Иногда мы бессильны перед судьбой, желаниями или порывами, и это мучительно, часто непереносимо.
Марк Леви
1.
Долгожданный вечер. Заслуженные выходные. Пятница – общероссийский национальный праздник. Ноги сами несут послушное тело по привычному пути.
Злой порыв ледяного, густо насыщенного изморосью воздуха чуть не срывает не по сезону легкую фетровую шляпу. Судорожным движением он ловит головной убор, водворяя его на место, и поднимает воротник плотного кашемирового пальто.
На улице пусто. Все попрятались в свои комфортабельные норы, словно в ожидании глобального катаклизма.
Только ему нипочем. Даже гнусная непогода не в силах испортить настроение.
Плевать!
Он бросает опасливый взгляд наверх, сквозь несимметричные серые урбанистические наросты многочисленных многоэтажек.
Все сплошь заволочено тяжелой, ощутимо давящей на мозг кобальтово-свинцовой субстанцией, находящейся в постоянном беспорядочном движении. Нет. Это не небо – само воплощение вселенского хаоса, равнодушного, но беспощадного.
На лацкан пальто падает первая тяжелая капля.
«Успеть бы до дождя», – он ускоряет шаг.
Одинокий прохожий движется навстречу. Высокий тощий пожилой мужчина. На вид – лет шестидесяти пяти, может больше. Не маргинал. Прилично одет. Поднимает непокрытую (в такую-то погоду!) голову и… Он никогда не видел подобного… В серых глазах странника – тень вечности, холод, какая-то лютая безнадега, и… боль.
«Чепуха», – он пугливо отводит взгляд, – «мало ли что привидится в такой хмари?» – но в тот же миг замечает боковым зрением неестественное движение.
Странный путник замирает на месте, хватается скрюченной рукой за грудь и тихонько прилипает спиной к влажной стене.
Сердце?
– Что с вами? – молодой человек, забыв о планах, в один прыжок оказывается рядом, мягко хватает старика под локоть и осторожно помогает тому приземлиться на так удачно подвернувшуюся уличную скамью. – Вот так. Облокотитесь о спинку.
Незнакомец не отрывает от него своих пугающих глаз. Полы его не по сезону легкого плаща пляшут под шквальными порывами мокрого ветра:
– Т-ты…
– Что?
– Я вижу тебя…
– Конечно, видите. Я же не призрак. Вам нельзя разговаривать, – он лезет в карман за мобильником. – Я вызову скорую.
– Нет.
– Что?
– Не надо звонить.
– Почему?
– Они не помогут. Это… другое. Со мной такое бывает. Скоро пройдет. Не переживай.
Начинается легкий дождь.
Молодой человек с тоской оглядывается по сторонам. Что делать с бедолагой? Лечиться не желает. Не бросать же одного в таком положении. Смущенно шепчет:
– Я хочу помочь. Только объясните, что с вами?
Пожилой человек заходится сухим кашлем, в груди что-то клокочет. Лицо приобретает синюшный оттенок:
– Если ты не Господь Бог, то не в силах облегчить мою ношу, парень. Не старайся, не лезь в чужую беду. Я наказан самим… провидением. Это Ад.
– Вы о чем? Что за наказание?
– Я вижу. Нет – ВИЖУ, некоторых. Таких, как ты, несчастный.
Слова странного человека в плаще слегка коробят его. Что плетет этот чудик? Может он – шизофреник, или выживает из ума по старости? Парень слышит свой голос, как бы со стороны:
– Что значит – вижу?
– Все, абсолютно все, что касается других. Представь на секунду стеклянный шар, насквозь прозрачный. Так вот, твоя судьба для меня – этот шар.
«Точно сумасшедший. Вот влип. Надо менять тему», – он слегка отстраняется:
– Вызвать вам такси?
– Не веришь? Ну конечно. Тогда напомни мне, кто вчера чуть не угробил казенный компьютер, а шесть дней назад переспал с женой собственного босса?
«Ё-ё!» – он уже не знает, что и думать. Престарелый «Нострадамус» не соврал, так и было.
– Но не в этом суть, – хрипит незнакомец, – все это – пустяки. А вот впереди у тебя – невероятное.
– Что?
– Немыслимое. Подобного не бывало.
В голове полный сумбур. Он на распутье, не понимая, верить ли словам чужака, или послать того подальше. Хочется просто бросить все, плюнуть и уйти. Забыть. Но врожденная тактичность заставляет продолжать нелепый диалог:
– Ты о чем, отец?
– Скоро сам все увидишь. В ближайшие два-три дня.
– Что конкретно?
Старик подался к нему, схватил дрожащей рукой за рукав, и чуть опустил веки:
– Будут две женщины, темная и светлая, враг и друг. С них все начнется.
– Темная? Брюнетка что ли?
– Нет, – собеседник вновь закашлялся. – Темная, значит – темная. Что непонятного?
– Это все?
– Что ты? Это только прелюдия. Скоро – две смерти. Первая – уже завтра вечером.
Изнутри, из-под диафрагмы, рождается какая-то внутренняя дрожь. Парадоксально, но что-то глубинное, иррациональное, заставляет верить этому странному «предсказателю». Голос молодого человека срывается на фальцет:
– Чья смерть?
– Все зависит от твоего выбора, парень. Ты должен решить, кто умрет: ты, или твой брат.
Он отступает на шаг и нервно смеется:
– Брат?! Что за чушь? У меня никогда не было братьев. Ни родных, ни двоюродных, ни иных…
– Блажен, кто верует… Мальчик, ты плохо знаешь эту хитрую с… ку судьбу. Поверь, она умеет удивлять. Еще как.
– Ладно, а вторая смерть?
– Чуть позднее. Еще через два неполных дня. Ты будешь рядом, все увидишь. Как иначе? Ведь роковым образом твоя персона окажется в самом центре такой заварухи, которой еще не знала эта планетка. Бедняга. И не надейся, самоустраниться не получится. Придется принять бой.
– О чем ты? Можешь толком рассказать, что…
– Я и так уже поведал слишком много, – путник вдруг бодро поднялся, словно и не было таинственного приступа. – Ты все равно не поверишь, пока жизнь не заставит… Так что… иди в свой кабак. Прощай.
– Но…
Поздно. Мокрая от дождя спина незнакомого человека уже скрылась за углом безликого здания.
«Надо же, шустрый какой оказался», – сплюнув в сердцах, гоня прочь необъяснимую тревогу, он мгновенно вытеснил из памяти странный эпизод и продолжил свой путь.
2.
Зима.
Поздний вечер.
Тридцатое, Новый Год на носу. А тут такой катаклизм. Будто и не долгожданный конец декабря на дворе, а ненавистный, нелюбимый всеми фибрами души ноябрь целый день наглым незваным гостем лезет в широкое незашторенное окно стеклопакета, воет, гудит, бьет резкими злыми шквалами холодного ливня. Да, там, за стеной он царь и бог (на какое-то время), но здесь, в тепле и уюте…
«Не дождешься!».
Да, предпраздничная погодка подвела. Где щипучий морозец, хрусткий снежок, настроение ожидания чуда? Нет ничего, только взбесившаяся не по сезону злая непогода. Хотя, для их южного города, подобные метеосюрпризы не такое уж и диво.
Зябко дернув плечами, Кирилл кисло улыбнулся, и в который раз пригубил округлый бокал с остатками терпкого «Ноя». Проверенная метода действовала. Незадавшаяся с утра цепь поганых событий (вдребезги разбитая любимая чашка (подарок покойной мамы), безобразная склока с соседкой по площадке, проблемы с шефом на работе, досадный штраф за неправильную парковку и т. д.) легкой дымкой кальянного дурмана вылетала из головы; гаденький эмбрион серой депрессии, готовой вот-вот зародиться, бесследно абортировался.
Помогало, вроде бы.
Гость бодро покончил с напитком и потянулся вилкой к жирной черной маслине (он не понимал и не принимал российскую псевдотрадицию сопровождать глоток коньяка долькой лимона, которая не только не добавляла вкусовой эстетики, но просто убивала особое послевкусие выдержанного нектара).
«А, гулять, так гулять!» – заключил отдыхающий и заказал у подоспевшего официанта еще порцию напитка, – «сегодня для меня это не алкоголь, а лекарство».
Тишина.
Скрипнув креслом, мужчина оглянулся (он сидел в самой глубине зала, спиной к входной двери), будучи в кафе единственным посетителем (только низкорослый сонный бармен за стойкой меланхолично доводит до идеального блеска очередной питейный сосуд). Это хорошо. Почти как дома. Сейчас ему не нужны посторонние.
Кто-то скажет: «пьет один, значит – алкоголик» и будет неправ (эх русские, русские, как мы обожаем эту безапелляционность). Сколько себя помнил, Кирилл, не будучи по натуре одиночкой, тем не менее, не любил праздновать в компаниях. Почему? Во-первых, в подобных застольях кто-нибудь обязательно напивался (а чаще и не один), со всеми вытекающими (не будем перечислять), во-вторых, обилие настойчивых провоцирующих тостов частенько приводило к тому, что и он сам иногда «перебирал» (чего совсем не любил), в-третьих, на определенной стадии пирушки общая группа пьющих неизбежно разбивалась на многочисленные кампашки «по интересам» со своими мелкими тягучими разговорами-проблемами, ни одна из которых не была ему симпатична. Оставалось одно: уходить по-английски.
А если так, для редко выпивающего эстета-гедониста есть только два выхода: или в одиночку (что сейчас и происходило), или вдвоем с настоящим другом, который тебя понимает во всем. Откровенно говоря, второй вариант – идеальный. Только вот поганый фатум иногда сует свою скотскую рожу в твою судьбу, выискивает слабое место, гадит, и глумится, скотина. Был у него единственный друг, нет – ДРУГ, Генка (все понимал человечище, словно брат-близнец), да унесла нелегкая беднягу.
Кто-то скажет: как это – один друг? А у нормального человека много друзей быть не может (один-два, не больше; все остальное – так, товарищи). Невозможно и противоестественно распахивать душу для всех. Если ты светел, если ты один раз в жизни сказал «люблю» и идешь с этим человеком плечом к плечу вплоть до золотой свадьбы (а может и до бриллиантовой), это счастье, любовь, планида. По этим же причинам у честного перед собой человека могут быть лишь единицы друзей, НАСТОЯЩИХ. Речь идет не о том маргинальном мусоре, готовым любого встречного назвать «друганом». Слово «друг», как и «любовь» – святые, их ни в коем случае не стоит обесценивать, затирать (хотя частенько именно это и происходит). Для порядочного человека это штучный товар.
Дождь с новой силой тупой стихии забарабанил по черному стеклу, рождая на той стороне сотни извивистых дорожек влаги, причудливо искажающих стройную иллюминацию уличных фонарей.
Подоспел заказ.
Он взял розовобокую грушу из фруктовой вазы и с наслаждением откусил такой приличный кусок плода, что сладкая влага сочного продукта не удержавшись внутри, потекла сквозь губы. Машинально воспользовавшись салфеткой, он блаженно откинулся на спинку сиденья и, закрыв глаза, продолжал наслаждаться вкусовой истомой.
И тут…
Звякнув бамбуковыми «трубками ветров», дверь распахнулась. Спину обдало свежим сквозняком.
«Принесло кого-то, мать его!» – молодой человек слегка напрягся и в ту же секунду почувствовал нечто. Это была ни с чем несравнимая сложная волна дерзких ароматов, берущих не только за душу, а еще глубже, за самую суть дикого глубинного естества. Что-то волшебное, будоражащее, и в то же время до дрожи близкое. Тут было нечто морское, свежее, дерзкое с легкими нотками тропических масел и настойчивой (но не навязчивой) стрункой чего-то тяжелого, животного, возбуждающего. Казалось, что именно так пахнет живая русалка.
Пауза… и легкий стук каблучков.
Не в силах оглянуться, он скосил глаза и оцепенел завороженный. Мимо прошествовало совершенство. Сперва мужчина подумал, что это его собственная галлюцинация, фата-моргана (как у Блока в «Незнакомке»), но, увидев потрясенный взгляд бармена, его отвисшую челюсть, понял – все реально.
Сказать, что девушка была изумительной красоты – не сказать ровным счетом ничего. Кирилл мог похвастаться популярностью у особ прекрасного пола и бесстыдно пользовался этим. Он не смог бы припомнить даже приблизительное число своих интимных побед, давно сбился со счета, но никогда, ни разу в жизни не встречал женщины столь идеальной, вызывающей, божественной красоты. Да что тут… Такое не опишешь на бумаге, это надо видеть.
Ангел!
Нет!
Как раз наоборот. Было в этом создании нечто дьявольское, инфернальное, темное, грешное, подвигающее любого на подвиг, безумство, преступление… Затасканное и новомодное выражение «женщина-вамп» совершенно не дотягивало до колдовской сути этого существа.
Невесомой поступью нимфа прошла мимо, обдав его новым шквалом фантастического аромата, и опустилась неподалеку, за двухместный столик около окна. Скинув вымокший насквозь плащ на спинку соседнего стула, она с облегчением вытянула длиннющие ноги, взмахнула гривой мокрых темно-каштановых волос (вызвав этим движением мини-радугу из туманной взвеси над головой, как нимб у святого) и потянулась по-кошачьи, выгнув узкую спину и выставив напоказ потрясающую грудь в скромном декольте. Причем проделано все это было с такой естественной детской непосредственностью, будто все эти действия не могли вызвать сильнейшую гормональную бурю у мужчин, присутствовавших рядом.
О, женщины…
Стоило ей обратить узкое точеное лицо в сторону стойки, как в ту же секунду перед красавицей материализовался официант с возбужденно открытым ртом (запамятовав, наверное, дежурную фразу положенного представления).
Дева досадливо дернула губой (очевидно, для нее подобная реакция особей противоположного пола была не в диковинку) и произнесла:
– Мне глинтвейн, пожалуйста. Погорячее.
Ее голос, идущий откуда-то из-под диафрагмы, низкий, на границе драматического сопрано и контральто, с легкой хрипотцой, настолько возбуждающе подействовал на него, что растерянный молодой человек ощутил вдруг спонтанную эрекцию.
Что делать?
Он, будучи «охотником» по натуре, уже понял, что не отступит. Но вот тут возникали два вопроса. Во-первых, как подойти? Да, у него в запасе сотни надежных дежурных фразочек для знакомства. Но здесь другое. И слепцу было ясно, что перед ним находится не банальная фемина1, а нечто выдающееся, Афродита. И пытаться подкатить к такой грации с пошленькой репликой, типа: «Привет! Я один из тех надоедливых уродов, кто считает, что вы потрясающе красивая» было бы верхом идиотизма. И, во-вторых, что делать, если отошьет (а это весьма вероятно)? Над вторым вопросом Кирилл мучиться не стал, трезво рассудив, что уж об этом будет время поразмыслить, если до того дойдет. Примет – великолепно! Если откажет – он или напьется, или повесится, или… гм, и то, и другое одновременно. А вот задача, как предстать перед полубогиней – действительно проблема. Он должен: а) привлечь ее внимание; б) потрясти, в) оставаться интересным в течение всей беседы.
Девушке, тем временем, доставили заказ. Мужчина обратил внимание, как мелко дрожит рука гарсона, держащая поднос.
«Бедняга. Ему-то каково?».
Обхватив озябшими узкими ладонями ножку затейливого хрустального сосуда, она поднесла его к лицу, вдыхая запах пряностей, чуть улыбнулась и выпила залпом.
«Вот это да! Он же горячий. Там не менее 70 градусов по Цельсию. Как она глотку не обожгла?».
Девица расслабленно откинулась на спинку стула и облизала влажные пухлые губы длинным, неестественно алым языком.
Поняв вдруг, что он вот-вот взорвется от возбуждения, Кирилл отвернулся и стал усиленно вспоминать, что он вообще знает о женщинах? Первое, что пришло в голову – его личное открытие, сделанное относительно недавно: как это ни обидно, но во всех амурных зачинаниях ВСЕГДА ВЫБИРАЕТ ЖЕНЩИНА. Да-да, как бы мы, мужики ни хорохорились, как бы не ходили «петухами», решая, с какой «курочкой» замутить, это чушь, жизнь – не курятник. Девушка всегда делает вид, что выбор за тобой (таков сложившийся тысячелетний стереотип межполового поведения), но это устоявшаяся масштабная иллюзия.
Незнакомка тем временем вновь подозвала мастера подносов:
– Кофе, пожалуйста.
– Какой изволите?
– Черный, много сахара и…
– Что?
– Дабы не терять гармонию с предыдущим напитком, добавьте немного корицы и гвоздики.
Официант умчался выполнять приказ королевы.
Молодой человек продолжил мысль:
«И как бы я не был убежден, что я, я, я нашел ее, сделал своей женой, любовницей (или кем там еще?), это глупейшая коллективная ошибка нашего пола. В действительности все наоборот. Как ты не добивайся девицы, как ни увивайся за ней, но все получится (или не получится) именно тогда, когда она примет решение, достоин ли ее этот красавец? И обратный случай. Давай представим, что ты равнодушен к даме, но вот она выбрала тебя. Ха-ха, мой богатый жизненный опыт показывает: как ты ни упирайся в этом случае, как не игнорируй, но процентах в восьмидесяти подобных эпизодов девушка добивается своего».
Вновь метнув взгляд за вожделенный столик, он увидел, что красотка уже пьет американо. Ее разгоряченные вишневые губы целовали край фарфоровой чашки, словно шею любовника. Ноздри тонкого носа трепетали, наслаждаясь феерией пряных запахов.
Кирилл безумно хотел ее, желал, все больше и больше. Не сексуально, не плотски, об этом он и не мечтал (пока). Просто приблизиться, поговорить. А уж одно прикосновение к этой смуглой бархатной коже щеки было бы равносильно оргазму.
И тут его вдруг как молотом шарахнуло: если выбор всегда за представительницей слабого пола, то выходит, что все наши поползновения, отчаянные попытки добиться благосклонности вероятно, не так уж и важны. Ведь в то время, когда мы выворачиваем наизнанку свою фантазию, возможно, она уже определилась с выбором?
«А что я теряю, бес возьми?! Если от меня почти ничего не зависит, то и вибрировать нечего. Решать ей».
Внутри, за грудиной, разом образовалась звенящая пустота, стало заметно легче. Он чуть слышно крякнул и одним махом осушил бокал с янтарным напитком.
«Деньги!» – стрельнула в мозгу паническая мысль. Сунув руку в карман, он с облегчением убедился, что бумажник со всем его содержимым на месте.
«Сейчас. Еще немного, и я…».
Темноволосая фея медленно подняла голову, смахнув указательным пальцем тяжелую прядь, закрывавшую пол-лица. Густые, трехсантиметровые ресницы взметнулись вверх, и ему прямо в душу вонзился взгляд двух огромных миндалевидных глаз.
«О, Боже! Они фиолетовые».
Не в силах оторвать взора от пары нестандартного цвета радужек рассеченных тонкими вертикальными кошачьими зрачками, он вдруг понял, что сделает для нее все.
Губы красавицы раскрылись с коротким:
– ДА.
Кирилл хотел ответить, но на миг онемел, не в силах взять под контроль органы артикуляции.
«Да что это со мной?!» – он мысленно дал себе звонкую пощечину. – «Мужик я, или кто?!».
– Ч-что? – тем не менее, его голос дал «петуха».
– Я говорю «да», – собеседница по-лисьи прищурила глаза.
– Н-не совсем понимаю вас.
– Да ладно, не прибедняйся. Разве ты не пытаешься уже четверть часа сочинить трюк, как похитрее познакомиться со мной. Я просто экономлю время и щажу твои нервы.
– То есть – да?
О проекте
О подписке