14

В течение двух недель, прошедших с вопиюще несправедливого наказания профессора Харта, Координатор ощущал себя неуверенно. Давили, лишали покоя смутные предчувствия, обострившиеся во время последней аудиенции. Он понимал, что определенно назревают, если уже не назрели, его личные проблемы, что его положение утратило прежнюю прочность. Владетель даже говорить с ним стал без должного внимания – необязательно, вскользь.

В результате долгих размышлений он вынужден был признаться самому себе, что остался один на один с опасностью, что предстоит борьба, что, как никогда остро, он нуждается в сторонниках – одному не устоять. Это означало, что нужны преданные люди, разделяющие его взгляды, и что искать этих людей следует в первую очередь среди молодежи.

Потому, переговорив с Клуппом, он решил обрести опору в лице этого незаурядного парня и первым делом назначить его на вакантную должность директора осиротевшего института психотроники взамен канувшего в небытие профессора Харта.

Эта должность была настолько высокой в технологической иерархии Острова, что назначение на нее Клуппа, предпринятое Координатором единолично, как говорится, на холодную голову, представляло собой откровенный вызов, не имевший прецедентов при последнем правлении. Правом на такое назначение обладал единственный человек – Владетель.

Координатор понимал, что самоуправство ему не сойдет с рук, что рано или поздно отвечать придется. Однако после расправы с Хартом что-то существенное надломилось в нем, пробудив острое, до того неведомое чувство протеста. Отныне, признавал он обреченно, во всех его мыслях и поступках обязательно, хочет он того или нет, будет присутствовать новая неожиданная составляющая – протест.

Несмотря на занятость, он всегда с самым пристальным вниманием относился к институту психотроники, понимая важность и перспективность работ, которые здесь выполнялись. Без предупреждения, как бы между делом, наведывался в лаборатории, подолгу беседовал с глазу на глаз с Хартом, нередко привлекая к этим беседам Клуппа, самого толкового из подручных директора. Внимательно, до поры не раскрываясь, наблюдал, как Харт все более определенно и настойчиво ставит Клуппа рядом с собой, опирается на него в важнейших своих начинаниях, открыто провозглашает молодого ученого самым подходящим преемником.

Координатор оценивал Клуппа интуитивно, не понимая сущности его достижений. Ему было ясно, что ученик Харта умен, осторожен, умеренно честолюбив. Подтверждением этих похвальных качеств явилось высказанное Клуппом сомнение в способности возглавить после учителя старейшее учреждение государства. Видно было, что невероятное возвышение по службе его не столько обрадовало, сколько насторожило.

Когда же Координатор потребовал объяснений, Клупп поведал смущенно, что его выдвижение на руководящую должность произошло не в очередь, вопреки существовавшему испокон порядку, нарушение которого обязательно приведет к неизбежной напряженности в отношениях с коллегами. По его разумению, на пост директора могли претендовать по крайней мере трое: первый заместитель директора Морт, шансы которого, впрочем, были невелики по причине преклонного возраста, главный специалист Стив и давний приятель Стива, руководитель отделения Лири, с которым Стив дружил, яростно соперничая в любимых видах спорта – прыжках в высоту и контактной игре в мяч.

Своими мыслями он поделился с Координатором и скоро сообразил, что тот осведомлен о существовании претендентов, сплоченных долгой совместной службой в некий кружок значимых управленцев. Для краткости они именовали себя топ-менеджерами, с удовольствием смакуя устаревший термин, давно не означавший ничего определенного. Известно было, что это понятие совершенно не переносил Харт. Координатор знал также, что на протяжении многих весен эти трое вертели делами института как хотели, управляя безликим персоналом среднего и низшего звена.

Сам профессор Харт, по общему мнению, не был дельным администратором, хотя в течение длительного времени занимал чисто административную должность. Поглощенный множеством теоретических изысканий, он не испытывал большой охоты оглядываться по сторонам и хотя бы иногда наводить порядок в своем хозяйстве. Он поступил проще: давно и всецело перепоручил административные обязанности заместителю Морту. А уж дойти до того, чтобы однажды поставить на место зарвавшихся топ-менеджеров, просто не отваживался. Реальная жизнь представлялась ему в невероятно усложненном виде, она с трудом проникала в его большую, совершенно лысую голову.

Последние весны Харт, кроме Клуппа, почти ни с кем из коллег не общался, считая их ограниченными и пустыми людьми, на которых не стоило тратить силы и время. Он презрительно именовал коллег непонятным ископаемым словом «погремушки».

Клуппа Харт искренно уважал, видя его единственным достойным преемником в недалеком будущем. Клупп представлялся ему земным до мозга костей при почти полном отсутствии амбиций.

Разумеется, Клупп держал в мыслях такой поворот собственной судьбы, но, зная, что впереди Харт, никогда всерьез не помышлял о рывке вверх как о чем-то достижимом и близком, полагаясь на естественный ход событий.

К тому же он отчетливо понимал, насколько опасен путь человека, выделенного по той или иной причине из среды подобных и равных, потому никакой радости от предстоящего возвышения не испытывал. Отказаться же от назначения Клупп не посмел. В ученой среде отказываться от высокой должности исстари считалось дурным тоном.

Он особенно заскучал после того, как телохранитель Координатора и одновременно его доверенное лицо вместе с лицензией на должность, ничего не объясняя, вручил ему связку ключей от опустевшего дома Харта. Тогда-то он окончательно осознал, что дело сделано и рассчитывать на возврат в исходную точку не приходится.

И все же, прежде чем принять столь высокое назначение, ему не терпелось узнать, не прояснилась ли подлинная причина, по которой так неожиданно оборвалась жизнь дорогого шефа.

Координатор подозревал, что судьба Харта не дает покоя Клуппу, что в его голове дозрели опасные вопросы. Потому, предвосхищая эти вопросы, он заранее мысленно сформулировал обстоятельную и довольно правдоподобную официальную версию и уже открыл было рот, чтобы изложить ее, как вдруг знакомо защемило под ложечкой от приблизившейся опасности в виде промелькнувшего в сознании острого профиля куратора Хрома. Он вовремя спохватился и промолчал. Клупп тоже смирил излишнюю любознательность и не стал задавать свой главный вопрос.

Скупо поздравив молодого человека с высоким назначением и выразив надежду на успешное и активное сотрудничество, Координатор внешне потерял к ученому интерес. Прощаясь, он все же пообещал, что в самом скором времени им предстоит встретиться для важной, обстоятельной беседы. Он пояснил, что встреча произойдет сразу же, как только Клупп примет дела, ознакомится с многочисленными исследованиями, которые ведутся в лабораториях института, выделит перспективные – их государство активно поддержит – и остановит или даже прикроет неактуальные.

Клупп был самостоятельным ученым, автором ряда отдельных прорывов в теоретических частностях, незаметно скомпоновавшихся в гармоничную теорию. Его работы по нелинейным преобразованиям, автоматическому декодированию и глубокому анализу сигналов головного мозга человека были широко известны в узких кругах ученых самого высокого уровня. Харт успел сделать его полным доктором, передав в личное ведение собственную лабораторию с вышколенным персоналом и первоклассным оборудованием.

Клупп никогда не забывал, что все значительное, что ему удалось сделать в науке, было предопределено Хартом, что он сам был порождением Харта и искренне гордился этим. Главные результаты его работ, воспринимавшиеся коллегами как откровения, были всего-навсего удачной материализацией путаных прорицаний и намеков учителя, щедро изливавшихся на голову внимательного ученика во время долгих вечерних бесед на открытой веранде дома Харта, ставшего теперь по наследству домом самого Клуппа.

Неожиданное исчезновение Харта решительно нарушило так ценимое Клуппом равновесие жизни. Особенно сильно это прискорбное событие сказалось на его работоспособности. Одновременно в нем зародилось и вскоре окрепло крамольное предположение о несправедливости сурового наказания, которому подвергся профессор. Но вопреки своим рассуждениям он упрямо продолжал верить в высшую справедливость и успокаивал себя тем, что в кабинете Владетеля произошло настолько серьезное рассогласование позиций спорщиков, что даже малейших надежд на мирный исход не осталось.

Вместе с тем он все еще пребывал в подготовительной поре жизни, так как до тридцати весен оставался холостяком, не помышляя в ближайшем будущем осчастливить своим пристальным вниманием какую-нибудь юную мисс. Он полагал, что вопрос женитьбы, скорее всего, никогда не будет решен положительно, так как был без остатка поглощен занятиями. Времени на отвлечения у него просто не оставалось. К тому же в одиночестве он был счастлив безусловно, как может быть счастлив расторопный молодой человек с незапятнанной репутацией и отлично работающей головой, всеми своими помыслами устремленный к вершинам науки и уникального опыта, не обремененный житейскими заботами и семьей.