эти двое были самые закадычные и преданные ему. Все они были ровесниками Бронтоя, которым перевалило за тридцать. Рыжебородый Ак-Билек был сыном Ареса, друга и помощника Аржана, состоявшего в совете старейшин племени. Их сыновья были неразлучны с детства, вместе ходили на охоту и рыбалку, бродили по горам в поисках целебного горного воска – бракшуна, веселились на молодежных сходках.

А вот другой друг, Ромиро, был пришельцем, случайно попавшим к кыпчакам из цыганского табора.

Это была яркая романтическая история, о которой помнили все селяне от мала до велика. А дело было так. Дороги судьбы завели цыганский табор в алтайскую глухомань к кыпчакам, которые впервые столкнулись с этим диковинным кочевым народом. Аржан, будучи тогда вождем племени, благосклонно разрешил цыганам раскинуть свой табор на живописном лугу возле села. И вскоре вековую тишину гор и лесов разбудили искрометные песни и пляски цыган, собиравшие по вечерам массы селян.

Особенно очаровало всех пение под гитару молодого цыгана в ситцевой красной рубахе, синих широких шароварах и модных сафьяновых сапогах. Он пел протяжные с надрывом в голосе цыганские песни и старинные русские романсы. Звали его Ромиро.

Своим пением цыган очаровал многих кыпчакских девушек и среди них русокосую Машу, дочь местного лекаря Тудоша и его русской жены Варвары. А когда цыган запевал свою коронную «Очи черные» и пламенным взором глядел на синеокую Машу, ей казалось, что эта песня для нее. Молодые люди полюбили друг друга, но скрывали свои чувства от окружающих. Когда же табор ранним утром покинул земли кыпчаков, цыган увез с собой и свою возлюбленную Машу.

Когда это обнаружилось, в селе поднялся переполох. Тудош, отец беглянки, схватил карабин и, оседлав коня, собрался было догонять табор и отбить свою дочь, его остановил Аржан.

– Не горячись, Тудош, – сказал он ему. – Задета честь не только твоей семьи, а всего нашего племени. Я пошлю своих молодцов, и они доставят твою дочь вместе с этим цыганом.

И Аржан выслал вдогонку свою малую конную дружину из десяти самых крепких и вооруженных молодцов. Через день Машу и связанного цыгана доставили в село, где они предстали перед судом старейшин. Оглядев грозным взглядом связанного цыгана, Аржан сказал:

– Ты нарушил наши законы, цыган, у нас невест не похищают, а дают выкуп и остаются жить здесь, среди нашего племени. За твой бесчестный поступок я прикажу тебя бить плетьми при всем народе и с позором выгнать с нашей земли, – Аржан перевел свой взгляд с побелевшего лица цыгана на лица старцев – членов совета, которые в знак согласия склонили единогласно свои головы. Затем посмотрел на плачущую Машу и растерянные лица ее уважаемых родителей и, смягчившись, сказал цыгану:

– Если ты действительно любишь ее, готов взять ее в жены и остаться у нас навсегда – мы готовы простить тебя. Что ты скажешь на это, цыган?

– Клянусь, я люблю ее больше жизни и ради нее готов на все, – воскликнул цыган с видом человека, которому подарили жизнь.

– Хорошо! – сказал Аржан. – Развяжите его – он свободен.

Все были довольны мудрым решением Аржана. А через неделю молодые сыграли веселую и необычную свадьбу, на которой почетным гостем был сам глава племени Аржан.

И молодые стали жить в мире и согласии в просторном доме лекаря Тудоша. Цыган Ромиро прижился среди кыпчаков и нашел себе достойную работу. Он пошел в ученики к старому кузнецу Тагу, а вскоре освоил кузнечное дело и сам стал заправским кузнецом. Своим веселым нравом, добротой и музыкальностью он заслужил уважение всего племени. Его приглашали на все свадьбы и празднества в селе. Бывал в гостях он и у Аржана, любившего послушать цыганское пение. Здесь Ромиро и познакомился с Бронтоем, ставшим его лучшим другом.

Таковы были лучшие друзья Бронтоя, с которыми он пожелал встретиться в это злополучное утро. В ожидании прихода друзей Бронтой решил собрать на стол, расставил на старинном дубовом столе домашние соленья, вяленое оленье мясо и прочую снедь, которая осталась в доме. Достал из погреба двухлитровую бутыль араки, настоянной на кедровых орешках.

Друзья не заставили себя долго ждать и вошли в горницу, не скрывая радости от встречи и удивления от накрытого стола. Ромиро был среднего роста, крепыш, смуглолицый, черноволосый с серебряной серьгой в ухе и темными, искрящимися весельем и удалью глазами. Ак-Билек был высокий, сухощавый, с рыжими волосами и бородой, светлоглазый – типичный представитель своего племени.

– По какому-такому случаю торжество? – спросил Ромиро, оглядев праздничный наряд своего друга и накрытый стол.

– Твой день рождения мы уже справили на славу три месяца тому назад, – добавил Ак-Билек. – А что сегодня у тебя?

– Сегодня я, может, последний день в родном доме и вижу вас, – ответил твердым голосом Бронтой.

– А что случилось, друг? – воскликнул Ромиро, отбросив сразу же напускную веселость.

– Дядя Радим передал, что сегодня в село явятся «красноперые». Мое имя стоит в черном списке – значит, будут брать. Чую всем нутром, что эти бесы уже близко, на подходе. Давайте же не будем терять время, посидим, как прежде, вспомним все хорошее, что было у нас, а дальше как получится.

С этими словами Бронтой разлил в граненые стаканы араку, и друзья, сомкнув их разом, молча осушили. Крепчайшее алтайское зелье разлилось по всей телесной периферии, согрело души и развязало языки. Но ненадолго. Неожиданно раздался лай Буяна. Выглянув в окно во двор, Бронтой увидел возле ворот непрошеных гостей. Буян, гремя длинной цепью, уже подскочил к пришельцам с оскаленной пастью, и в этот момент человек в кожаной куртке, выхватив наган, выстрелил два раза в пса. Буян, взвизгнув, сделал смертельный бросок к стрелявшему в него и, не достав, свалился у его ног. Бронтой сразу узнал человека в кожаной куртке – это был тот самый Беридзе, арестовавший его отца.

– Вот и пришел мой конец, – сказал Бронтой потрясенным друзьям, наполняя стаканы аракой. И в этот момент, грохоча сапогами, в горницу ввалились четверо: черный комиссар Беридзе, двое военных с красными петлицами на гимнастерках и новый председатель сельсовета, товарищ Близнюк, низенький, круглолицый, облаченный для солидности в военный китель и фуражку.

Бывшему работнику губчека Владимиру Ильичу Близнюку было оказано доверие внедрить советскую власть в глухом алтайском селе. И он рьяно взялся за дело. Свою миссию тезка вождя мирового пролетариата видел в борьбе с врагами народа, искоренении национализма и воспитании нового коммунистического сознания.

– По какому случаю затеяли пьянку? – выступил вперед Близнюк, обводя сидевших за столом грозным взглядом.

– У нас, алтайцев, свои обычаи и поводы, неведомые вам, – спокойно ответил Бронтой.

– Брось куражиться, вражий сын! Не видишь, что за тобой пришли?! – взвизгнул своим низким фальцетом Близнюк.

Бронтой поднялся, молча опрокинул в себя налитый стакан и, выйдя из-за стола, подошел к Беридзе. Некоторое время оба смотрели друг на друга молча: один – с деланной улыбкой, другой – с крепко сжатыми губами, скрывавшими бушующую в душе ярость.

– Ну вот и встретились, – сладко пропел Беридзе, жмурясь от фальшивого удовольствия и скаля свои золотые зубы.

– Что стало с моим отцом? – наконец разлепил свои сжатые губы Бронтой.

– О-о! Он уже там! – подняв указательный палец, ответил Беридзе.

– Не понял?! – надвигаясь на него, воскликнул Бронтой, не обращая внимания, что двое чекистов встали возле него.

– По приговору советской власти твой отец Аржан расстрелян как враг народа и пособник мирового империализма, – отчеканил металлическим голосом комиссар.

– Сам ты враг нашего народа, безродная тварь, – задыхаясь от душившей его ярости, выпалил Бронтой, сжимая кулаки.

– Ах вот как ты гаваришь, контра! Пристрелю тэбя, как твою сабаку, – выкрикнул Беридзе, хватаясь за кобуру.

Но выхватить наган не успел, пудовый кулак Бронтоя, нацеленный на оскаленную золотую пасть чекиста, свалил того на пол. И в этот момент разящий удар по затылку обрушился сзади на Бронтоя. Он упал ничком, потерял сознание, а его, лежащего в крови без движения, еще долго били и топтали сапогами все трое чекистов. Наконец Близнюк, не выдержав этого безумного истязания, остановил их.

– Не тратьте своих драгоценных сил, товарищи – он уже давно готов.

– Ладно, – шепелявя, сказал Беридзе, утирая свой окровавленный рот. – Похоже, что сдох – и не помог ему его амулет, – усмехнулся Беридзе и еще раз пнул ногой неподвижное тело.

– Еще адным врагом савэтской власти стало меньше, – он смачно выматерился, а затем, оглядев сидевших за столом друзей, злобно выкрикнул: – Убирайтесь к вашей алтайской матери! И молчите – иначе вам хана.

– Товарищ Беридзе, – обратился к нему председатель сельсовета, – у меня есть надобность занять этот лучший в селе дом под сельсовет. Не возражаете?

– Нэ вазражаю! Действуй на свое усмотрение, товарищ Близнюк. Ты здесь хозяин, и мы тэбэ верим пока, – ответил Беридзе и в сопровождении своих сподручных вышел из горницы, брезгливо обойдя лежавшее на полу тело. Близнюк задержался и, обведя грозным взглядом своих круглых и сизых, как у сыча, глаз, сидевших в оцепенении друзей, вымолвил: