4

Отшумели экзамены. Студентов младших курсов вывезли на отдых в приморские санатории. Университет опустел.

Ректор Игор готовился к долгому одинокому лету в собственной резиденции, расположенной в предгорьях. Там его ждали тишина и покой, а на письменном столе непомерно разросшаяся рукопись трактата по основам драматического искусства Новейшего времени. Последние двадцать весен он только в каникулы корпел над этой рукописью, надеясь завершить ее в ближайшем будущем.

Переезд откладывался со дня на день. Задержка объяснялась тем, что выпускников в полном составе вывезли в Дальнюю лабораторию, где им заменили кровь и выполнили основательные завершающие исследования. Никто толком не знал, почему медицинские процедуры не были проведены своевременно. Люди сведущие, точно сговорившись, твердили одно и то же: уж так сложилось. По той же расплывчатой причине задерживался ежегодный врачебный отчет, который для некоторых студентов мог оказаться последним в жизни.

Торжественный выпуск старших групп, которого все с нетерпением ждали и к которому готовились, тоже пришлось отложить – на целую неделю.

Вынужденное безделье после заполненной до предела суетливой жизни университета воспринималось ректором как незаслуженное наказание. Особенно угнетали дурные предчувствия, связанные с врачебным отчетом. Выпускникам, чье здоровье за прошедшую весну опустилось ниже допустимого уровня, предписывалось оставить светлый мир на пороге самостоятельной жизни – закрыть за собою дверь. Жить и функционировать дальше останутся только те из них, кто сможет в полную силу работать не менее трех четвертей времени, установленного Законом. Подчинялись безропотно – привыкли.

Ректора тяготила обязанность быть крайним в череде чиновников, которым предоставлялось право и обязанность, основываясь на объективных рекомендациях врачей, определять судьбу человека, ставшего по какой-либо причине инвалидом. «Грустно терять ребят, выросших на глазах, – втихомолку сокрушался он. – Особенно когда знаешь, каких трудов стоит их воспитание в течение долгих десяти весен. Но ничего не изменишь – требования Закона неумолимы».

И хотя он понимал всю нелепость жестоких положений основного документа, ему даже на мгновенье не являлась в голову мысль проявить сомнение в их справедливости.

Однако на этот раз, выступая на торжестве, он все же удержался и не вспомнил о запаздывающем врачебном отчете, чтобы невзначай не испортить выпускникам праздничного настроения.

Выпуск очередных университетских групп разочаровал Адама официальной сухостью. Готовились к празднику основательно, последние полвесны говорили только о нем. Однако вопреки ожиданиям не произошло ничего необычного, что смутно предполагалось и что следовало запомнить на всю жизнь, если не считать первого в долгой истории университета появления на торжестве девушек.

Было известно о шумных дебатах в Сенате, об обвинениях сторонников перемен в небрежении к вековым традициям исступленных, но вскоре прошел слух, что, несмотря на разногласия, удалось договориться и набрать первую девичью группу – в качестве эксперимента.

В просторном актовом зале, заполненном едва ли на треть, девушек посадили поодаль – всех вместе. Их было ровно двадцать – такая численность учебной группы полагалась по университетскому уставу.

Адам слушал напутственную речь ректора невнимательно, автоматически убеждаясь в неполном ее соответствии новейшему лингвистическому канону, по которому предписывалось ограничивать число эпитетов, по возможности избегать всевозможных финтифлюшек вроде причастных-деепричастных оборотов и многосложных неуклюжих метафор. Предпочтение полагалось отдавать словам первого смысла, как их назвали и узаконили при последней модернизации языка.

Из мягкого безвольного рта ректора звуки исторгались мерно и основательно. Высокопарные комплименты, которыми он щедро оснащал свою речь, были знакомы по его многочисленным выступлениям на общие темы, а утверждение, будто свежий выпуск самый удачный из множества выпусков, отдавало пустой банальностью. Было понятно, что речь заучена наизусть и повторяется из весны в весну с незначительными различиями.

Адам решил, что ничего нового не услышит, и бросил слушать. Все его внимание сосредоточилось на девушках.

Прежде он о девушках не думал, обучаясь сначала в университетском пансионе, затем в университете. Он, конечно же, подозревал об их существовании, хотя вблизи никогда не видел. Потому теперь, вынужденно оказавшись с этими загадочными существами в одном помещении, он попробовал разобраться, каково их назначение. Единственное, в чем он не сомневался, они определенно живые люди, но как же они отличались не только от привычных девушек-роботов, но и от людей-мужчин.

Он наблюдал, что сокурсники приняли перемены с энтузиазмом, вообразив, что вот оно – будущее, о котором все втихую мечтали, и прекрасное это будущее претворяется в жизнь у них на глазах. Они выглядели счастливыми, обнаружив, наконец, вещественное подтверждение загадочным периодам Закона, где вскользь, что было свойственно главному документу исступленных, упоминались женщины как непременная принадлежность единственно возможного способа продолжения человеческого рода, что, впрочем, в представлении исступленных было явлением совершенно необязательным и отчасти предосудительным. При этом вторая составляющая человечества без каких-либо доказательств провозглашалась его лучшей половиной.

Однако лучшая половина оказалась далеко не лучшей хотя бы потому, что настойчиво не давалась рассмотреть себя как следует – вблизи. Для любопытных наблюдателей они представлялись малоподвижными тенями с изможденными темными ликами, наполовину скрытыми крыльями капюшонов. Ходили, понурившись, перетекая медлительным бесшумным ручейком из одной аудитории в другую, непременно в сопровождении двух надзирательниц – старых строгих матрон в черных траурных хитонах, не спускавших с девушек настороженных глаз. После занятий их немедленно увозили и где-то прятали.

Адам, природным свойством которого было постоянное сопоставление жизненных и научных фактов, был озадачен и угнетен неизвестно откуда взявшимся внутренним напряжением, возникшим одновременно с мыслями о загадочных существах – девушках.

Начал он с того, что попытался сравнить их внешние антропометрические параметры со своими собственными. Однако никакой ясности не обрел, поскольку ничего общего, кроме прямохождения и одинакового числа подвижных членов, видимых при поверхностном наблюдении, не обнаружил. Что же касается внутреннего устройства их тел, функционального назначения отдельных органов, здесь оставалась полная неясность.

Размышлять дальше, основываясь только на предположениях, он не хотел. При таком недостатке информации существовал риск напрасной траты времени, если избранный путь исследования окажется ложным.

Он, например, не брался утверждать, что девушки теплокровны, не коснувшись их тел. Но как это сделать, если они всегда на расстоянии и подойти к ним вплотную невозможно? Для Адама не составляло труда дистанционно измерить температуру любого объекта. Но как вычленить из общего фона температуру собственно тела, наверное, небольшой массы, к тому же скрытого с головы до пят под чудовищным балахоном? Он не был уверен даже в том, излучают их тела теплоту или поглощают ее.

Тогда, обратившись к теории, он сконструировал и просчитал упрощенную термодинамическую модель человеческого тела, окруженного тепловым экраном некоторой поглощающей способности и теплоемкости. Присвоив материалу экрана приблизительные параметры, поскольку точными данными он не располагал, и скрупулезно выполнив расчет, Адам получил результат, который свидетельствовал, что девушки поглощают тепла больше, чем излучают, что означало непрерывный процесс накопления энергии, который рано или поздно должен был завершиться катастрофой.

Причиной досадной ошибки, вынужденно признал Адам, были недостоверные исходные данные. Оказалось, что он не знает многого из того, что необходимо знать точно. В частности, негде было взять подлинные тепловые параметры экрана. Наконец, он не знал, какова удельная теплоемкость тел девушек, такая же, как у него, или существенно отличается.

В конце концов он пришел к выводу, что задача решается однозначно, если измерения выполнить в три этапа. Сначала определить интегральное излучение из области пространства, где не менее минуты находится одна девушка. Затем через минуту к первой девушке присоединить вторую, наконец, спустя еще минуту, добавить третью. Методически такой прием выглядел безупречно. Аналогично решались задачи элементарной математики, когда число уравнений в результате несложных преобразований сводилось к числу неизвестных. Однако Адам, готовый осуществить столь замысловатое измерение, с трудом представлял себе, как организовать упорядоченное перемещение объектов, с которыми отсутствует прямая связь и которыми нельзя управлять.

Он вынужден был смириться с тем, что теоретически надежный план оказался пустышкой, и после недолгих раздумий отказался от него. Но духом не пал – он был терпелив и продолжал верить, что выход будет найден, нужно только думать и думать.

И тогда его осенило: начинать нужно с другого конца, признать, что параметры девичьих тел в точности соответствуют его собственным параметрам, а вес пропорционален росту. Принятые допущения упростили расчеты. Оставалось выполнить измерения. В лаборатории термодинамики был подходящий прибор, он помнил даже, где тот находится – в каком отсеке препараторской и на какой полке. Оставалось на время позаимствовать его под благовидным предлогом. Не беда, что придется присочинить, упрашивая строгого смотрителя. Он искренне верил, что задача науки состоит в том, чтобы отвечать на поставленные вопросы, самоотверженно преодолевая преграды на тернистом пути ученого. Так его натаскивали с младых ногтей, и так он привык думать. Впрочем, этому учили всех исступленных, не разбираясь, учатся они в университете или просто работают, не получив специального образования, кроме обязательной средней школы.

План исследования сложился, оставалось осуществить его.

После торжественной части и поспешного скомканного ужина в столовой, где каждому из выпускников поднесли по первому в их жизни бокалу пенистого напитка с горьковато-сладким вкусом, обильные газы которого остро ударили в нос, состоялась его встреча лицом к лицу с юной патрицианкой, заметно выделявшейся размашистой смелостью среди остальных студенток группы.

Она решительно, точно были они давно знакомы, подошла, назвала свое имя – Тея – и заявила с вызовом, заранее исключающим возражения, что выбрала его давно и навсегда. И следом обещала через неделю встретиться с ним еще раз на большее время после того, как ей поменяют кровь и сделают простую пластическую операцию.

Адам с ужасом смотрел на девушку, не умея скрыть отвращения. Встреча, продолжавшаяся всего несколько минут, показалась ему бесконечной. Он молчал, у него не было слов. Наконец пришло облегчение – девушка накинула капюшон, скрывший ее лицо и, не попрощавшись, явно обиженная, пошла прочь.

И только тогда Адам подумал, что не следовало так бесцеремонно отталкивать Тею. Нужно было попросить ее руку и по ней определить температуру тела. Он знал, что температуры тела и руки различаются на восемнадцать-двадцать градусов. Заодно можно было незаметно потеребить балахон, определив хотя бы приблизительно фактуру и плотность ткани. Растерявшись, ничего этого он не сделал.

В конце рабочего дня, прощаясь, куратор учебной группы остановил его и заговорил возвышенным тоном:

– Дорогой Адам, от всей души поздравляю тебя с важным событием в твоей личной жизни. Желаю тебе успехов на этом поприще.

– Спасибо, господин куратор, но вы упомянули об успехах в личной жизни. Что это означает? Объясните, пожалуйста.

– Только то, что тебе очень повезло. Сама Тея выбрала тебя в супруги. Помни: личная жизнь исступленного коротка…

– Но я ее не выбирал, – поспешил возразить Адам. – У меня и мыслей подобных не было…

– Да будет тебе, – с нескрываемой завистью выговорил куратор и продолжал вдохновенно: – Запомни, дочь господина Координатора выбирает сама – имеет право. К тому же всем известно, что в детстве вас обручили. Существует такой обычай. Не слышал?

– Что-то слышал… кажется, – сказал Адам растерянно. – Не помню…

– Прекрасный и очень древний обычай, – продолжал куратор и объяснил: – Так поступают, когда хотят прочно, на поколения связать два сильных рода. Ты напрасно делаешь вид, что ничего не помнишь. Стыдно, Адам, ведь тебе было тогда шесть лет. Мог ли ты забыть, что у тебя есть невеста? А вот Тея помнит и столько весен думает о тебе… Не понимаю, почему твои близкие не сочли нужным напоминать тебе время от времени об этом важном событии.

– Меня не спросили, когда затевали… обручение, – неуверенно выговорил Адам.

– Спрашивать тебя? Зачем? – возмутился куратор.

– Надеюсь, хотя бы теперь спросят – для порядка, – продолжал Адам упрямо. – Все-таки странно начинается моя взрослая жизнь – с лишения самостоятельности и свободы выбора. – Он включил все свои мыслительные способности, решив опереться на непререкаемый авторитет первоисточника. – И все-таки я верю, – сказал он вежливо, но твердо, – что мое право выбора жизненного пути остается за мной. В соответствии с четвертым пунктом восьмого раздела Закона. А то, что было давно, я буду рассматривать как игру, не больше того.

Куратор пропустил доводы Адама мимо ушей, продолжая с интересом рассматривать юношу. Он вынужден был наконец признать, что перед ним не зависимый подопечный, а взрослый и со вчерашнего дня совершенно самостоятельный исступленный, свободный от его опеки и перешедший под защиту Закона.

– О своем упрямстве, Адам, ты еще пожалеешь, – наконец произнес он жестко. – Очень пожалеешь.

Резко развернулся и пошел к выходу. Маленький, жалкий, уменьшающийся по мере удаления, но такой страшный человек, которого Адам к своему стыду всегда, с первых дней учебы до трепета опасался и от которого, сколько помнил себя, готов был в любой момент получить нагоняй.

Так завершился день странных открытий, в котором не нашлось места Герду, единственному его другу, и это обстоятельство огорчало.

Он давно не видел Герда. При последней встрече тот объяснил с непривычной серьезностью, что приступает к исполнению важного задания, говорить о котором ему запрещается, и что теперь какое-то время они будут видеться реже. Герду предстояло работать и жить во дворце Владетеля – единственная подробность, ставшая известной Адаму.

Вечером, вернувшись из университета, Тея рассказала отцу о встрече с женихом, не упустив особенно обидевших ее подробностей. Координатор выслушал дочь внимательно, задал несколько наводящих вопросов, свидетельствующих о том, что это происшествие основательно задело его и, прощаясь на ночь, попросил успокоиться и не расстраиваться по пустякам.

Оставшись один, он после краткого анализа холодно рассудил, что не допустит, чтобы какой-то безродный мальчишка пренебрег его дочерью и избежал наказания. Отныне Адам будет под постоянным надзором и непременно получит свое – по заслугам.