– Хм, моча, полагаю – ваша, – доктор недоуменно вздернула бровь, – так в чем проблема-то?

Девушка обомлела:

– Как?! Вы разве не видите, она же голубая.

– Ну да. А какая она должна быть, по-вашему?

– Соломенно-желтая, какая же еще?

Врач с интересом взглянула на клиентку, откинулась на спинку кресла, сняла очки и стала тщательно протирать их салфеткой.

Пауза затянулась.

«Больная» сидела как на иголках. Неведение терзало, но она не решалась продолжить разговор первой.

Наконец, доктор подалась вперед и выдохнула:

– Так вы всерьез считаете, милочка, что моча здорового человека должна иметь желтую окраску?

– Ну конечно. Сколько себя помню, всегда такая была. Только сегодня вот, – она кивнула на пластиковый стаканчик.

– Гм, а знаете что, – женщина в белом поднялась и шагнула к выходу, – лучше увидеть своими глазами, чем выслушивать доказательства. Идемте-ка со мной.

Путь был недолог. Тридцать шагов по коридору, и они останавливаются перед дверью с надписью «Лаборатория».

Лариса Николаевна шагнула внутрь, приветствуя сотрудников, и вновь взглянула на пациентку:

– Проходите, не стесняйтесь. Это прихожая. Справа – огромная биохимическая лаборатория. Там проводят сложные тонкие анализы крови, плазмы, ликвора и др. Остановитесь, туда вас не пустят, строжайший режим. А вот слева, – доктор кивнула на распахнутую дверную створку, открывающую вид на крохотную каморку, – отдел по сбору анализов мочи. Проходите не стесняйтесь. Взгляните сюда. Тут проб пятьдесят, не меньше. Все это сдали пациенты сегодня утром. И большинство из них, заметьте, не имеет патологии почек.

«Да что же это такое?» – Лена обреченно смотрела на огромный многоярусный штатив, сплошь уставленный емкостями, заполненными бирюзовой жидкостью. Ни одного стаканчика с желтым. Ее вздох был больше похож на всхлип:

– Вы хотите сказать…

– Не стоит продолжать здесь, дорогуша, – шепнула собеседница, – вернемся ко мне.

Вновь устроившись в своем кресле, женщина продолжила:

– Вы все верно поняли. Так эволюционно сложилось. Испокон веков, сколько существуют млекопитающие (и большинство других позвоночных), в том числе и гомо сапиенс, их моча имеет голубой цвет. Это норма. Все объяснимо. Белок крови человека, транспортирующий кислород – гемоцианин⁴, содержит медь, благодаря чему окрашивает нашу кровь в насыщенный синий цвет. При его распаде образуются голубые метаболиты, которые почки выделяют с мочой. Отсюда и эта окраска, – женщина кивнула на небольшую емкость на столе. Только у некоторых моллюсков и скорпионов роль гемоцианина выполняет красный пигмент гемоглобин, содержащий ионы железа. Вот у них кровь красная, а моча, соответственно – желтая. Но вы же, милая, не моллюск.

– Боже! – в крике посетительницы прозвучали истерические нотки. – У нас и кровь синяя?!

– Солнышко, – голос врача приобрел успокаивающие доверительные нотки, – вспомните, разве вы никогда не ранились, не кололи пальчик?

– Конечно. Много раз.

– Ну и какого цвета была выступающая жидкость?

– Красного, разумеется.

– Мда… если желаете, мы можем снова прогуляться в лабораторию. Там у вас возьмут образец крови, и вы сами убедитесь…

– Не надо! – прервала собеседницу девушка. Она была практически уверена, что врачиха окажется права.

– Что-то еще?

– Нет. Ох, да, – клиентка вдруг вспомнила свой приступ. – Сегодня утром мне было очень плохо. Сильнейшая боль, жгучая, по всему телу. Скрутило так, что дохнуть не могла, думала – умру. А потом вдруг все прошло. На что это похоже?

Доктор взглянула на пациентку так, словно перед ней сидела инопланетянка:

– Позвольте, уважаемая, вы хотите сказать, что это случилось у вас впервые в жизни?

– Да.

– И никогда не испытывали ничего подобного по утрам? – голос женщины звенел, как гитарная струна, вот-вот готовая лопнуть.

– Нет, конечно. А что, должно быть?

– Разумеется.

Сердце упало куда-то под диафрагму:

– Но почему?! У меня что, какая-то неизлечимая болезнь? Скажите правду, прошу.

Лариса Николаевна как-то сгорбилась, нервно кашлянула и неожиданно сломала пополам карандаш, который вертела в руках:

– Не понимаю, вы меня разыгрываете, или у вас редкий случай амнезии. Откровенно говоря, я меньше удивилась бы, если б явился пациент с вопросом: «доктор, почему у меня два уха?».

– Клянусь, ничего не понимаю. Объясните, умоляю!

Женщина в белом халате тяжело вздохнула, и, заметно сдерживая себя, начала терпеливо растолковывать, словно педагог туповатому ученику:

– Милая, это известно всем, с малых лет. Но если у вас и впрямь проблемы с памятью… Короче, эволюция наших предков протекала сложно, с некоторыми… проблемами. Примерно двадцать миллионов лет назад (когда еще не было ни человека, ни иных приматов) в развитии высших позвоночных произошла катастрофа: в результате дисбаланса некоторых микроэлементов, связанного с очередным великим оледенением, у многочисленных видов млекопитающих стал атрофироваться гипофиз – важнейшая эндокринная железа, выделяющая в кровь жизненно необходимые тропные гормоны. Результат – сотни миллионов смертей. Натуральное вымирание. Некоторые виды животных исчезли полностью, безвозвратно. Но иногда зло обращается в добро. Произошла спасительная случайность, некий небольшой червь (скорт – его название), который паразитировал в мозге наших далеких предков, научился синтезировать те самые тропные гормоны. Таким образом, паразитизм превратился в симбиоз, взаимовыгодное сосущестование. Выжили те виды, которые научились сожительствовать со скортом, в том числе и предки человека. Так мы и живем, не имея гипофиза, но обладая важным симбионтом, который, за миллионы лет эволюции, превратился из самостоятельного организма в простой придаток, орган, обладающий, однако, некоторой автономией. Его ткани органично срослись с нервами нашего мозга. Когда ты спишь, он спит тоже, но в процессе пробуждения скорт непроизвольно выделяет в нервную систему человека накопившиеся в нем за ночь медиаторы, которые и вызывают болевой синдром.

– Боже! Как вы с живете с подобным? Это невыносимо.

– Живем без проблем. Человечество давно изобрело медикамент – блокатор тех самых медиаторов. Стоит выпить одну таблетку на ночь, и утром вы почти не почувствуете неприятных ощущений, – докторша достала флакончик с лекарством. – Возьмите. Это выдается бесплатно, всем. Только не забудьте – не больше одной таблетки.

Елена вдруг представила, как мерзкая тварь копошится у нее в мозгах. Изнутри поднималась волна гадливости, омерзения:

– Не-е-ет!!! Я не хочу так! Мамочка, верните меня назад!

– Тихо, детка, – Лариса Николаевна мягко взяла ее за руку, – дыши, дыши глубже, успокойся.

Полегчало.

Женщина в белом вновь откинулась на спинку кресла и бросила на необычную посетительницу какой-то странный, настороженный взгляд (так, наверное, смотрит человек на лягушачью ножку, неожиданно оказавшуюся в его тарелке с супом):

Спасибо вам, я, пожалуй…

– Нет, – врач что-то быстро черканула на розовом бланке. – Не торопитесь. Вот вам направление к высококлассному специалисту. Он выслушает вас прямо сейчас, поможет. Не переживайте, это абсолютно бесплатно. Поверьте, вам станет легче. Это здесь, рядом. Кабинет 38. Вас проводить?

– Нет, спасибо, Я сама.

Вот она, белая дверь с блеклым числом 38 на пластике.

Ошеломленная, потерянная, забыв постучаться, она распахнула створку:

– Здрасьте. Можно?

– Разумеется. Проходите, садитесь.

Мужчина ей понравился сразу. Невысокий, поджарый, с аккуратно подстриженной седоватой бородкой и добрыми серыми глазами.

– Я только что имел телефонную беседу с Ларисой Николаевной, – начал он. – О вас, разумеется. Меня чрезвычайно заинтересовал ваш случай. Буду рад познакомиться поближе.

Было в нем что-то… Вид, взгляд, тембр голоса, убаюкивали, побуждали довериться, раскрыться.

Она улыбнулась, зачарованно глядя на находящийся в постоянном движении сложный настольный антистрессовый маятник.

Взгляд расслабляется, ползет и… натыкается на шикарную медную табличку с выгравированной надписью: «Орлов Олег Анатольевич; врач-психиатр».

«О, Господи!» – она словно очнулась от ступора. Глаза затравленно шарили по сторонам. – «Куда меня занесло?!».

– Тихо, тихо, девочка, – мягкая мужская ладонь легонько коснулась ее предплечья, – я не волк и не доктор Менгеле⁵. У тебя вид, как у птички в клетке. Пойми, ты совершенно свободна. Если хочешь, можешь покинуть мой кабинет прямо сейчас. Никто тебя не будет удерживать. Но я вижу в твоих глазах много вопросов. У меня одно желание – поговорить, выслушать и, если пожелаешь – помочь советом. Ничего более.

«А почему бы и нет, карамба! Лоботомию, похоже, мне делать не собираются», – усилием воли Елена стряхнула с себя остатки паники и постаралась расслабиться:

– Хорошо. Я готова. Спрашивайте.

– Спрашивать? Зачем? Думаю, будет больше пользы, если ты сама поведаешь мне обо всем, что беспокоит тебя в последнее время. Все, до мелочей. Как на духу. Постараюсь помочь.

Пауза.

Она вновь уставилась на маятник-антистресс. Движения его многочисленных серебристых окружностей гипнотизировали, вводили в некое подобие транса. Все пугающее, непонятное, что накопилось за сутки, просило выхода, разумного объяснения. В какую-то секунду слова сами полились из глотки:

– Все началось с трагической смерти моей, гм, родственницы, точнее – с ее похорон.

За каких-то сорок минут она выложила все: от обморока в прикладбищенской церквушке, до появления здесь, в кабинете врача (кроме своей причастности к гибели Марии Степановны, разумеется). Несчастную словно прорвало. Казалось, попытайся кто-либо прервать ее в этот момент, рассказчица не успокоилась бы, пока не выплеснула из себя все, до последней капли.

За все время своеобразной исповеди, доктор не прервал клиентку ни разу. Он внимательно слушал, не отрывая глаз от собеседницы, иногда понимающе кивал и что-то записывал в небольшом блокнотике.

Наконец, девушка закончила.

После минутной паузы, Олег Анатольевич слегка прокашлялся, погладил бородку и заговорил тихо, доверительно, словно с давней подругой за бокалом вина:

– Да, навалилось на тебя, бедняга. Не с каждым такое случается. Между прочим, меня порадовали твои способности к логическому анализу. Ведь совершенно верно рассудила, что полуторамесячная летаргия исключена. Но вот дальше… Уперлась в каменную стену, убедив себя, что всему произошедшему просто нет, и не может быть объяснений. Это не так. Давай поразмышляем. Итак, аномальные (по твоему мнению) события в порядке их обнаружения: первое – необъяснимый сдвиг времени, весна превратилась в лето; второе – неожиданная смена почти всех рейсов маршрутных такси; третье – неразбериха с сотовой связью, ее операторами и «неправильной» формой сим-карт; четвертое – исчезновение мелких купюр, их замена на монеты; пятое – ты, будучи уверенной, что выпала из жизни на семь недель, оказывается, все это время жила здесь, прилежно ходила на работу; шестое – появление кошки в твоем доме; седьмое – неизвестные тебе «старые» друзья в соцсетях: восьмое – оказалось, ты живешь в незнакомой стране – евразийской Федерации. Кстати, а как, по твоему, должна называться твоя родина?

– Россия, разумеется.

Мужчина с интересом уставился на собеседницу:

– Россия. Когда это было… Дела давно минувших дней…

– Да, но вы не все перечислили.

– Конечно. То, что потрясло мою собеседницу больше всего, я оставил на десерт: девятое – твоя моча, которая вдруг стала синей (и кровь, соответственно); ну и, наконец, десятое – червь-скорт, вызвавший у тебя такое омерзение.

Он склонил голову набок:

– И вот что удивительно, большинство из перечисленных «неправильных» фактов не возникли вчера (во время твоего обморока), а, судя по неопровержимым свидетельствам, существовали гораздо раньше, некоторые – задолго до твоего рождения.

– Да уж…

– Ну а теперь, – Олег Анатольевич прищурил глаза, пряча улыбку в бороду, – давай думать.

– Я уже пыталась. Бесполезно.

– Попытаемся вместе. Суди сама. Если верить твоим ощущениям, такое огромное количество «странных» явлений (а ведь их, наверняка, значительно больше десяти, просто с остальными ты еще не успела столкнуться) говорит об одном: мир, в котором ты жила и реальность, окружающая тебя сейчас – не идентичны.

– Вы хотите сказать, что я попала в другой…

– Ни в коем разе, – перебил доктор. – Конечно, первое впечатление говорит именно об этом, но давай пойдем по наиболее простому пути рассуждения: если единственному человеку (тебе) кажется, что все вокруг не так, ненормально, какой вывод логичнее, правдоподобнее: изменилось все окружение (что практически невозможно), или изменился один человек?

– То есть…

– Да, да, девочка моя. Неужели ты думаешь, что по чьему-то велению, ради одной тебя вселенная встала с ног на голову? Только ты видишь это и больше никто. Так не бывает. Может быть дело в тебе, твоем восприятии? Это единственное трезвое обоснование проблемы.

– То есть я – сумасшедшая?

Доктор слегка крякнул:

– Зачем же так категорично? Возможно стресс (смерть, похороны, может, что-то иное) вызвал некий дисбаланс системы восприятия этого организма, – психиатр кивнул на собеседницу, – стимулировал ложные воспоминания. Отсюда и все «необъяснимые» неприятности, преследующие несчастную девочку. Доверься мне, это излечимо. Повторяю, я не неволю. Ты можешь идти. Но давай договоримся: завтра, – мужчина что-то черканул в ежедневнике, – в 11.00 ты навестишь меня, и мы займемся мягкой безболезненной терапией. Никаких медикаментов, только слова. В данном случае этого достаточно.

– Хорошо. До свидания.

Чем дольше Лена шла по улице, чем внимательнее вглядывалась в окружение, чем больше замечала мелких, но режущих глаз, вопиющих несоответствий, тем тверже понимала: Олег Анатольевич не прав, ее ощущения верны, она не ошибается, дело не в ней.

Чужой город, чужая страна. Холодная безысходность наполняла душу. Что делать? Как быть? Куда прятаться?

Так хотелось, чтобы все это оказалось сном, жутким кошмаром, не более. Вот бы очнуться от этого морока и вдоволь посмеяться над своими ложными страхами. Но нет. Сомнений не было – это реальность, холодная, жестокая, равнодушная.

И тут, словно молотом по черепу – воспоминание, фраза психиатра: «Если верить твоим ощущениям… …мир, в котором ты жила и среда, окружающая тебя сейчас – не идентичны».

«Так и есть!» – девушка остановилась от простой гениальности правды, свалившейся на нее. Тут же, во всех подробностях вспомнилось сновидение о подземном гроте, хранящейся там Инкунабуле реальностей. – «Каждая страница книги – отдельная вселенная. Границы между ними тонки, зыбки. Что-то произошло. Я ПОПАЛА В ИНУЮ РЕАЛЬНОСТЬ, на другую страницу, лишь похожую на прежнюю».

Прорыв, лазейка в соседнее измерение.

Елена лихорадочно думала. Когда это случилось? Очевидно – в том маленьком храме, во время отпевания усопшей Марии Степановны. Очнувшись от обморока, странница по мирам уже оказалась здесь. Чужая, одинокая, противоречащая окружению самим своим существованием.

Что делать?

Церквушка! Именно там случился прорыв. Ей надо бежать туда. Попытаться найти лазейку. Возможно, это поможет ей совершить обратный прыжок, вернуться домой?

«Ох, мамочки, хоть бы вышло…».

Легкой стремительной птицей с белыми крыльями, надежда возрождалась в душе.

Маленький невзрачный храм по-прежнему располагался у самого входа на кладбище. Казалось, здесь ничего не изменилось, сохранилось, как в прошлой жизни.

Вновь кого-то хоронили. Хотя, чему тут удивляться? Люди не вечны, мрут ежедневно, а первая половина дня – самое подходящее время для таинства.

Пора!

Она сделала шаг, и тут же пошел мелкий летний дождичек. Девушка криво усмехнулась: «может и впрямь – хорошая примета, для меня».

Внутри тот же полумрак, довлеющий, наседающий на крохотные свечные огоньки. Образа, ларец с мощами – все на месте. Только народу на этот раз чуть побольше.

Служба в самом разгаре.

Смиренно склонив голову, вдыхая запах ладана, слушая песнопения, Елена сомкнула веки и попыталась войти в то состояние транса, что и в прошлый раз.

Минута, другая…

Получилось!

Некая сила охватила ее извне, смяла, сокрушила, присматриваясь, оценивая, требуя чего-то. Вновь жаркое раскаяние за совершенное преступление переполнило чашу чувств, хлынуло через край, принося покой, облегчение.

Девушка поднесла пальцы ко лбу, пытаясь осенить себя крестным знамением, но трепещущее сознание отключилось прежде, чем она успела взмолиться о прощении.

Прошлое, то, которого не было.

Лето – лучшее время для ребенка. Она – девятилетняя девчушка, играет на полянке, на краю обширного пшеничного поля. По другую сторону простирается светлый сосновый бор.

Высокий зеленый травяной покров изобилует разнообразными полевыми цветами: золотыми лютиками, голубыми васильками, розовым клевером, высокими пурпурными свечками Иван-чая.

В душе парадоксальная смесь блаженного покоя и легкого восторга от полноты счастливого детского бытия.

Тишина. Только далекая звонкая трель жаворонка в лазурной выси и стрекотание невидимых кузнечиков.

Рядом носятся стрекозы, ярко-изумрудные красавицы с почти незаметными в движении эфирными крылышками.

Девочка плетет венок из ярких желтых одуванчиков. У нее получается. Еще парочка стежков, и «шедевр» готов.

Она надевает незатейливое украшение на голову и бредет в сторону лесочка. Ее будто манит что-то вглубь обширного тенистого царства. Леночка улыбается, с наслаждением вдыхая ни с чем не сравнимый свежайший аромат бора.

Вдалеке чуть слышится легкий шум журчания воды. Она идет в направлении звука, который становится все громче. Подгоняемая любопытством девчушка продирается сквозь заросли лещины и замирает от восторга, всем своим маленьким естеством чувствуя, что столкнулась с небывалым.

Вроде бы – обычный дикий ручей, но от его кристально чистых вод исходят незримые флюиды благой силы, святости, чего-то неземного. Кажется, что эта маленькая речушка спустилась с самого неба.

С опаской разведчица ступает ближе, на самый край пологого, поросшего буйной травой бережка. Что-то отвлекает зоркий взгляд. Она смотрит вниз и содрогается от омерзения: у самой воды, рядом с ней, замерла серая отвратительная, усеянная бородавками жаба. Ее выпуклые гляделки гипнотизируют пришелицу.

Брр…

Внутри поднимается что-то дикое, жестокое, и она, не раздумывая, давит животное ногой. Из-под голубенькой детской босоножки расползаются кровавые ошметки того, что секунду назад дышало.

Ледяное дуновение. В голове мутится, и девочка вдруг слышит наполненную светлой мощью чужую мысль:

«ЛЮБОЕ СУЩЕСТВО, ПРЕКРАСНОЕ И ОТВРАТИТЕЛЬНОЕ, ЮНОЕ И ПРЕСТАРЕЛОЕ, ИМЕЕТ РАВНОЕ ПРАВО НА ЖИЗНЬ».

В тот же миг маленькая нога поскальзывается на влажной траве, и она падает в воду.

Тело мгновенно коченеет от ледяной влаги. Поток, бывший ранее спокойным, вдруг становится бурным, кипящим, он стремительно несет пленницу куда-то, все ниже, дальше от родных мест. Окружение постепенно меняется, становится страшным: небо затягивает пугающей беспросветной мглой, голые склизкие берега утыканы высохшими колючими остовами мертвых белесых деревьев, чистая вода превращается в струю густой серой грязи, которая влечет несчастную все дальше…

Впереди слышится шум, все ближе, громче.

Последний изгиб слякотной стремнины, и она с содроганием видит перед собой водопад, точнее – грязепад. Он уже рядом. Спасения нет. Еще секунда, и бедняга летит в темную бездну, которой не видно конца.